Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Москва

— Шмель, сколько твоя «копейка» соляры жрала? — спросил я Мишку.

— Ну, если на пробег с часов пересчитать, то до ста восьмидесяти на сотню хавала, — ответил он, немного подумав. — Но двигун погребаный был, так литров сто тридцать, если новая.

— А бэтээр новый?

— Полтинник, что ли… — ответил он, задумчиво сморщившись. — Точно, полтинник, если новая восьмидесятка. А дальше уже по мере износа и сложности рельефа растёт. Можно и сотню тратить, было бы желание. А чего?

— Да вот на ВОП глянул и задумался: будут танки по дорогам кататься?

— Вряд ли, — решительно ответил он. — Не напасёшься на них. Бэтээр — самая круть будет, как я думаю. А вообще «бардаки» в цене должны быть, у них расход ненамного больше «шишиги». Или вот такие, гляди!

Он указал рукой вперёд, и я поначалу даже не понял, что за две машины стоят у обочины. Поначалу показалось, что старые БТР-40 кто-то вытащил со складов длительного хранения, но быстро эту мысль отвёл. Пятнистые угловатые машины выглядели современно — две оси, большие колёса, бронестёкла в бортах и впереди, коническая башня, но не с КПВТ, а со спаркой из «Утёса» и АГС-30. В кормовом листе распашные двери. Мы прокатили мимо, сопровождаемые взглядами стоящих рядом вооружённых людей в камуфляже.

— Это что?

— «Выстрелы», — сказал Мишка. — Новьё, только в серию пошли. Бронированные грузовики, считай, для погранвойск придумали и для «вованов», кажется. Идеальная машина для наших времен.

— Это почему? — полюбопытствовала Маша.

— Потому, что вся ходовая и движок — камазовские, а что не камазовское, то простой сваркой лечится, — ответил Шмель. — И жрёт, как тот же КамАЗ, ну, с грузом. Нормально, в общем. Кстати, что за войска там с ними были? Я что-то не понял ни разу.

Действительно, отвлеклись мы на машины, раз уж разговор о них шёл, но вояки, стоявшие там, выглядели необычно. Очень уж всё было на них новое и современное, да ещё и расцветка камуфляжа какая-то непривычная. Отличные броники, интегрированные с разгрузками, лёгкие шлемы с открытыми ушами, не стандартные армейские, даже новые, и — что удивило больше всего — у каждого на шлеме крепление под ночник, а уж это для нас роскошь непозволительная, так армия не жирует. Да и шевронов никаких привычных видно не было. Оружие же стандартное — новые «семьдесят четвёртые», все с подствольниками, у одного СВД-С заметил.

— А хрен его знает, — ответил я. — Никаких опознавательных знаков.

— Был какой-то, — подал голос Большой. — Только странный, вроде как секира в круге.

— Да этих знаков развели сейчас… — фыркнул Шмель. — У каждой части своё. У кого волк с кинжалом, у кого свинья с топором. Типа на страх врагам.

Как бы то ни было, но эти самые «войска» впечатлили. По мордам — явно не призывники, упакованы по самые уши, техника новенькая, по всему видать — как раз и есть та самая армия новоявленного местного «князя», о каком Пантелеев мне поведал. До них-то пока всё больше обычные военные попадались, а эти какие-то… специфические. Но связываться с такими неохота было бы, если честно. Впрочем, они на нас внимания обратили мало, да и то лишь постольку, что, кроме нас, никого вокруг не было.

До Медного добрались быстро. Первое, что заметили — очередной опорный пункт на развилке. Сделан был тоже на совесть — бетонные блоки, мешки, всё замотано «егозой» в несколько слоев, и даже навесы сверху сделали, чтобы наряд от дождя и солнца защищать. Была и вышка, сколоченная из серьёзного бруса, на которой топтались двое наблюдателей. В середине бетонного сооружения стояла БМП «копейка», такая, какие у нас в полку в своё время были, наставившая свою короткую пушку на дорогу. Службу несли и военные, и гражданские, и даже пара братков ошивалась. Интересная комбинация, видать, «представители всех слоёв населения» собрались.

С ходу проехать не удалось, остановили. Пересчитали людей в машинах, сами машины досмотрели, правда, зачем — я так и не понял, потому что десять одноразовых гранатомётов и два пулемёта даже поморщиться досматривавших не заставили. Для порядку, что ли? Затем каждому из нашей команды выписали одноразовый пропуск, записав в него время прибытия и дату. Ну ладно, порядок так порядок.

В селе, к удивлению и некоторой радости, было оживлённо. Люди ходили по улицам без особой опаски, не все даже вооружены были, ездили машины. Мертвяки, по всему видать, тут разгуляться не успели — или не добралась сюда эпидемия, или всё уже зачистили. На окраине обнаружился настоящий «лагерь перемещённых лиц» — собрание вагончиков и палаток, возле которых горели костры и на перевёрнутых ящиках сидели люди, вида всё больше или унылого, или праздного. Насколько я понял, это и был один из «Центров спасения» — типичный лагерь беженцев.

— Странно, что они до сих пор существуют, — сказал Большой, разглядывая людей за проволочным забором.

— Кто? — не понял я.

— Не «кто», а «что», — поправил он меня. — Лагеря эти самые. Больше месяца уже прошло с начала Катастрофы, тут дурному понятно, что бывшая жизнь назад не вернётся.

— И чего?

— Да пора бы уже людям приткнуться куда-то, — объяснил он. — Жилья бесхозного прорва, оружие просто раздают, можно начать работать уже, устраиваться как-то, а не в палатках халявы ждать.

— Ну старикам тем же куда деваться? — спросил я.

— А много ты там стариков видишь? Лично я — почти ни одного, — сказал Володя. — Думаю, что старики и не выжили особо, в городах остались. Посмотри внимательно, всё больше люди трудоспособного возраста, а выглядят, как французы под Москвой, в одеяла кутаются.

Я пригляделся внимательно и отдал должное наблюдательности Большого. Да, если судить по возрасту, то сидевшие за забором люди на стариков похожи не были. А вот на зачуханных неудачников — вполне. Грязная одежда, грязные руки, сжимавшие алюминиевые кружки, грязные лица, щетина… Как так? Прямо за забором от них налаживается какая-то жизнь, люди пытаются бороться за своё будущее, что-то строить, торговать друг с другом, защищаться, в конце концов, а эти… в глазах тоска и пустота, не будь у некоторых оружия за спиной или на плече, я бы их вообще за пленных или зэков принял.

— Кто чуханом родился, таким и скончается, — неожиданно оформил в афоризм мою мысль Шмель, до того момента молчавший. — Кстати, «бэтээров» на этих «беженцах» должна быть прорва. Потом лагерь надо будет сжигать со всем, что в нём есть.

— Это точно, — согласился я. — В такие времена в таких условиях жить — вша сожрёт до костей. Лучше уж в пустую деревню убегать или даже в палатку в лесу, подальше от этого всего.

Скученность и грязь, помноженные на тоску и отчаяние, словно самозарождают такую мерзость, как вши. Нас эта проблема не коснулась никак — сначала на дачках жили, в чистоте и с баней, потом переехали в «Пламя», в нормальные человеческие условия, где и помыться, и постираться, да и на самый крайний случай вошебойки найдутся. А вот оказаться в палаточном городке, да ещё неприспособленным городским людям, которые про педикулёз разве что в книжках читали…