Кристофер Раули - Черный корабль
— Вот это да… Насколько я понимаю, это насутитермес кемпэ. Солдаты совершенно слепы. Они выплевывают во врага клейкие капли, а потом разгрызают его на части. — Он склонился к стеклу и рассмотрел длинный тоннель, уводящий в палаты королевы и ниши с яйцами.
Конечно, этот термитник — микроскопическое сооружение по сравнению даже с едва зародившимся хитиновым гнездом, но ведь и сами термиты намного мельче хитинов. У хитинов выработалась самая совершенная в мире насекомых дыхательная система с крошечными клапанами. Поэтому они более приспособлены к жизни и вырастают до таких крупных размеров.
— Конечно, биосистема на Фенрилле не вполне натурального происхождения, — произнес он задумчиво. — Мы подозреваем, что многие из видов возникли за пределами Фенрилля. О хитинах мы это знаем точно. Предстоит проделать огромную работу хотя бы для того, чтобы выяснить, какие виды привнесены извне.
Он повернулся к термитнику.
— Насекомые с примитивным общественным устройством — что может быть интереснее? Здесь все определяет функция размножения.
Чи Линь Вей изобразила на своем лице интерес.
— А разве это не относится ко всем насекомым, живущим в коллективе?
— Хитинам это присуще в меньшей степени, потому что по завершении ранней стадии развития визировая масса берет на себя руководство гнездом. Принято считать, что визири развились из класса стерильных трутней, но никто не берется утверждать этого наверняка.
— Значит, хитины смотрели бы на термитов сверху вниз?
— Возможно, — рассмеялся он. — Либо они воспринимают их так же, как мы — людей первобытного общества, живущего охотой и собирательством. Нет, все-таки уместнее сравнить их с феями и эльфами из мифического прошлого, как они представляются потомкам некогда цветущей, а теперь безнадежно выродившейся цивилизации.
Она удивленно вскинула брови. Интересно, а как Чоузен воспринимает свое маленькое и экзотическое горное племя, ведущее свое происхождение от ранних говорящих хитинов? До сих пор он распространялся лишь о рыбах и насекомых.
Стюард принес бренди. Чоузен выпил его залпом, и приятное тепло распространилось по всему телу. Почувствовав прилив сил, он, неуклюже вставляя слайды в проектор, продолжил вдохновенный рассказ о многообразии земной флоры и фауны. Чи Линь Вей уселась рядом, еще больше распаляя его красноречие мягким, мелодичным голосом и ласковым взглядом. После бренди молодой лектор стал особенно экспансивен.
Как много еще предстоит сделать! Даже на работу с микроскопом уйдет как минимум десятилетие! Но он не остановится на полпути, он обязательно вернется и начнет исследования с того места, на котором их так неожиданно прервали. Воинская служба — досадная, но все-таки временная помеха.
В какой-то момент Чоузен вдруг понял, что с бренди покончено, да и сам он тоже готов. Он едва стоял на ногах. Неестественное, маниакальное возбуждение прошло, и он погрузился в угрюмое состояние перепившего человека.
— Мммм.., мне бы где-то примоститься… С этими словами он рухнул на розовое шелковое покрывало возле Чи Линь Вей.
— Очень удачная мысль, — согласилась она.
Внезапно он почувствовал себя глубоко несчастным. Эта женщина так восхитительна… Он даже попытался облечь свою мысль в словесную форму.
— Я знаю, — улыбнулась Чи Линь Вей. — А вот в вас чувствуется какая-то затаенная грусть. Похоже, вы не очень довольны своей судьбой.
Конечно, то, что с ним сделали родители, — ужасно. Но не это сейчас удручало его больше всего, а невыносимая тяжесть в желудке. Внезапно что-то внутри неудержимо задергалось, и Чоузен, скорчившись в судороге, подался вперед и сблевал на ее туфли.
Глава 5
На побережье лето уже подходило к концу. По вечерам купола едва просвечивали сквозь серую дымку. Стоя у окна, Ринус Ван Рельт обозревал спокойные воды в дельте Ирурупупа. Вдалеке, за отливающими золотом волнами, мрачные трясины тянулись вдоль линии горизонта.
Наступил сезон крылатых насекомых. Ужасные черно-белые кровососы расплодились на корабле в огромных количествах. Трое из них прилипли к стеклу с наружной стороны, поблескивая на солнце прозрачными крылышками. От одного их вида Ван Рельту стало не по себе — оставалось только молиться, чтобы они не залетели внутрь.
…Эта пора — самая скверная для обитателей трущоб в таких местах, как Жажда Смерти и Дьявольское Дыхание. Там ведь даже нет кондиционеров. Да, Ван Рельт повидал и самое дно. Когда горные кланы провозгласили мир с Аризелями тки Фенрилль, для боевых командиров наступили черные времена. Долгие годы прошли в неустанной борьбе с паразитами, которыми буквально кишели меблированные комнаты Жажды Смерти. Прибавьте к этому нестерпимую жару. Ему доводилось видеть людей, у которых после укуса мухи появился тропический грибок. Они умирали в страшных муках, исходя густой пеной… От этих воспоминаний его и сейчас бросало в дрожь.
Однако самого его выходили, и теперь он на всю жизнь сохранил благодарность к своим спасителям.
Пока он размышлял о превратностях судьбы, в его единственном яичке появился легкий зуд. Паразит проснулся, и время опять побежало стремительно, счет пошел на секунды. Как ни хотелось ему ударить в колокол, он долго боролся с собой, цепляясь за остатки собственного достоинства. И вот наконец дверь открылась сама по себе.
Служанка, на которой не было ничего, кроме защитного пояса, жестом поманила его внутрь. Ван Рельт заметил, что спина ее исполосована, некоторые рубцы совсем свежие.
Как и прежде, органы чувств тут же отказали ему, сознание поплыло. В лабиринте комнат постоянно действовала дезориентирующая сенсорная система. За стеной кто-то угрюмо и монотонно напевал древнюю колыбельную фейнов. Тяжелые шторы заслоняли солнечный свет, запах гаржала стоял в неподвижном воздухе.
Два огромных часовых-фейна с кифкетами застыли у внутренней двери, не сводя с него немигающих глаз.
Дверь слегка приоткрылась, и Ван Рельта обдало волной теплого воздуха, в нос ударил специфический запах жженых корней, тут же принеся ему некоторое облегчение. Он выпрямил спину и поправил фуражку на голове.
«…Он варит противоядие. Меня опять пощадили…»
Ведомый голой служанкой, он прошел сквозь черный занавес — сенсорное устройство, выявляющее оружие, — и попал в комнату намного темнее первой, чем-то похожую на пещеру алхимика. Дым от горелых корней завис в воздухе. В полумраке проступали очертания какого-то прибора. На красном каменном кубе сидел изможденный человек с пронзительным взглядом и кожей, объятой фарамоловым пламенем. Он сидел, уронив голову на грудь, пряди прямых, редеющих волос легли на плечи. Казалось — будто легенда о молодом Прауде Фандане вдруг стала явью, — что этот мятежник, изгнанный некогда из Великого Клана, предстал перед ним во плоти и сейчас пышет на него жаром своей ненависти.
— А, Ван Рельт. Наконец-то слово «скоро» уступило место слову «сейчас».
— Свершилось? — осторожно спросил Ван Рельт, все еще не смея в это поверить.
— Да, сообщение пришло несколько часов назад. Корабль уже здесь, скоро мы отправляемся в путь.
— Значит, судьба все-таки дала нам случай отомстить. — Ринус уже почувствовал легкую эйфорию. Наконец-то! Как долго ждал он этого часа…
— Это будет грандиознейший рейд всех времен, — сказал молодой Прауд с такой уверенностью, как будто уже оценивал некий исторический факт. — Мы ударим по Бутте и вытащим из их погребов горы фарамола. — Его темные глаза вспыхнули нетерпеливым огнем. — А потом мой заклятый враг сам пожалует сюда, чтобы увенчать мой триумф, и здесь, на Камнях Бутте, мы с ним покончим. А если он переживет мучения, я оставлю его для себя.
От этих слов Ван Рельт содрогнулся. Попасть живым в лапы молодого Прауда Фандана гораздо страшнее, чем умереть. Его единственное яичко снова заныло.
— Мой господин, это замечательная новость, но осталось еще одно небольшое дело, для меня очень важное.
— Какое еще дело? — Глаза молодого Прауда уже остекленели от едких испарений.
— Мой господин, вы, наверное, запамятовали: сегодня тридцатый день, и паразит… Легкая усмешка тронула губы Прауда.
— Червячок мой не дремлет, да? Ну разве это не замечательно, что я держал тебя возле себя, Ван Рельт?
— Да, конечно, господин.
— Я держал тебя на коротком поводке и поэтому мог доверять больше, чем кому бы то ни было. Ты, конечно, это понимаешь.
— Я хочу жить, мой господин.
— Не сомневаюсь. К тому же ты не хочешь остаться кастратом. А еще ты мечтаешь учинить над моим врагом свою собственную месть, да?
Ринус мог и не отвечать. Его наполовину оскопили пятьдесят лет тому назад, вместе с пятьюдесятью тысячами других воинов, взятых в плен во время Бедлекриджского сражения. Он никогда не забудет имя своего врага, Лавина Фандана, он, бывший когда-то низшим Фандином.
