Андрей Астахов - Heaven: Сборщики пепла
— Нет, — сказал Зих, провел ладонью по лицу, будто хотел этим прикосновением вернуть себе самообладание. — Нет таблеток. Пойду, посмотрю у второго.
Он выбежал из башни, после недолгих поисков нашел второго убитого. Таинственного криптолана в аптечке мертвеца не оказалось. В башню Зих возвращался с твердым намерением заставить Елену рассказать все, что она знает.
— Давай так договоримся, — сказал он, войдя в башню. — Я помогу вам, но и вы поможете мне. Я подписался на это дело только ради Лизы. Хотел, чтобы ей дали пропуск на вашу базу, подлечили ее. Теперь я узнаю, что от ее болезни есть настоящее лекарство. Мне нужно это лекарство. Как я могу его найти?
— У нас его нет, — сказала Елена. — Я только слышала о нем.
— Где? От кого?
— Капитан, наверное, ему можно довериться, — сказал Бескудников. — Расскажите ему все.
— Я не имею права, — Елена тряхнула шевелюрой. — Это секретная…
— Плевать! — рявкнул Зих. — Мне опротивело слышать: секретная информация, секретная информация! Хотите, чтобы я помог, выкладывайте все, что знаете. Иначе я ухожу, и выкручивайтесь сами, как хотите.
— Хорошо, — вздохнула Елена. — Я тебе все расскажу. Если нас прикончат, ты все равно никому ничего не успеешь рассказать.
— Не сейчас, — остановил ее Зих. — Надо сваливать отсюда. Пойдемте, проведу вас в одно местечко, тут недалеко. И еще совет: переоденьтесь в комбинезоны покойников. Я так думаю, они получше вашего снаряжения будут, если стелсы. Только быстро, ночь скоро кончится.
****— Сегодня у нас на календаре шестое апреля две тысячи сто пятнадцатого года, — неизвестный говорил торопливо, глотая слова, казалось, он возбужден или немного нетрезв, — и я, кажется, принял окончательное решение. Проснулся утром и понял, что только напрасно теряю время. Тоха и Радик не вернутся, это очевидно. Уже месяц они не выходят на связь, и я чувствую, что они мертвы. Или окончательно забыли обо мне. Я не верю в это — ведь они мне жизнью обязаны! Я выбрал их, сделал их достойными жизни, а они меня предали? Нет, нет, это невозможно. Они просто погибли по пути в «Лабиринт».
Так или иначе, в этой крысиной норе я остался совершенно один. Еще немного, и я окончательно сойду с ума. Я уже часами разговариваю с моим единственным дорогим другом, компьютером, а по ночам мне снится, что потолок падает и давит меня, как таракана. Уж лучше сдохнуть во Внешнем мире, чем превратиться в сумасшедшего отшельника, прячущегося на глубине двести метров в компании иссохших скелетов и теней, которые бродят по коридорам бункера каждую ночь, не давая мне спокойно спать и нарушая мое уединение. Еще бы — с тех пор как ушли мои последние товарищи, Радик и Тоха, я остался в проклятом убежище один. Совершенно один!
Вчера я окончательно привел в порядок все свои записи. Плоды моих почти шестилетних исследований по проблемам постъядерных мутаций и все то, что я накопил в ходе работы с моими пациентами во время эпидемии в убежище. Все архивы уместились на одном оптическом диске. Вся моя жизнь вместилась в один диск, ха-ха-ха! Я сделал две копии — одну возьму с собой, а вторую оставлю здесь, в надежном месте. Если мой побег из Б90 окажется неудачным, и меня сожрут твари, которыми кишат развалины города, мои исследования не пропадут бесследно — однажды кто-нибудь наверняка доберется до этой проклятой дыры и, может быть, отыщет диск. Я запер его в сейфе в хранилище сектора «С», а ключ положил рядом. Уж не знаю, поможет ли моя работа этому миру протянуть хоть еще немного, но определенное моральное удовлетворение я чувствую, и это здорово. Мой диск найдут, мое имя не будет забыто. Жаль только, я слишком поздно нашел решение.
Я решил уйти из убежища после того, как мне приснился очень тяжелый сон. Будто бы в мою комнату набились чуть ли не все, кто жил бок о бок со мной в этом убежище, и кто давно ушел в лучший мир. Они тыкали в меня пальцами и говорили: «Ты не спас нас, доктор Дроздов! Сам-то ты выжил, исцелился от этой гадости, а мы умерли. И как тебя после всего этого называть?» Я проснулся, и на душе у меня было гадко. Я оказался эгоистом. Всю свою жизнь я думал только о себе, сидел под землей, надеясь выжить, а люди умирали. Но зато теперь я вправе гордиться собой! Я, только я могу спасти тысячи жизней!
Никто больше не умрет, я знаю. Я спасу всех. Я Господь Бог, Будда, Христос, Мессия, вот кто я!
Вот и мой компьютер сейчас смотрит на меня и шепчет: «Правильно, правильно, правильно… иди наверх. Радик и Тоха не дошли, ты дойдешь. Оставь меня, мы слишком долго были вместе, мы слишком много работали… Я не хочу с тобой расставаться, но так надо, так надо!»
Дьявол, я опять начинаю заговариваться.
Так, на всякий случай, немного предыстории. Год назад — именно тогда штамм Гриннинга впервые попал в Б90. Это все из-за идиота-коменданта, который позволил нескольким семьям покинуть бункер. Они, видите ли, хотели попробовать жить во внешнем мире, на солнышке. Нельзя было этого делать, нельзя! Мы десятилетиям жили в закупоренном стерильном убежище, у нас не было иммунитета против новых микроорганизмов. Я предупреждал проклятого болвана, но он смеялся надо мной и говорил: «Иди, доктор, дальше лечи геморрой нашим программистам! Тут я принимаю решения!»
Семья Большаковых — да, кажется, их фамилия была Большаковы, — вернулись через месяц. Они со слезами просили впустить их — мир наверху был слишком страшен. Они состояли в родстве с комендантом, и этот идиот, конечно же, впустил их обратно. Большаковы рассказали всем, что все, кто ушел вместе с ними из Б90, погибли. Каюсь, я тоже допустил страшную оплошность — я должен был заставить коменданта продержать Большаковых в карантине. Я совсем забыл об этом, просто вылетело из головы. Прошло несколько недель, и Большаковы заболели. Вся семья. Я думал, это обычная простуда, а потом понял, что все гораздо хуже. Болезнь оказалась заразной, начали заболевать остальные. Счет моих пациентов пошел на десятки. Сначала заболевали дети. У всех одни и те же симптомы — истощение, кашель, выпадение волос, лихорадка, позже кровавые выделения, часто кома. Я наблюдал, записывал, фиксировал и понимал, что столкнулся с чем-то новым. Я не знал в чем дело, сначала подумал, что в нашу систему водоснабжения попали радионуклиды с поверхности. Симптомы этой дряни очень напоминали лучевую болезнь. Замеры показали, что вода чистая. У меня не было никакой информации, я терялся в догадках. А люди заболевали один за другим. Я решил попросить у коменданта доступа во внешние сети — у меня была надежда, что хоть один канал должен работать. Идиот-комендант был напуган: на учете в моем медпункте было уже больше двухсот человек, еще тринадцать тяжелых в госпитале, а этот гад заперся в своем кабинете и даже не хотел разговаривать со мной. Я все-таки добился у гада разрешения воспользоваться его персональной станцией, и мне удалось войти в локальную систему «Лабиринт». Мой милый компьютер все сделал сам, мне даже не пришлось ничего искать! К вечеру у меня на руках была вся информация о синдроме Гриннига — так называется эта пакость. Проклятый псевдотуберкулез проклятой новой эры от Начала Ядерного Полураспада, будь она проклята! Он свирепствует там, на поверхности, с того самого дня, когда выжившие начали выползать из своих нор. Сведения о болезни нашлись в банках данных «Лабиринта». Я сразу понял, как болезнь настигла нас. Наши эмигранты, вернувшись обратно в убежище, принесли инфекцию в Б90. Мы все были обречены.
Смерти начались очень скоро. Сначала умирали дети, потом взрослые. Комендант, получив мои отчеты и поняв, что случилось, совсем рехнулся, отдал приказ уничтожать больных. Его охрана за сутки застрелила триста десять человек, всех, кого я занес в медицинскую картотеку с подозрением на синдром Гриннинга! Я был против, но меня не восприняли всерьез. Меня никто не слышал, все были напуганы волной смертей. Эти гниды хотели выжить любой ценой. Я все записал в компьютер, всю хронику этих убийств. На диске есть список всех моих пациентов, всех, кого убили гориллы коменданта. Там сто сорок мужчин, сто две женщины и шестьдесят восемь детей в возрасте от 2 до 15 лет. Комендант догадывался, что я сохранил медицинские карты больных, поэтому приказал уничтожить мой личный компьютер, но мне удалось незаметно подменить жесткий диск, и все мои записи сохранились, ха-ха-ха-ха! Теперь они записаны на мои диски, и еще их хранит мой последний друг в вычислительном блоке убежища Б90.
Жаль, очень жаль, что я не могу взять тебя с собой, милый мой, единственный друг!
О чем я говорил? Да, о болезни. Они ее не остановили. Я был почти счастлив, когда заразился сам комендант. Он требовал найти лекарство. Он немедленно выписал мне доступ к стратегическим запасам лекарств и химикатов, расконсервировал лабораторию?2 и отдал мне ее в полное распоряжение. Только теперь, когда сотни человек уже были мертвы, хотя мог сделать это раньше, раньше, раньше! Хотел жить, сволочь. Он подох на третий месяц болезни в страшных мучениях. Даже если бы я получил к тому времени лекарство от болезни Гриннига, коменданта бы я спасать не стал.
