База 211 НОВЫЙ ГИПЕРИОН - Кир Неизвестный
Доктор быстрым шагом вышел из операционной, а вместо него, заколыхавшаяся тень в углу, сформировала фигуру, затем трансформировавшаяся в Сестру Милосердия, вокруг неё уже началь реакция старения и ветшания, и первые рыжие струпья, оторвавшись, словно осенью листья, полетели, качаясь, вниз. Безликая держала в руках тот самый шприц с желтым, светящийся неоном, мутагеном. Прививкой «ЭТО» Андрей так и не мог назвать. Рваными движениями, делимые на длинные паузы, когда казалось, что женская фигура превращалась в статую, Сестра подошла к нему, подняла худую, Андрей только сейчас это разглядел, прожженную лепрой и испускающая туман тлена, костлявую руку, положила на его предплечье. Бесцеремонно прощупала кожу, нашла вены и вонзила толстую иглу, тут же вливая в него желтый яд.
Действие началось мгновенно – в голове, словно снаряды крупнокалиберного миномета, взрывались вспышки ярко красного цвета, и почти сразу появился мужской голос, призывающий к мести, к убийству!
- Ганс. Ганс! Очнись! – Его словно ударили пощечиной, заставляя сфокусироваться на словах. Но, как странно – он не видел говорящего. Покрутил головой в поисках, но вокруг никого не было. – Ганс! Ганс! – Голос был совсем рядом. – Ханну убили! Ты слышишь? Ты меня слышишь! Они убили её!
Андрей завертел головой в поисках голоса, но снова не увидел никого. Рядом никого не было, но был этот голос.
- Кто…. Кто?
- Ганс! Они убили Ханну! Убили твою жену!
- Где ты! – Крикнул он теперь уже в пустой операционной, но звук его голоса тут же сожрала ватная непроходимость вдруг уплотнившегося воздуха. Словно в комнату налили вязкого геля, и теперь звука не могло существовать, акцентируя все его внимание на слова говорившего.
- Ганс! – Голос был отчетливым, убедительным. – Её убили! Коммунисты убили! Ты слышишь! Её расстреляли на глазах у всех!
- Ты где? – Чувствуя набирающеюся, словно неудержимый прилив, силу в мышцах. – Ты где! – Зарычал он.
- Ганс! Её расстреляли! Но, сначала пытали! С неё. Ганс, ты слышишь! С неё живьём сдирали кожу, а после пытали огнем! Ганс, её пытали!
- Ааа! – Заорал он, и где-то глубоко, в подкорковой части, он видел её. Видел свою жену. Ханну. Хрупкую, нежную, дарящую тепло и совершенную любовь. Беззаветно любящая его. Ганса. И её руки. Эти невероятные белые, нежные маленькие ладони. Мягкие. Трогающие его лицо, запоминающие складки, улыбку, волосы на вихрастой челке. И её глаза. Её голубые глаза. Наполненные влагой, светящиеся. Смотрящие на него. В него. Словно говорившие – я твоя, а ты мой.
- Ханна! Ханна! Нет! Ханна!
- Ганс! Ты слышишь? Ганс, они убили Ханну! Ганс….
Он не слышал – его терзала ненависть изнутри, а тело, разрываемое невероятной энергией, деформировалось углами и буграми. Дыбилось мутацией.
- Ааа! – Он не чувствовал боли преображения, в нем все горело жаждой мести. Жаждой убийств.
В голове появилась картинка – маленькая девочка в простом платье ломала руки в локтях, призывала его услышать её. Умаляла. Но её голоса он не слышал. Вместо него призывали Ганса мстить и убивать. Но потом, словно бы она продралась сквозь колючий кустарник, проникла знакомыми нотками, и он узнал:
- Папа, папочка! Я люблю тебя! Папа, не бросай меня! Папа, папа! – Это была ЕГО Лиза, его доченька. Лизонька, которая…. Которую он потерял. Не уследил! Когда тот автомобиль!
Андрей больше не чувствовал себя одним целым, он был множеством, таким же безграничным, как космос, вселенная. И столько же было в нем сил! Ремни, сдерживающие его напор, больше не могли сопротивляться, лопнули, словно были тонкими нитками. Первой жертвой стала Сестра Милосердия, что вколола в него яд! Безликую он швырнул с такой силой, что та, врезавшись в металлическую стену, брызнула грязно - красным, словно в ней была уже не кровь, а некая студенистастая жидкость. Так и застыла там, не прерываемая дерганными, рваными движениями. Умерла или нет – ему было не интересно. Его горизонт горел желтым пламенем и яростью. А Лиза все еще заламывая руку в локтях, кричала ему его заветное «Папа»!
В ярости он переворачивал медицинскую мебель, стол, стойки, умывальник, все то, что можно было сломать. Андрей увидел дверь, вышиб её металлическую, запертую, и та, словно была картонной, слетела с петель, разбилась в исковерканный кусок и застыла возле близкой стены. Выскочил в коридор, в котором мигал красный свет, и вой сирен прерывался бесстрастным голосом автоиформатора:
-Протокол Берсеркер активирован. Версия 2.22. Прошу персонал станции проследовать в эвакуационные залы. Остальным воспользоваться индивидуальными наборами и четко следовать инструкциям.
Бросился по коридору, не пытаясь никого спасти. Ему нужно было найти Лизу. Его Лизу! Он теперь точно знал, что она тут, на базе, жива! И все время была тут, ждала его! А он не знал этого, не знал, что она жива. И никогда! Никогда она не умирала!
Ему путь перегородила тень. Андрей не хотел отвлекаться, задерживаться тут, но что-то в в ней привлекло его внимание. Он пригляделся – тенью оказался Ульман. Тот самый, что так бездарно погиб в той лаборатории. И он как будто внезапно подрос, примерно так на полметра вверх и еще настолько же вширь. Да и вроде в мускулатуре прибавил. В руках держал два огромных молота. На голом торсе пока еще чистый кожаный фартук. И еще что-то. Чего-то не хватало Ульману. Андрей пригляделся – у мертвеца был грубый шрам черным кожаным ремешком, в том месте, куда ударил бумеранг, и такой же чудовищный шрам на губах, а еще колючая проволока, в два ряда опоясывающая его голову. «Хотя это было лишним – Ульман и так был не особо разговорчивым». - Про себя подумал Андрей. Мертвец принял боевую стойку, выставив вперед мощные молоты, а потом, больше не ожидая, бросился вперед.
-Папа! Папочка! Ты самый лучший и самый сильный! Папа! Я люблю тебя! Пожалуйста, папа прейди за мной, забери меня!
Ульман остался лежать на полу. Что умерло, должно оставаться мертвым. Когда он уходит с места схватки, к Ульману сползались Сестры Милосердия. Только теперь у них были пустые шприцы, видимо решили высосать не оправдавшего надежды мертвеца.
-Протокол Берсеркер активирован. Версия 2.22. Прошу персонал станции проследовать в эвакуационные…. – Продолжали вещать скрытые динамики, сирена надрывалась истошным воем, красный свет не давал ровных теней. Но вдруг резко все закончилось, дали дневной свет, а в динамиках, прерываемый хрипами и треском раздался веселый,
