Последний Эсхатон - Спутник
Эмелис всё говорила, говорила, говорила… Говорила обо всём том, что накопилось в её чувствах, пока она была рабом Вечного сердце. Но теперь она свободна. Теперь она сама определяет своё существование, да и не воспользоваться свободной минуткой, и выговорится — дорогого стоит. Она упоминала и таких, казалось бы, незначительных личностей в этой истории, и всё равно ставила их заслуги наравне с заслугами других людей, участвовавших в путешествии девушки. Своего внимания удостоились и обманутый Империей детектив Лекос Сагенай, и Майор Зенит, и сын министра Четвертой станции Байрон Эрл, и многие, многие другие. Даже безымянным членам «Светлой гвардии» досталась своя минутка внимания.
Словом, Альма-матер и не хотела останавливать девушку речами о том, что всё это её уже известно, ведь она находится в контакте с чувствами и эмоциями Эмелис уже достаточно, чтобы понять, к кому и как девушка относится. Она слушала её, слушала, и слушала, но не осознавала её слов полностью, ведь была занята своими рассуждениями. Она была чем-то обеспокоена, пока Эмелис наконец не закончила свою последнюю исповедь, вдоволь выговорившись.
— Впрочем, я знаю, что ты о чем-то переживаешь, и поэтому слушаешь меня вполуха, — внезапно сказала Эмелис.
— Как ты… Ах, точно, мы ведь теперь эмоционально связаны. В общем, Эмелис, у меня для тебя есть новости.
— Да, что такое?
— Диссоциативность, видишь ли… не просто ограничитель для Вечного сердца, но и способ для его управления. Думаю, это звучит довольно логично, но мне показалось, что ты не понимаешь всех преимуществ нашей ситуации.
— Каких преимуществ?
Грани странно двигались.
— Мы можем создать новый мир, Эмелис Рейн. Вечное сердце — инструмент для трансформации Вселенной, но кроме трансформации одного тела в другое, оно способно и на создание совершенно новых тел. Если тебе интересно, ты бы могла стать богом своего собственного мира. Создать мир из пустоты, наделить его жизнью, вдохновить эту жизнь к развитию во имя добра и чести. Разве это не заслуженная тобой награда?
— Довольно мне божественности, — отрезала Эмелис.
— Быть может, если ты не хочешь созидать, то ты хочешь созерцать? Мы вместе создадим новый мир, дадим зачаток жизни, а затем будем наблюдать за его развитием и упадком издалека так, словно нас здесь и нет.
— Глупая затея. Что-нибудь обязательно случится не так. К чему же ты всё-таки клонишь?
Грани не переставали странно кружиться вокруг друг друга.
— Нет, Эмелис, ты просто представь, какой мир может возникнуть из нашего с тобой замысла. Рано или поздно тебе наскучит это черное ничто.
— Да, пожалуй, ты права. Но я боюсь играть в эту игру.
— Бояться нечего. Возможно, именно наши создания смогут отыскать ответы на те вопросы, которые не могли найти ни на моей, ни на твоей родине… Возможно, они даже смогут использовать Вечное сердце по своему назначению, дать реальности новый шанс и придать ей новую, иную форму.
Эмелис начала чувствовать неладное. В словах Альма-матер звучала нотка пессимизма. Она знала что-то, чего всё ещё не знала девушка, и умело скрывало это от неё.
— Поглоти три грани Вечного сердца. Внутри тебя они не соединятся, зато ты сможешь ими управлять, будто ты и сама есть Вечное сердце.
— Нам не хватит места для создания нового мира… пространство диссоциативности крайне мало.
— Я могу расширить это пространство, сделать во много раз больше…
— Альма-матер, признайся, что ты задумала?
— Я жажду найти ответ на мучащий меня вопрос. Ответ будет скрываться где-то в нашем с тобой мире, я это чувствую, я это знаю… и… Хорошо, я буду с тобой откровенна. Я знаю, что рано или поздно Постулат доберется и до нас с тобой, он наверняка уже уничтожил мою родную Вселенную, и до твоей Вселенной он не добрался только из-за того, что его ограничивало Вечное сердце. И нам обеим нужно быть готовыми к этому ужасному событию. Я клянусь, я говорю тебе правду. Я будто прозрела, и теперь вижу суть вещей такой, какая она есть. Если Постулат сможет заполучить три грани Вечного сердца, каждому телу, каждой душе и каждому осмыслению души и тела придется страдать целую Вечность, и даже больше.
— Неужели…
— Я хочу понести свою жертву. Своими последними силами я расширю диссоциативность до огромных масштабов, принесу себя в жертву, а ты поглотишь каждую грань по отдельности… На тебя вновь падет огромная ответственность, но с этим тебе необходимо смирится. Просто дай мне знак, и я начну процесс расширения диссоциативности. Это необходимо.
— Альма-матер?
— Да, Эмелис Рейн?
— Начинай.
***
Стоял теплый день. Вечнозеленые листья деревьев колыхались на ветру, приносили блаженство и небольшой, освежающий холодок. Царство Киники процветало и очень быстро стремилось к пику своего развития.
Шехина и Метатрон прогуливались по теплому саду с множеством цветов. Над их головами пролетали многочисленные птицы. В воздухе стояло спокойствие. Люди стремились к постоянному самопознанию и самоопределению.
Сидя на деревянной скамье, Шехина повернулась к мрачно стоящему рядом Метатрону. Его тело было искусственным, но роботом его назвать было нельзя. Он был настолько же робот, насколько сама Шехина была человеком.
— А знаешь, Трон, всё-таки я сомневаюсь, что нам осталось жить припеваючи ещё долго. Мне кажется, что когда-нибудь произойдет какое-нибудь ужасное событие, которое повлечет за собой падение нашего возвышенного царства, и вместе с ним падет любая жизнь. Не зря наша общая Праматерь поручила нам держать в сохранности эти артефакты.
Её голос был благозвучен. Метатрону всегда нравилось проводить время с ней именно из-за её звучного, певчего голоса. Да и их мать поручила ему вечно присматривать за ней, а иначе он бы просто стоял на месте, и ждал приказов, будто он действительно был роботом.
— Ты права, — настолько же мрачно ответил Метатрон, насколько мрачно сам и выглядел.
— Кавум тоже с нами согласен. Он ведь, вроде как, нынешний правитель Киники, и при этом всё равно не уверен в стабильности нашей родины. Из нас троих он был рожден немногим раньше нас, а значит он немногим и мудрее. Но даже этот фактор не дает ему полной уверенности в том, что всё останется на своих местах навечно. Разве тебя
