Постигая прошлое (СИ) - Александр Кормильцев
— Понял-таки, крестничек. — В его голосе слышались насмешливые нотки, но, лично для меня, ничего смешного в открывшейся правде не было.
Глава 5
Левый берег продолжал полниться горловым урчанием и криками чудовищ. По воде эти звуки разносились на приличное расстояние, приманивая других тварей, находящихся неподалеку.
Хотя, о чём я говорю?! Зачем им прислушиваться, если прямо посреди реки, на вытянутом островке, расположился живой магнит для одержимых. Непонятно каким органом чувств они безошибочно определяют мое местоположение, но то, что эта чуйка работает у них исправно и на многие километры, несомненно.
По этой же причине правый берег, всего час с лишним назад очищенный нами от тварей, вновь оказался ими занят. Правда, недолго. Всего лишь два жалких бегуна, но крестный не стал позволять им безнаказанно разгуливать поблизости. Он потратил ровно две стрелы. По одной в каждую урчащую голову. С расстояния в пятьдесят метров. Стрельба, достойная аплодисментов и оваций.
Но настроения, чтобы аплодировать и с одобрением поднимать вверх большой палец, не было. С настроением дело вообще было швах. После открывшейся истины, переполнявшая душу радость от встречи с бородокосым, от добрых вестей и приятно потяжелевшего желудка истаяла, словно остатки хорошего сна, уступившие место суровой действительности с первыми лучами солнца.
Ладно хоть крестный не стал настаивать на моем участии в очередной акции геноцида. Даже вскрывать затылочные наросты тварей сам поплыл, оставив крестника в одиночестве, наедине со своими мыслями.
За это ему большое спасибо, именно этого мне сейчас и не хватало.
Страшная правда ударила в голову тяжелым, наполненным чугунными чушками, мешком, убивая и лишив способности мыслить. Поначалу вообще не мог привести разум в порядок. Мысли метались внутри черепной коробки, словно стая сумасшедших пчел. Руководили ими исключительно покатившиеся вразнос эмоции и вернуть обратно власть над собственным разумом долго не получалось.
Перед глазами вставали картины из такого долгого и, преимущественно, мрачного вчера. Раздавленный кусачем парнишка, доспех и арбалет которого не раз выручали меня в трудную минуту. Осиротевшая маленькая девочка, плачущая на руках, пытающейся успокоить её, Настасьи. Дед Василий, с разорванным боком и он же, доживающий последние свои мгновения рядом с темной сферой. Суличник Феофан, убитый огромным волотом. Все эти трагические события и остальные, свидетелем которых мне не случилось быть, все они, так или иначе, на моей совести.
Сердобольные люди, подобравшие обессилевшего и замерзающего незнакомца. Откуда им было знать, что этот самый незнакомец одним своим присутствием навлечет беду на их дома, подвергнет смертельной опасности их родных и близких. Тем более он и сам не спешил делиться с приютившими его людьми своим секретом.
Скольким жителям поселка не удалось пережить нашествие одержимых?! По моим подсчётам, не меньше двадцати. Именно такую цену им пришлось заплатить за человечность и сострадание.
Лучше было бы патрулирующим окрестности реки дозорным, в тот злополучный момент, пройти мимо выбравшегося на берег человека. Не тащить его, бездыханного, в родной поселок, не отогревать, не кормить, не отпаивать живцом. Лучше всего было бы взять топорик и тюкнуть как следует по темечку незнакомого субъекта, расположившегося в непосредственной близости от поселка. Тогда бы и нашествия не было и люди в живых остались и не пришлось бы уцелевшим погибших оплакивать.
Неизвестно, сколько времени продолжалось бы мое самобичевание, если бы вернувшийся бородокосый не прервал его хлопком по плечу и словами.
— Хорош горевать, крестничек. Нечего вину с чужих плеч на свои тянуть.
— Так вина то и впрямь на мне! — не сразу ответил я, чувствуя горечь в выходящих наружу словах. — Твари по мою душу в посёлок заявились!
— По твою, не по твою, чаво о том болтать-то?! Ты про отметину не помнил и незнал! — хмуро парировал крестный. — Я вот тожить не сберег людей, но топица не сбираюсь и крест на себе не ставлю! Потому как энто и моя, и твоя и старейшины вина тожить! Я ему так и сказывал на сходе, как воротилися! Што он почитай всех воев увел на промысел, хотя мы с Тайкой его отговорить пыталися. Негоже родной дом без толковой защиты оставлять. Но не услышал он тех советов. Да и как слушать, коли не было у нас сильных одержимых уже с год как. Токмо Тайка чуйкой своею што-то там учуяла, да не могла толком о том сказывать. А старейшина решил, што у них на промысле беда будет, потому и усилил дружину вдвое обычного. Вот и рассуди, чья тут вина-то?
Сказать мне было нечего. Ответственность, словами бородокосого разделенная на несколько частей, сделала давивший душу груз и впрямь немного полегче. Но до конца все равно не отпустила. Да и возможно ли полностью смириться со столь страшной истиной?! Думаю, что нет. Вина день за днем и год за годом будет следовать рядом, словно призрак, от которого нет спасения. Так что на прозвучавшую поясняющую речь лишь вяло покивал.
— Вот и ладненько! С энтим, значица, решили. Теперича давай о прочем потолкуем. — в словах бородокосого должно было звучать спокойное удовлетворение, но слышалась лишь неясная тревога. Хотя, если учесть взгляд, устремленный на лежащий рядом с прочей экипировкой меч, причина этой тревоги становилась вполне себе ясной. Крестный весь день смотрел на подаренный мне клинок так, словно тот в любой момент мог превратиться в ядовитую змею.
— Ты про меч что-ли?! Так я и сам давно хотел спросить, как его из ножен вытащить. Там секретный замок какой-то?
— Так и не вытащил, значица. Не распознал. И я не поспел об том тебе сказать. Да и не хотел вот так, посередь боя о том толковать. Думал, как одержимых одолеем, тама уж все расскажу, да покажу. А оно вона как все повернулося! Ну энто и к лучшему, пожалуй. И для чего вся энта котовасия?! Уж почитай семь лет минуло и тут ты появился. Я тебя сразу признал. Но беспамятный, не помнишь ничаго. А она об том не сказывала…
— Да какие семь лет? Кто эта она? Дядь Прохор, ты про что вообще? — глядя, как бородокосый задумчиво рассуждает вслух, неотрывно глядя на меч, я не сдержался и выпалил эти вопросы, постепенно повышая голос, чтобы отвлечь его от воспоминаний.
Крестный не ответил. Кряхтя, потянул из-за пазухи что-то, тщательно завернутое в тряпицу, развернул.
Внутри оказалась лишь одна вещь — небольшой белый прямоугольник, сантиметров десять в длину и семь-восемь в ширину. С первого взгляда вещица поразила своей ослепительной белизной и какой-то чрезмерной для этого времени точностью линий. На