Д Димитрюк - Бремя лишних (За горизонт 2)

Так что, по части торговли горючкой, Москва и Рино живут душа в душу.

Конфедераты же берут топливо напрямую у Демидовских, так оно сильно дешевле.

Естественно Рино категорически против того, чтобы конфедераты торговали горючкой на их берегу Рио–Бланко.

На своем берегу — пожалуйста. А на нашем ни–ни.

Конфедератам подобный расклад не в тягость. Через переправу проходит жирный трафик, а следующим на запад переселенцам или торговым конвоям без разницы на каком берегу заправляться.

Впрочем, хитровыделанные мормоны и тут нашли лазейку.

Заправляться в Рино?

Дороговато.

Переправляться взад–назад через Рио–Бланко?

Накладно.

Но ведь если заехать на паром, ты уже не на берегу. И можно с чистой совестью заливаться под пробку из танков парома.

Рино скрипт зубами, но договор есть договор, и формально конфедераты его соблюдают. Рино может и рискнул бы на междусобойчик, дешевого пушечного мяса там хватает. Но конфедераты сами по себе серьезные ребята, а у них из–за плеча скромно выглядывают русские (читай демидовские), которым нужен стабильный сбыт нефтепродуктов и совсем не нужны торговые междусобойчики на ведущей к ним трассе.

На заправке по весьма гуманному курсу принимают к оплате топливные векселя, выданные мне зам. по тылу — конвой роты РА.

Так что заправились мы под пробку. Теоретически топлива должно хватить до Димидовска, и даже с не большим запасом. Но это теоретически.

За переправу с нас денег не взяли.

Заглаживая свой косяк, за нас рассчитался Рон. Даром что ли до переправы ехал?

18 число 04 месяц 17 год.

— Поезд мчится в чистом поле, — разглядывая ползущее по целине чудо эпохи угля и пара, со смесью иронии и удивления в голосе, Алиса процитировала известного русского поэта.

— Веселится и ликует весь народ, — продолжил я строки из стихотворения Некрасова.

Чудо действительно было чудным.

Чадя дымом из высокой трубы, шипя паром и лязгая механизмами, по целине катился паровой трактор. Причем катился хоть медленно, но чертовски уверенно, давя землю протектором цельнометаллических литых колес и оставляя за собой борозды вспаханного поля. Нормального такого поля, километр на километр в нем есть точно. И если меня не подводит зрение, это поле тут такое не одно.

За то время, что я нахожусь в этом Мире, я повидал всякого. Ветряки, газогенераторы, гужевая тяга, полудизеля, работающие почти на любой горючей жидкости, пароходы и даже паровые машины. Но локомобиль вижу впервые.

Тем временем здоровенный, как «Кировец», и тяжеленный, как каток, экспонат музея промышленной истории поравнялся с нами. Вблизи видно, что это никакой не новодел, экспонат и впрямь достоин музея.

Хотя и его коснулась рука хайтека, приделав инородные глаза фар и антенну радиостанции. А значит, где–то в недрах локомобиля спрятаны генератор и аккумулятор.

Сидящий за рулем паровика, косматый бородач в пропитанной потом рубахе приветливо помахал рукой нашему каравану и потянул какой–то рычаг.

Над пологими холмами протрубил паровой свисток.

Так мы не хуже можем.

— Заткнули уши! Сынок гудни–ка.

Установленный на шушпанцере тепловозный ревун басовито вторит своему ископаемому коллеге.

Недовольная Муха сердито рычит за сиденьями. Раздетый по пояс, перепачканный сажей вихрастый пацан, исполняющий на локомобиле обязанности кочегара, разгоняя гул в ушах, энергично затряс головой. Машинист парового трактора поковырял указательным в ухе, вытащил палец и, сжав кулак, отогнул большой палец. А морда при этом довольная–довольная.

Видимо не часто его в ответ приветствуют децибелом того же калибра.

Едва разминувшись с паровым трактором, уступая дорогу нашему конвою, на обочину съезжает запряжённая мощной лошадью, одноосная повозка, на резиновом ходу.

Дайте угадаю, что везут?

Что характерно угадал. В повозке кучка колотых дров и две бочки. Одна с водой. Вторая: то ли с торфом, то ли с бурым углем. Наверняка могу утверждать одно — не с антрацитом это точно.

Разминувшись с паровым трактором, выезжаем к мелководной речушке, на противоположном берегу которой, под присмотром до зубов вооруженного пастуха пасется солидных размеров стадо.

Проезжаем километр вдоль реки мимо недавно распаханных полей и облепленных стервятниками туш больших гиен и еще каких–то хищников помельче. А может и не хищников.

Человек пришел сюда всерьез и надолго. Пришел, как хозяин необъятной новой Родины. И реликтовой фауне, в особенности хищной, здесь теперь не место.

А вот и Форт–Джексон.

Словно сошедшие с рекламных плакатов ковбои в потертых джинсах, небритые, обгоревшие на солнце рэдники, суровый шериф из–под широкополой кожаной шляпы, блестящей стеклами солнцезащитных очков, наспех сколоченные неказистые дома, загоны для скота, красноватая пыль, едкий запах навоза, пота и самогона. Запах последнего особенно силен.

Минуем улицу в три дома и заезжаем на укатанную площадку перед местным культурно–досуговым центром, в простонародье именуемым салуном.

Украшенный рекламой какого–то американского пива, здоровенный прямоугольник шатра с припаркованным с торца домом на колесах. Точнее уже без колес.

Стальной каркас шатра то ли не довезли, то ли пустили на другие нужды. Заменив сталь, даже не досками, а толстыми, небрежно окоренными жердями. От того геометрия шатра не очень–то прямоугольная, а жерди жалобно скрипят от едва заметного ветерка.

Дабы не пойти ко дну в мокрый сезон, под шатром настелен пол. Тут уже доски не пожалели. Дополняет картину мощная барная стойка, большой телевизор, пара мощных колонок под потолком, куча разнокалиберной мебели разной степени износа.

Рядом с барной стойкой небольшая эстрада. Возле которой «скучают» три дамы весьма характерной внешности.

Судя по состоянию мебели, характерным пятнам на полу и ретушированным бланшем под глазом одной из «скучающих» дам, вечерний досуг Форте–Джексон протекает весьма бурно. Но подконтрольно — в крыше шатра и барной стойке отсутствуют характерные круглые дырочки.

Давящий на барабанные перепонки рокот дизеля наконец–то затихает.

Хорошо–то как.

Зато полуденный зной наваливается на неподвижную машину с удвоенной силой.

Рядом паркуются другие машины нашей поредевшей группы. Дымящий самокруткой Степаныч. Раскрасневшийся от жары Дядя Саша. Как всегда невозмутимый Олег. Утомлённая дорогой Ленка. Любопытно крутящий головой Итц*Лэ.