Василий Головачев - Запрещенная реальность. Перезагрузка

– Ты успел разработать по этому делу бандлик? – хмыкнул Иван Терентьевич.

– Ну, бандликом назвать акцию трудно, однако цепочку сволочной связи и подстраховки чиновников, судейских и прокурорских органов Курса, оборвать нужно, чтобы другим неповадно было. Наказать эту молодую негодяйку, сбившую женщин и мальчишку, натуральную…, кстати, а также её мать – чиновницу, следователя, прокурора и судью.

– Что ты предлагаешь?

– Уничтожить джип младшей Шебанковой, подкинув чёрную метку. Подбросить в Сеть МВД компромат на старшую Шебанкову, он у меня уже собран. Поломать рёбра следователю и прокурору, подписавшему постановление об амнистии, и отрубить палец судье, который, точнее – которая уже не первое уголовное дело спускает на тормозах, посоветовав ей уволиться из судейского корпуса.

Парамонов исподлобья глянул на Матвея:

– И ты хочешь, чтобы он сделал это один?

– Почему один? Подсоединим орлов Вениамина, я помогу.

– Стоит ли начинать эти акции сейчас, до Схода мирового UnUn?

– А когда их надо начинать? Мир не изменится, человек тоже, властные структуры тем более, и коль уж мы начали работать по-серьёзному, надо работать. Что скажешь, Никифорович?

Котов помолчал. Матвей затаил дыхание, опустив голову как провинившийся школьник. Уши горели. От слов отца зависела если не его судьба, то результат дальнейших действий, а главное – путь этих действий.

– До Схода Комитета осталось всего две с половиной недели, – задумчиво заговорил Василий Никифорович. – Если верить словам Горшина. А не верить нет причин. Чтобы подготовиться к ликвидации этой вредоносной фауны, нам надо не меньше двух недель. Три-четыре дня можно работать по нашим прежним планам. – Котов‑старший поднял голову и посмотрел на Матвея в упор. – Потянешь?

Матвей сглотнул, сделал паузу, как это делал отец, поправил ворот рубашки, стараясь выглядеть обыденно.

– Ты считаешь, у меня нет выбора?

– У нас нет выбора, – уточнил Иван Терентьевич.

– Тогда я с вами, – сказал Матвей бесстрастно.

Самандар рассмеялся, встал, тряхнул его за плечо:

– Мне нравится этот парень.

– Пока он не делает ошибок, – ворчливо отозвался Котов‑старший.

– Не ошибается только тот, кто ничего не делает, – возразил Парамонов. – Просто пусть помнит, что цена ошибки в наших делах может стоить ему жизни. Да и нам тоже.

Матвей сжал зубы:

– Если вы мне не верите…

Иван Терентьевич тоже встал, наклонился к нему:

– Если бы мы тебе не верили, этого разговора не было бы. Ты принял решение?

– Да! – выговорил Матвей занемевшими губами.

Глава 3

Чёрная метка

Алевтина Арнольдовна Шебанкова привыкла жить за чужой счёт с момента окончания элитной школы-гимназии № 95 в Курске. Мать Алевтины Римма Самойловна разошлась с её отцом, когда девочке исполнилось двенадцать лет, и вышла замуж за известного в городе бизнесмена Каспарова, возглавлявшего местную администрацию и устроившего туда же свою жену, ставшую сначала начальником отдела ЖКХ, а потом председателем избиркома.

В элитную гимназию Алевтину без конкурса устроил родной отец. В институт развития предпринимательства, и тоже без конкурса, – отчим.

Однако закончив институт, девушка, успевшая проявить себя «светской львицей», работать не пошла, вышла замуж, родила мальчика, развелась и, получив квартиру в центре Курска, на улице Ленина, ударилась во все тяжкие, меняя партнёров как перчатки.

Случались неприятности, в том числе – кража, употребление наркотиков, участие в гейпарадах с избиением несогласных, драки в ресторанах, но все приводы Алевтины в полицию заканчивались одинаково: мать звонила кому следует, и дочь отпускали.

Затем весной она сбила на шикарном «Порше Кайенн» двух женщин с ребёнком, получила срок, но, выпущенная под залог в миллион рублей (основание – неработающая, с маленьким ребёнком), угодила под амнистию и зажила прежней жизнью, не выразив даже слова сочувствия семье погибших.

В дождливый вечер 8 октября Алевтина с подругой Ираидой, такой же оторвой, как она сама, поехала в ресторан «Дот» на окраине Курска, прославившийся дороговизной и почти ежевечерними разборками молодёжных банд. Поставила джип на стоянку у левого крыла ресторана, построенного в стиле долговременной огневой точки времён Великой Отечественной войны, и проследовала ко входу в «Дот».

В этот момент и подъехал к ресторану кроссовер «Хонда BR-V» вишнёвого цвета, в салоне которого находились Матвей, Вениамин Соколов и двое крепких парней из его команды.

Из Москвы они выехали в шесть часов вечера, в Курск приехали в начале девятого, сменили номера, дождались сообщения от местных наблюдателей группы сопровождения и поехали к ресторану «Дот».

– Осмотритесь, – сказал командир оперативно-разыскной бригады «Стопкрима», вылезая из машины первым.

Парни вылезли следом, но остались у машины. Соколов и Матвей направились к ресторану. Оба были загримированы: худой, болезненного вида Вениамин стал брюнетом с шапкой вьющихся волос, Матвей – блондином с усиками.

Ресторан был разделён на зоны – ВИП и эконом-класса. Причём в ВИП-зале проводило время гораздо больше гуляющей молодёжи, которую трудно было назвать «золотой», несмотря на их высокопоставленных предков, чем в экономзале.

Разумеется, Алевтина Шебанкова «тусила» в компании таких же, как она, отморозков в ВИП-зоне, оборудованной кабинками на два, четыре и шесть мест. Компания в составе пятерых молодых людей и двух девушек заняла самую большую кабинку, а поскольку мест было всего шесть, девушки, одетые, а точнее, раздетые по моде «фри-бикини», восседали на коленях парней, не менее безвкусно одетых, с кричащими тату и причёсками под «стадо павианов».

Матвей никогда не относил себя к «золотой молодёжи», несмотря на семейный достаток и связи отца, и не увлекался молодёжными тусовками, хотя друзья у него были, и все вместе они встречались в середине февраля – в Брянске, где жил душа компании Лёха Шилов, и в середине августа – в подмосковном пансионате «Ягодные места». Но эти встречи проходили без каких-либо эксцессов и криков, весело, но не чересчур, тихо и почти камерно: даже старинные романсы и русские песни советского периода пели без бравурной лихости, хотя и увлечённо, насколько позволяли вокальные данные. Теперь же, глядя на гульбу другой компании, отвязной и хамской, ведущей себя как в хлеву, не обращавшей внимания на других посетителей ресторана, Матвей поймал себя на мысли, что, во‑первых, дети высокопоставленных чиновников, за редчайшим исключением, всегда и везде ведут себя как наглецы и хамы, уверенные в своей безнаказанности. Во‑вторых, ему вдруг захотелось одним движением бровей заколдовать этих безмозглых отморозков так, чтобы они никогда не вели себя беспардонно в общественных местах. Желание было таким сильным, что он даже испугался, отмахнувшись пальцем возле уха как от нечистой силы.