Василий Головачев - Одиночка
Только теперь Тарас вспомнил, что перед «падением плиты» на голову он действительно услышал негромкое слово, соответствующее японскому иероглифу «син» [19]. Он попытался пошевелиться и не смог. Мышцы не слушались, будто тело стало каменным и твердым, будто их парализовала неведомая сила. В отчаянии он крикнул внутрь себя: «Давай»! – напрягся изо всех сил, так что глаза застлала красная пелена, но добился лишь временной слепоты и темноты. Правда, блокаду мышц прорвать удалось, и он даже стал их чувствовать, но тело осталось рыхлым, как мешок с песком, и не хотело шевелиться.
– Вы очень способный ученик, – сказал Эдмонд Анатольевич с брезгливой гримасой. – Но так и останетесь Незавершенным. Антонина, девочка, закончи этот эксперимент, подойди к этому лоху поближе и выстрели. Покажи, как ты его любишь.
Тоня подошла к Тарасу, подняла пистолет.
«Тошка»! – крикнул он мысленно с ужасом и жалостью.
Палец Тони на курке дрогнул. В пустых глазах на мгновение появилась мысль… и понимание… тоска и боль… и любовь!
Она вдруг быстро поднесла пистолет к виску и выстрелила!
– Не-е-ет! – выговорил Тарас непослушными губами, заставляя себя сделать шаг, пытаясь выбить «болевик» из руки девушки.
Но было уже поздно!
Тоня слабо вскрикнула, широко раскрыла глаза, задохнулась от боли и словно погасла, опускаясь на пол. «Болевик» со стуком выпал из ее руки, стало тихо.
Все присутствующие в кабинете смотрели на нее с удивлением, проняло даже телохранителей Рыжайса, и даже он сам некоторое время не двигался, озадаченный случившимся. Затем качнул головой, глянул на Тараса:
– Какая незадача, Граф. Она предпочла пожертвовать собой! Как в кино прямо-таки. Что делает с людьми любовь, а? Может быть, поэтому нам никак и не удается справиться с вами? Но пора расставаться, дела, знаете ли. Прощайте, Граф, в этой жизни мы, наверное, уже не встретимся.
Он махнул рукой, приказывая телохранителям толкать коляску к выходу. Наставил на Тараса два пальца и коротко выбросил направленное точно в цель слово:
– Син!
С пальцев президента «Купола» сорвались тусклые сиреневые змейки энергии, вонзились в глаза Тарасу, и снова ему на голову упала «бетонная плита» прямого пси-воздействия, вышибая сознание. Однако за миг до этого он открыл мостик связи между сферами сознания и подсознания, и энергоудар просто перебросил «полюсы ума», загнал способность мыслить в спинной мозг. И все же удар был слишком силен. Он отнял последние силы, остановил сердце, оборвал дыхание, и Тарас безвольной куклой упал рядом с той, которую поклялся освободить любой ценой.
– Уберите их, – брезгливо сказал Эдмонд Анатольевич. – Ноги в бетон – и в озеро, чтоб не всплыли. Пойдемте, Генрих, посидим в ресторане, отметим это событие…
Глава 32
ЗА ПРЕДЕЛОМ
Голоса отдалились.
Тарас перестал слышать, видеть и чувствовать, затем вдруг очнулся от чьего-то взгляда, открыл глаза.
Он стоял по горло в ледяной воде, над которой колыхались струи серого тумана. А из глухой пелены над водой смотрел на него некто, чья кроткая, смиренная и вместе с тем необоримая сила пронизывала туман и воду и вливалась в замерзающее тело Тараса, согревая душу.
Что за глаза смотрели на него! В них раскрывалась великая глубина, светилось великое знание и бесконечная мудрость! Они видели все глубинные движения души Тараса, видели все его достоинства и слабости, видели, понимали и все прощали…
– Инфарх… – прошептал он.
– Нет еще, только образ в твоем «я», – прилетел мягкий, бархатный, сожалеющий и укоряющий голос. – Тебе дано видеть, а ты идешь, как слепой, ищешь там, где потеряли многие, поклоняешься идолам страсти и создаешь культы физического. Но ведь Путь воина – в другой стороне, в стороне безупречности.
– Что же мне делать?..
– Не советчики мы… Но когда отступать некуда, когда стоишь на пороге небытия и понимаешь, что достиг той грани, за которой ты или есть, или тебя нет, когда выбор один – жизнь или смерть, тогда на сцену выходит то, что ты собой представляешь. Что тебе ближе: ненависть, любовь, равнодушие, разрушение?
– Справедливость…
– Это не просто слово, это этическая категория, выстраданная твоими предками. Вдумайся: с-пра-вед-ливость… Жизнь во правде… Мы не уверены, что ты понимаешь этот закон правильно.
– Я пытаюсь…
– Иди до конца, Незавершенный, род поможет тебе…
Глаза того, кто разговаривал с Тарасом в пространстве его сознания, погасли. Туман повалил гуще, вода покрылась рябью и стала заливать рот и нос. Тарас напрягся, пытаясь выплыть, потом вспомнил слова незнакомца о помощи рода и… нырнул в глубины генетической памяти!
Он летел в струях света и тьмы, переплетавшихся между собой, ощущая их единение, борьбу и согласие, выныривал на берега каких-то невообразимых морей, спускался на вершины сверкающих гор и везде встречал людей – своих предков, передающих ему часть души, часть энергии, часть понимания мира и знание, которого ему не хватало.
Он осознавал себя внутри обычных людей, потом Перволюдей, потом Инсектов и Аморфов, также протягивающих ему руку помощи, и собирал, собирал, собирал себя по крупицам, впитывая информацию, поддержку, знания, любовь и доброжелательность тех, кто дал ему жизнь, и, наконец, восстановил полностью канал, соединяющий его с родом Горшиных, дающий ему возможность восстать, как Феникс из пепла…
Все закончилось вспышкой жемчужного света.
Он пришел в себя.
Его волокли за ноги двое парней в фиолетовых костюмах, зашли в просторный эллинг с корпусами яхт, швырнули на бетонный пол. Еще пара богатырей опустила рядом тело Тони. Несколько мгновений он смотрел на нее, пытаясь уловить стук сердца и увидеть сияние ауры, но не увидел. Девушка была мертва.
В груди родилось рычание.
Слуги Рыжайса, деловито выполнявшие приказ хозяина, с удивлением оглянулись. Один догадался вытащить пистолет-пулемет, но воспользоваться им не успел. Возникший в тишине эллинга вихрь вдруг подхватил гигантов одного за другим и с размаху расплющил о борта яхт и бетонные плиты пола.
Вихрь стих так же неожиданно, как и появился.
Тарас уронил руки, глядя на тела бандитов с отсутствующим выражением лица, опомнился и подбежал к телу Тони. Опустился на колени. Сказал глухо, одними губами:
– Прости…
Попытался восстановить работу сердца Тони, зная, что это бесполезно, но все же с минуту боролся со смертью, с пространством и временем, с самим собой. Сил не хватило. Тоня не ожила…
Душа напоминала выжженную пустыню, обдуваемую ветром тоски и одиночества. А перед внутренним взором стояла она, смущенная и счастливая, и загораживалась ладонью, еще не зная судьбы…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});