Андрей Щупов - Приглашение в ад
Артуру вдруг показалось, что там, в этой мусорной пестроте, он видит чьи-то оскаленные кости. Много костей. Характерная решетка ребер, округлые черепа…
— Стерлядь рваная! — он торопливо отвел глаза, твердо решив про себя обойти свалку стороной. На грудь с гудением опустился овод — крупный, как и все вокруг, с радужными блестками вдоль крыльев, очень похожий на роскошный орден. Артур машинально припечатал его ладонью, и на комбинезоне образовалось кровяного цвета пятно. Пальцы пришлось вытереть о лист лопуха…
Уже ступив на первую улицу, Артур окончательно понял, что ошибся. Ничего кроме неприятностей посещение деревеньки ему не сулило. Царящая тишина не успокаивала, — шероховатым абразивом она теребила нервы и слух, заставляя быть каждую секунду настороже. Изредка откуда-то очень издалека доносился неприятный скрипучий звук, и даже от помахивающего лопастями флюгера, что лениво шевелился под ветром на коньке ближайшей крыши, веяло неуловимо зловещим.
Сняв пэтчер с предохранителя, Артур перебросил его под мышку и возобновил движение вдоль щербатого деревянного плетня. Очевидно, это была пограничная деревня. Часть дворов здесь окружали вполне российские заборы, но вперемешку с ними красовались и затейливые украинские плетни. Солнце все более припекало затылок, шагать приходилось наступая на собственную тень. Артур не переставал удивляться, как легко и просто она умещалась на этой узенькой улочке. Собственно, и улицей это можно было называть с большой натяжкой. Всемогущий сорняк сдавил ее до подобия тропки, отгородив справа и слева непроходимыми джунглями. За буйным живым частоколом иные дворы не проглядывались вовсе. Артур невольно остановился. Тревожное ощущение по-прежнему не покидало его. Может, и двигаться дальше не стоило?
Перед глазами опять всплыло видение свалки с чем-то похожим на человеческие кости. Следы эпидемии? Или что-то другое? Что вообще он знал о здешних напастях? Вполне возможно, и по этим огородам разбросаны те же самые кости, а в избах догнивают утыканные знакомыми пятнами трупы.
Артур ощутил приступ тошноты. Воздух действительно был пропитан мутным, отнюдь не освежающим эфиром. Вынув из кармана пригорошню кофейных горошин, он переправил их на язык, попытался разжевать. Рот немедленно наполнился тягучей слюной. Ему стало еще более противно, и он выплюнул клейкую сладость себе под ноги. Долгим взглядом окинул крапивные заросли.
И эти кружащие всюду насекомые — какие-то очень уж сытые и тучные. С чего бы это? С каждой минутой деревня не нравилась Артуру все больше. Судорожно сглотнув, он приподнял короткий ствол пулемета. Кто-то затаился в крапиве. Мешанина шипастых стеблей, листьев и желтоватых цветков рассматривала его парой настороженных глаз.
— А ну вылазь! — негромко приказал Артур.
Глаза сморгнули, и звонкий мальчишечий голос вопросил:
— А ты нас разве видишь?
— Еще как вижу, — Артур с облегчением перевел дыхание. — А где напарник?
— Типа — брательник? Тута… Только он это — боится.
Заросли пришли в движение, и выбравшийся из крапивы белокурый шпингалет лет шести или семи принялся яростно расчесывать обожженные руки и ноги. С ссадинами на лице и на коленях, голенастый, обряженный в короткие не то шортики, не то трусики, он настолько изумил Артура, что несколько секунд солдат просто любовался этим до неправдоподобного маленьким человечком. В Бункере не было детей, и Артур успел напрочь отвыкнуть от их вида. Он смотрел на парнишку, чувствуя, как расслабляются мускулы, как спадает внутреннее напряжение. Есть, вероятно, что-то успокаивающее, почти лекарственное во внешности детей. В одном их присутствии. Ведь заводили когда-то неврастеники аквариумы с рыбьей мелюзгой. Тоже считалось — успокаивает. А это дети. Маленькие люди!..
— Брат-то у тебя старше или младше? — поинтересовался Артур.
— Младше, совсем мулявка!
— Позови его, — попросил Артур. Ему страшно захотелось увидеть, что же еще может быть меньше этого крошечного человечка.
— Не полезет. Боится чужих, — парнишка пренебрежительно махнул рукой и смело приблизился к Артуру. Присев на корточки, тут же заглянул глазом в опущенный к земле ствол.
— Чижолый, наверное… — он проворно затолкал в ствол указательный палец, с натугой потянул обратно. Палец застрял, и Артур поспешно прищелкнул предохранителем.
— Кто же ты такой будешь?
— Петько, — парнишка высвободил наконец палец и, удовлетворенно понюхав его, прищурился на Артура.
— А ты хто? С банды, чи с Города?
— Какой еще банды? — Артур тоже присел. Очень уж свысока приходилось смотреть на мальчугана, словно на замершего лягушонка.
— Таа… Есть тут одни… — Петько неопределенно передернул острым плечиком. — Ходют по лесам, людей шмаляют. Говорят, аж до Вулканов самых бегают, а то и к Синему Болоту шастают. Бородатые все — ровно волосатики. К нам, когда приходют, отец жрать им дает. А они нам за это добро разное тащат.
Резиново-гибко изогнувшись, Петько поскреб пятерней загорелую пыльную спину, деловито добавил:
— Ты к нам не ходи. Батя мамок в погреб попрятал и нам велел сховаться. Тебя с левольвертом ждет и пулемет твой хочет забрать.
— Погоди, погоди! Это когда же он узнал про пулемет? И вообще о том, что я здесь?
— Таа… Собака у нас под крыльцом. Всех слышит. Аж за несколько верст. Как почует гостей, метаться начинает, хрипеть. Раньше лаяла, так батя ей горло подрезал. Чуть не сдохла. Зато теперь молчит. А батя прохожих боится, с биноклем подглядывает. С крыши.
— Правильно боится. — Артур помолчал. — Ну, а кроме вас в деревне есть еще кто?
— Таа… Сыченкины-поганкины. Тоже семья. Только они на той стороне, а мы на этой, — мальчуган прочертил пальцем борозду по земле. — Мы деревню пополам поделили. Только наша половина больше ихней. И мамок у бати больше. Если хто с банды приезжает, так сперва к нам хавать идут, и потом уж к Сыченкиным. Ну и мамок лапают… — мальчишка неожиданно похвастался: — А батя себя старостой называет. Говорит, что это наша деревня.
— Да уж, весело, гляжу, вы живете, — Артур попробовал потрепать Петько по белесым спутанным волосенкам, но парнишка взбрыкнул головой.
— Точно за мамку хватаешься.
— Это как? — не понял Артур.
— Перетак, — передразнил Петько. — Приходют которые из леса и хватаются, мычат, как телята, а потом мамки рожают. Уж спасу от этой мелкоты нету. С утра до ночи горло дерут. Батя их выселяет вместе с мамками, а которые волосатые, без пальцев или с тремя глазами, так тех в лес уносит. Говорит, будто их волки подбирают. А сам каженный день чеснок с хреном ест. Помереть боится.
— Значит, в деревне только две семьи?
— Две, — Петько кивнул. — Остальные или померли или в город убегли. Мы бы тоже померли, да батя в лес увел. А после с Сыченкиными-поганкиными сжигали тех, кто тут помер.
— Как это сжигали?
— Так просто. Сначала в сарай, а потом бензином. Побрызгали и запалили.
Артур нахмурился.
— Тебя батя за волосы не оттаскает? За то, что ты тут со мной разговариваешь?
— Не-е… За волосы вообще не будет. Мне ж не больно, — Петько, демонстрируя, сгреб на макушке пук волос, с силой дернул. Вся жиденькая кисточка осталась у него в кулаке. На голове же обозначилась свежая проплешина. Артуру сделалось не по себе. Почти физически он ощутил ту боль, которой не почувствовал малец.
— Он раз так попробовал, — смеясь, добавил Петько, — а мне хоть бы хны. Уж потом догадался. Теперь по жопе дерет. И меня, и брательников.
В лесу робко застучал дятел. И мальчик, и мужчина враз подняли головы.
— Колотит, дурак, — Петько ковырнул в носу, с вожделением потянулся к пэтчеру.
— Дашь пальнуть?
— Ты вот что… — Артур не сразу сумел собрать воедино разбежавшиеся мысли. Глаза его сами собой возвращались к тому месту на голове Петька, где еще недавно топорщились белесые волосенки. Светлый убиенный пук был небрежно сдут с ладони в траву.
— Ты бы мне лучше к Городу дорогу подсказал. Знаешь ведь, наверное?
— А ты что — не местный?
— Я здесь давно уже не бродил. Лет семь или того больше.
— Ого!..
Ясно было, что семь лет для Петька были огромным сроком — сроком длинной в его жизнь. На изумление его стоило посмотреть.
— Это, значит, когда меня совсем не было?
— Ну да. Так как насчет дороги? Подскажешь?
— Ну… Я только половину знаю. Батя далеко не пускает, заблудимся.
Путанно мальчуган принялся объяснять про половину дороги, снова и снова поминая Вулканы, к которым, по словам бородачей, лучше не соваться, про Синее Болото, заглатывающее людей в считанные секунды, про пучеглазиков и волосатиков, что караулят отбившихся от банд одиночек. Пока он рассказывал, Артур хмуро глядел поверх далеких крыш, гадая, под которой из них мог прятаться многомудрый отец Петька. Возможно, в избе получше — у него ведь полдеревни под боком. А может, как раз наоборот. Хитрые не всегда выбирают то, что лучше. Кто знает, может, та покосившаяся лачужка и есть его главное убежище? Живет там себе с безголосым псом, чеснок жрет, боится. И само собой предпринимает бездну предосторожностей, чтобы и дальше жить, ненавидя конкурентов Сыченкиных…
