Геннадий Ищенко - Мой новый мир 2
— А там этих проблем не будет?
— Тоже будут, — согласился он. — Но меньше. Беженцы не доставят нам хлопот здесь и помогут с освоением Омигрона. А у тебя появится возможность оставлять здесь только тех, кто тебе нужен. В-общем, смотри сам, я только предложил.
— Как ты думаешь, может, отдать все освоение Омигрона в руки Зартока? — спросил я.
— Хорошая мысль, — поддержал он. — Работа как раз для такого непоседы, как Олес. Он мне уже говорил, что на месте столичного главы скоро сдохнет от скуки.
После этого разговора в списке у меня остался один Пард.
— Приветствую главного чекиста, — пошутил я. — Что у тебя такого случилось, чтобы звонить с самого утра.
— Мне не до шуток, милорд, — угрюмо ответил он. — Я вас прошу подействовать на отца, чтобы провести церемонию не в Главном храме, а у нас! Хоть вы договорились со жрецами и Дар Лард не столько их Верховный, сколько ваш министр по делам религии, но я им по–прежнему не верю. Даже если не напакостят наши, это могут сделать те, кто приходили с вашим дядей. Ни одну сволочь так до сих пор и не нашли, и это тоже характеризует наших жрецов. Хоть Гордой и хитрый жук, но без их помощи мы бы его давно поймали. Из–за накопителей я за вас всех не очень переживаю, но у него–то никакого накопителя нет!
— Думаешь, я с ним на эту тему не говорил? Два раза уговаривал и больше не буду, потому что он мне это запретил! Единственное, что могу сделать, — это поговорить с Селди. Может, он послушает ее. А ты делай все возможное со своей стороны.
Вспомнив о просьбе жены, я еще связался с Эммой.
— Миледи, вы не заняты? Я хотел спросить, не привезли ли вам ящерицу, и когда можно подойти поговорить насчет завтрашнего мероприятия.
— Может, ты будешь называть меня по имени хотя бы при мысленном общении? — грустно сказала она. — Или мне отказаться от этого брака?
— Эмма, хватит выпендриваться! — рассердился я. — И так с вашей свадьбой голова идет кругом, а тут еще ты! Отец уперся с этой церемонией! Вот хочется ему, чтобы она была в Главном храме, и плевать он хотел на все мои доводы. А он единственный сай в Ольмингии, которому я ничего не могу приказать.
— Ты чего–то боишься?
— Боюсь, — признался я. — За него боюсь и за тебя, а жену туда вообще не пущу!
— Спасибо, — сказала она. — Понятно, чем вызвано твое беспокойство, но, по–моему, ты сильно преувеличиваешь опасность. И заговорщикам нужен ты, а не отец, им его убийство невыгодно, потому что ты получишь всю полноту власти.
— А то у меня ее нет сейчас! — проворчал я. — У меня все последние дни было как–то тяжело на сердце. Дела идут прекрасно, а тревога не отпускает. Вчера стало чуть лучше, а утром послушал Парда, и опять… Не верю я ни в какие предчувствия, но очень хочется зайти к отцу и стукнуть кулаком по его столику! Может, поговоришь ты?
— Попробую, — пообещала она. — Не потому, что чего–то боюсь, а только из–за тебя. Я, как и ты, не верю в предчувствия. А что ты спрашиваешь насчет ящерицы? Неужели интересно?
— А ты как думаешь? — спросил я. — Раз не успели применить магию к тварям, может быть, сможем применить ее к ящерам. Но, вообще–то, сейчас этим больше интересуется жена.
— Приходите через час, — сказала Эмма. — К этому времени ее должен принести Садгар.
— Идем гулять, — сказал я Адели, когда вернулся в спальню. — Я со всеми переговорил, а зверюшка будет только через час.
— Что–то ты какой–то нервный, — заметила она, надевая с моей помощью бронежилет.
— Отец уперся со своим храмом! — сердито сказал я. — Был бы стариком, я бы его упрямство понял: со стариками это бывает. Сейчас попросил на него подействовать Эмму, но не верю, что из этого что–нибудь выйдет. Он ее любит, но поступит по–своему. Учти, что тебя на этой церемонии не будет!
— Как скажешь, — неожиданно для меня покладисто согласилась Адель. — Удивляешься, что я тебя не упрашиваю?
— Есть немного, — сказал я. — Давай руку и пойдем. Говорить будем на ходу.
Мы с дружинниками спустились на первый этаж и вышли в парк.
— Я вижу, что ты последние дни стал очень неспокойным, — продолжила она. — Помощников у тебя теперь много, все прекрасно получается, и мне непонятно, в чем причина твоей тревоги. Но в чем бы она ни заключалась, я не хочу мотать тебе нервы. На твоего отца и Эмму я и во дворце насмотрюсь, а показываться с таким животом цвету столичного дворянства…
— Понятно, в чем главная причина, — рассмеялся я. — Слушай, ответь мне на один вопрос. Тебе лично жрецы нужны?
— Я не поняла… — растерялась жена. — Что значит лично?
— Я хотел узнать, ощутишь ты какое–нибудь неудобство, если они все вдруг исчезнут?
— До рождения ребенка они мне не нужны, — ответила она. — Ты же знаешь, что я в храмы не хожу. Последний раз бегала еще до нашей поездки на пляж. Знаешь для чего?
— Откуда мне знать, — сказал я то, что она хотела от меня услышать.
— У меня было два золотых, и один из них я отдала храму, чтобы пустили помолиться. Я подошла к алтарю и попросила бога, чтобы ты обратил на меня внимание. Ну и обо всем, что это внимание могло мне дать. О свадьбе я тогда не думала. Кто такая была я, и кто ты!
— Ты была прекрасной девушкой, а принц — идиотом. А я, когда попал в его тело, думал совсем о другом. Ты мне понравилась там на пляже, а в постели вообще… И я подумал, почему бы и нет? А позже, когда на нас наехали убийцы, и я тебя чуть не потерял, решил, что хрен им всем! Никому не отдам, потому что мое. Я как–то сразу понял, что ты — та самая, и что никого больше искать не нужно. Отец, который тогда для меня еще не был отцом, что–то говорил о северянах, а мне было плевать. Я ведь на Земле долго и придирчиво искал свою половину, а здесь нашел сразу.
— Это я тебя нашла! — засмеялась она. — И в поездку к вам напросилась, и тебя в воде домогалась и в кровать сама забралась, хотя ты сказал, что из–за смерти графини у нас ничего не будет. Если бы не одна настырная северянка, тебя, мой милый, уже давно не было бы на свете. А мы бы сейчас бежали от тварей так же, как бегут соседи.
— Когда–нибудь, если буду жив и еще останется золото, закажу из него твою статую! — пообещал я. — Поставим ее на площади перед дворцом и напишем, что это Адель Ольминская, которой все саи обязаны жизнью.
— Написанному никто не поверит, а статую ночью разломают на куски и растащат, — возразила она. — Золото лучше тратить на полезные дела, а мне нужна не чья–то благодарность, а твоя любовь. Вот рожу мальчишку и сразу начнем закладывать девочку. Хочешь дочь?
— Я от тебя хочу и сына, и дочь, и не по одному разу!
— Это на кого я буду похожа, если буду тебе раз за разом рожать детей? Живот обвиснет, груди тоже будут висеть, а ты меня поцелуешь, скажешь спасибо и пойдешь искать утех у кого–нибудь помоложе. Нет, два ребенка и хватит!
— Ладно, там будет видно. Ты сначала одного роди, может быть, войдешь во вкус.
— Сам бы рожал, я бы на тебя посмотрела, какой там вкус. Я, когда была маленькая, насмотрелась на рожающих женщин. Как они бедные кричат и заливаются слезами. Помню, прибежала к матери и говорю, что не хочу рожать, а хочу, как мужики туда–сюда… Как она тогда смеялась! Ладно, давай поворачивать обратно. Пока дойдем, уже можно будет идти к Эмме. Слушай, у тебя с ней точно ничего не было?
— А почему ты спрашиваешь? — ушел я от прямого ответа. — Есть основания сомневаться в моей верности?
— Просто я знаю, что она тебя любит, а Эмма, если чего–нибудь захочет, обязательно добьется.
— Я знаю о ее любви. Но в любви, малыш, важно, чтобы любили оба. Если бы она могла своего добиться, мы бы с тобой сейчас вдвоем не разгуливали, а она не готовилась бы к завтрашней церемонии. Но ты мне так и не ответила на вопрос.
— Насчет жрецов? Когда родится ребенок, жрец должен дать ему имя.
— Мы это можем сделать сами, — возразил я. — У нас это делают родители, и я не собираюсь отдавать это право никому из жрецов.
— Ну, раз мы уже женаты и сами назовем детей, то жрецы будут нужны не нам, а нашим детям, когда нас будут хоронить.
— Сая в последний путь провожают его друзья и близкие, а жрец только берет деньги за свое присутствие. Кому он нужен? У нас или хоронят сами, или в присутствии жреца, но его хотя бы заставляют отрабатывать заплаченные деньги. А свадьбы могут регистрировать власти.
— А к чему весь этот разговор? — спросила Адель. — Неужели хочешь избавиться от храмов?
— Пока не хочу, — ответил я. — Точнее, хочу, но не буду. Но если они захотят избавиться от меня, я отреагирую жестко.
— Совсем убирать нельзя, — с сожалением сказала она. — Вызовешь большое недовольство, особенно в деревнях. Если убирать, то нужно сразу кем–то заменять. И народ эту замену должен принять. Но мне непонятно твое беспокойство: ты же со жрецами нашел общий язык.
— Никто из бывших землян им не верит, — пояснил я. — Я стараюсь поверить, только плохо получается. Боюсь, что бродящий где–то в чужом теле Гордой ближе жреческой братии, чем десять таких принцев, как я, с их непонятными реформами и ломкой традиций. Саи очень консервативны, а жрецы в этом переплюнули всех остальных.
