Отблески солнца на остром клинке - Анастасия Орлова
— А всё такой же, — тихо сказал старец, и Верд не нашёл, что на это ответить. — Только драться стал лучше и шрамов прибавилось… А с ними — и ума.
— Разве ума добавляют шрамы?
— И они тоже. Но только тем, кто умеет думать. Наши шрамы — наш опыт. Бесполезны, если не делать из них выводов. Ты свои, думается мне, сделал. Я — тоже.
Верд неслышно вздохнул. Кажется, отец наирей неправильно его понял.
— Я не виниться пришёл, наставник. И не сожалеть о сделанном. Но мне жаль, если я подвёл вас.
Старец вновь незримо улыбнулся.
— Перед тобой стоял выбор: быть верным мне или Первовечному. Следовать дорогой, предуготовленной тебе людьми или богом. Ты смог это понять — отделить кажущееся верным от действительно верного, человеческое от божественного. Послушал свой арух, а не разум. Ты всё сделал правильно. А я где-то на своём пути всё-таки подменил истинное велением разума, и, если бы не ты, никогда бы сам в это не поверил. Но теперь вижу. Вижу, потому и не стану препятствовать новому закону цероса.
Отец наирей замолчал. Глаза его были по-прежнему закрыты, меж смуглых и сухих морщинистых пальцев медленно ползли чётки: одна бусина — одна молитва.
— Но и принять новые порядки как наирей я не смогу, — продолжил он. — Пришла пора мне уйти на покой. И подумать о том, на что вечно не хватало времени. Внимательнее послушать в себе голос Первовечного, а не собственное разуменье.
— Но кто же встанет во главе Варнармура?
— О, место не опустеет, брат Верд, такие места свободными не бывают! И сейчас его должен занять тот, на кого новый церос сможет полностью положиться, тот, кому Найрим-иссан сможет доверять, в ком найдёт и советника, и помощника. Я для этого не гожусь, я слишком стар, чтобы вершить такие перемены. Я слишком крепко врос в устоявшиеся традиции.
— Такой человек есть? Вы его знаете? — горячей, чем следовало, спросил Верд.
Отец наирей вновь улыбнулся.
— Кое-кого я церосу посоветовал. И он меня услышал. Наиреи брастеона оставляют после себя нескольких преемников, но утвердить кого-то из них во главе Варнармура может только церос, так что теперь всё в его руках. И да благословит Первовечный его на всех путях его. И тебя тоже да благословит, брат Верд, первый Йамаран во плоти. Прощай, мой мальчик. Теперь уж навсегда.
Старец наконец-то разомкнул веки и глянул на Верда пронзительно чистыми глазами, и у того словно отвалился от сердца кусок скалы, который он носил у себя в груди всё это время. Вот что ему было необходимо. Не прощение. А прощание.
* * *
— Какого Неименуемого?!
Верд физически почувствовал, как напряглась Тшера и как припустил её пульс, когда они вышли на тренировочную арену, и вместо Вассалов встретили там лишь нетерпеливое повизгивание гиелаков, запертых в невидимых с центра арены тёмных нишах, да скрежетание их зубов по прутьям решёток.
— Какого…
Волны её страха — почти паники — накатывали на него, словно кто-то бил его пыльным мешком по голове. Они стояли плечом к плечу, и в такой близости связь делалась невыносимо мощной, особенно с такими чувствами, которые терзали сейчас Тшеру. Она права: полноценно сражаться вместе они не смогут — в первую очередь из-за отношения друг к другу. Но сейчас слишком многое зависит от того, как они себя покажут. Слишком многое.
Верд мягко взял её за запястье, и молитвенные песни с кончиков его пальцев заструились по её татуировкам, разгоняя по крови обоих священное тепло.
«Мы справимся. С тобой два Йамарана и даже ещё один скимитар. У тебя свои глаза, у тебя и мои глаза тоже. А на галерее — не Астервейг. Мы справимся, и да поведёт нас Первовечный!»
Жилка на её запястье под его пальцами перестала колотиться столь заполошно; удушающие тиски, пережавшие горло обоих, ослабли. В глубине тёмных ниш по краю арены раздался скрип — открывались запоры гиелачьих клеток.
— Найрим знает о твоём поединке на финальных испытаниях. И о твоём страхе — тоже, — едва слышно сказал Верд.
— Испытывает, чего я сто́ю? — Голос дрогнул — то ли от ещё не улёгшегося страха, то ли от обиды.
— Нет, Тшера. Чего ты стоишь, он знает — и доверяет тебе, уверен в твоих силах. Иначе бы этого не сделал.
— Зачем тогда?
— Чтобы избавить тебя от этого страха, которому ты до сих пор позволяла хозяйничать в своей голове.
Лязгнули поднимающиеся решётки, зацокотали по каменному полу изогнутые когти; задышали с жадным хрипом раззявленные слюнявые пасти, полные острых зубов; засверкали, отражая свет, из темноты ниш маленькие оранжевые глазки. Тшера и Верд единым вдохом набрали в грудь побольше воздуха, единым движением развернулись спина к спине и взметнули оружие: она — Йамаран со скимитаром, он — глефу, встречая хлынувший на них яростный поток зубастых и когтистых буро-рыжих тел.
«Мы справимся».
* * *
— Ты знаешь, о чём она меня попросила? — Найрим посмотрел через письменный стол, за которым сидел, Верду в глаза, и тот мысленно отметил, насколько твёрже, взрослее и пронзительнее стал его взгляд за последние несколько недель. Если так и дальше пойдёт, смотреть он будет прямо как бывший отец Наирей.
— Я догадываюсь, — ответил Верд, учтиво склонив голову.
— Не считаешь, что она отрекается от тебя? Тем более, после такого ошеломительного боя с гиелаками — рукоплескали все, даже строгие скетхи.
— Она делает верный выбор. Мы оба служим церосу и своей стране, это служение выше… Превыше всего. Но связь между нами всё же останется, я думаю. Ослабнет, но, возникнув без ритуалов, ими не прервётся. Тшере о моих догадках лучше не знать. Обещаю: служению эта связь не помешает.
— Я тебе верю. — Найрим слегка кивнул, занося перо над лежащим перед ним свитком. — И ей ничего не скажу, просто проведём ритуалы. Я хочу, чтобы у Чёрных Вассалов было два наставника: Вассал и связанный с ним амарган. Но это позже, когда амарганов в Вассальстве станет больше. Пока же мне нужны два
