Роман Глушков - Грань бездны
Спор между нами и табуитами разгорелся нешуточный. Все мы упрямо стояли на своем, наотрез отказываясь признать доводы оппонента. Еще немного, и разгневанные нашей строптивостью монахи, вполне вероятно, схватились бы за оружие и заставили нас везти их в бой силой. Это желание явственно читалось на их лицах. Но присутствие Сандаварга, чье колебание свидетельствовало о том, что пока он на нашей стороне – стороне разума, – удерживало селадоров от этого шага.
В конце концов именно Убби предложил компромиссный план, который в той или иной степени устроил и нас, и табуитов.
– А ну хватит орать, загрызи вас пес! – рявкнул северянин, чем разом остудил пыл всех спорщиков. – Нечего рвать глотки раньше времени! Давайте сначала доберемся до окрестностей Гексатурма, спрячемся за какой-нибудь скалой, разведаем, что к чему, а уже потом решим, как нам быть. Кто-нибудь из вас… – Убби повернулся к монахам, – …знает неподалеку от крепости место, откуда мы могли бы незаметно наблюдать за битвой?
Селадоры переглянулись, после чего самый старший из них – кажется, его звали Левчев – утвердительно кивнул.
– На карте найдешь? – поинтересовался я.
Левчев ненадолго задумался, поскреб макушку и снова кивнул, правда уже не так уверенно.
– Тогда пошли на мостик, покажешь, куда ехать, – сказал я ему. – А остальных попрошу разойтись по боевым постам и пребывать начеку. Возможно, южане обнаружили у крепости наши следы и отрядили за нами в погоню какой-нибудь перехватчик. А то и не один. Адмирал Дирбонт и дон Балтазар наверняка в курсе, что мы находимся здесь, и явно захотят снова отбить у нас «Гольфстрим»… Мсье де Бодье! Возвращайтесь в моторный отсек и – малый вперед. А ты, Убби, тоже загляни-ка на минуту в рубку. Хотелось бы кое о чем с тобой посоветоваться…
Простоватый, не слишком сообразительный Левчев не производил на меня впечатления человека, сведущего в топографии и разведке. И тем не менее место, куда он нас привел, идеально подходило для нашей цели. Это была одинокая, выветренная скала, имеющая форму перевернутого и воткнутого в землю вверх подошвой ботинка. Она торчала далеко в стороне от разыгравшихся событий и не интересовала в стратегическом плане нападающего на Гексатурм агрессора. В то время как с ее плоской вершины можно было видеть все, что происходит у западной стены крепости. Разве что вести наблюдение приходилось лежа на камнях, так как стоя в полный рост мы могли быть ненароком замечены противником. Впрочем, чего не стерпишь ради шанса быть в курсе исторических событий. Тем паче когда они имеют непосредственное отношение к твоей дальнейшей судьбе.
Склоны скалы были отвесными, и взобраться на них обычным способом было практически нереально. Но мы, подъехав к ней с невидимой врагу стороны, поступили проще: подогнали бронекат таким образом, что его правый борт вошел аккурат под скальный козырек – мысок перевернутого «башмака». При этом мачта «Гольфстрима» очутилась так близко от козырька, что стало возможно перелезть на него с марсовой площадки. Что мы и проделали опять-таки всей компанией, кроме оставшегося на палубе де Бодье. После чего, расползшись по вершине возвышенности, смогли наконец-то увидеть картину происходящего во всех ее душераздирающих подробностях…
Прежде величие королевы Юга олицетворялось у меня с ее огромными танкерами-водовозами и рыскающей по Атлантике Кавалькадой. Первые были свидетельством безграничной доброты Владычицы Льдов, а вторая служила живым воплощением ее гнева и неотвратимого возмездия. Да и не я один, полагаю, так думал. Однако теперь, взглянув на эскадру адмирала Дирбонта и на то, что она вытворяет, я понял, что в действительности представляет собой символ южного могущества и ярости. Второй в мире после Аркис-Грандбоула с его цельнометаллической стеной оплот несокрушимости – Гексатурм – стонал под натиском штурмующей его механизированной армии.
Ничего подобного ни по размаху, ни по жестокости я в своей жизни еще не видывал. Зрелище было столь грандиозным, что даже видавший виды Сандаварг присвистнул от удивления и пожелал бронекатам адмирала Чарльза, чтобы их загрыз пес. Какого размера должен быть этот пес, Убби не уточнил, но вряд ли в Атлантике существовали подобные вакты. Разве только они сбегутся сюда со всего мира, дабы растерзать бронированную армаду скопом, но и то сомнительно, что она окажется им по зубам.
Как я и предполагал, вряд ли эскадра собралась здесь в полном составе, оставив без охраны переправы через Фолклендский разлом и подступы к антарктическим льдам. За без малого месяц, что миновал со дня нашего бегства из Великой Чаши, южане успели бы подтянуть сюда по накатанным гидромагистралям лишь те войска, какие базировались в восточной половине Атлантики. Их мы, судя по всему, перед собой и наблюдали. Также не исключено, что на подходе у Дирбонта были подкрепления. Но, по мне, он неплохо справлялся со своей задачей и с той армией, какая имелась у него сейчас в распоряжении.
Ее главной ударной силой служили пять чудовищных полуавтоматических дальнобоев, чье шасси не уступало по крепости и устойчивости шасси водоналивных танкеров. На широких палубах этих бронекатов были установлены орудия, напоминающие древний требушет: массивная станина, поддерживающая сорокаметровый метательный рычаг. На его коротком конце висел на толстых тросах противовес весом никак не меньше трехсот тонн. А на длинном конце – сплетенное из тех же тросов приспособление, напоминающее пращу Сандаварга, только способное метать глыбы величиной с контейнер Макферсона. Передвигалось и взводилось это орудие также танкерным ДБВ. А расстояние, на какое оно пускало снаряды, позволяло южанам педантично рушить крепость, почти не опасаясь ответного обстрела с ее стен.
Все махины выстроились в растянутую вдоль всей стены линию и составляли арьергард осадных порядков южан. Катапульту обслуживали две команды: стрелковая и заряжающая. В состав последней входило три строймастера – инженерных бронеката, что долбили на куски окрестные скалы, подвозили обломки к дальнобою и загружали те в пращу. От звука, который она издавала при стрельбе – лязг в сочетании с жутким воем, – у меня волосы на голове вставали дыбом. Или, вернее, они как встали, так больше и не ложились, ибо попросту не успевали это сделать. Четыре орудия работали не переставая и вразнобой, каждое – со скорострельностью примерно один выстрел в пять минут. Пятое в данный момент бездействовало. От усердной стрельбы на нем оборвалась праща, и обе его команды совместными усилиями торопливо прилаживали ее обратно к рычагу.
Даже находясь в стороне от поля битвы, я инстинктивно вжимал голову в плечи, когда очередная брошенная гигантским дальнобоем глыба врезалась в цель. Как же тогда ощущали себя под такой бомбардировкой монахи, которые не отсиживались в укрытиях, а отважно отстреливались из всего, из чего только могли? На стене и башнях было размещено множество баллестирад, а внутри крепости стояли похожие катапульты, только менее габаритные и не самоходные. Им приходилось наносить удары вслепую, по наводке наблюдателей, и швырять камни через стену в загодя пристрелянные квадраты, как только там оказывался неприятель. Дальность боя этих орудий регулировалась так же, как у вражеских исполинов: либо весом снаряда, либо длиной тросов пращи.
Имелись у адмирала Дирбонта дальнобои и поменьше. Именно они бросали на Гексатурм помимо простых снарядов более компактные и легкие, но и более разрушительные «би-джи»-бомбы. Эти бронекаты вели стрельбу, находясь уже в зоне поражения крепостных орудий. Поэтому, пока главная палубная катапульта перезаряжалась, капитан дальнобоя либо маневрировал, либо отступал на безопасное расстояние.
На легких и средних штурмовых бронекатах орудия являли собой уже не требушеты, а обычные баллестирады. Только размеры их луков достигали до десяти метров, и стреляли они уже не гарпунами, а пудовыми каменными ядрами. Легкие дальнобои несли на себе один вращающийся на турели ядромет, средние – два или три. На последних баллестирады располагались каждая на отдельном палубном уступе. С них орудийные расчеты поражали цели, не мешая друг другу. Правда, при этом возможностью кругового обстрела обладало лишь расположенное выше всех самое мощное орудие. Оно, как правило, било по крепости, когда дальнобой отступал и был повернут к ней кормой, а обе его вспомогательные катапульты перезаряжались.
Счесть точное количество «кусачей мелочи» южан мешали ее неустанное мельтешение и пыль, которую она при этом поднимала. Однако лишь неопытный наблюдатель мог подумать, что эти стрелки действуют хаотично. Нет, они подчинялись единой тактике: умудрялись не сталкиваться между собой в пылевой завесе и вели безостановочный огонь, отвлекаясь на передышку, мелкий ремонт и пополнение боеприпасов не более двух-трех машин зараз. Все указывало на то, что капитаны дальнобоев знают свое дело и имеют опыт работы в команде.
