Алексей Бергман - Сын безумия
Но — довелось.
С глубоким к Вам почтением,
Горентио Эйринам».
Зафс Варнаа крепко спал и не знал, что впервые за два десятилетия упорные охотники вышли на его след.
Профессор Эйринам выключил коммуникатор и с чувством выполненного долга сел за составление очередной лекции для очередного университета.
Он не был доносчиком. Он только хотел помочь блестящему молодому человеку найти себя. Так как считал: таланты должны иметь достойное и широчайшее применение.
Но получилось так, что профессор Эйринам непредумышленно приоткрыл Вселенной тайну Зафса Варнаа. Неутомимые, недремлющие преследователи вышли на охоту.
Как было предсказано много лет назад, легис стал добычей.
Ведьма
— Смотри, смотри — идет, — едва шевеля синеватыми тонкими губами, говорила худосочная женщина в сером чепце и коричневом платье, утянутом в талии меховым жилетом-безрукавкой. — Не идет, шествует, ведьма проклятая…
— Она всегда так ходит, — поправляя выскакивающий из-под мышки рулон домотканой ткани, миролюбиво отвечала товарка — пожилая полная женщина в таком же сером с вышивкой чепчике и длинном платье, туго сходящемся на круглом, как свежая булочка, животе.
— А голова не покрыта! — не сдавалась, укоряла приятельница. — Распустила космы!
— Так она родом с других мест, — спокойно возражала толстушка. — У них там, поди, все простоволосые ходят.
— С других мест, — фыркнула первая женщина. — С островов она! Вот точно говорю — с островов!
— Островитяне к нам не ездят, Фитра, — напомнила товарка.
— А ее — выгнали!
— Нет, — совершенно не меняя невозмутимого тона, не соглашалась приятельница. — Островитяне всегда на островах живут, своих не выгоняют.
— Ой, — пристроив острые кулачки на тощих бедрах, возмутилась Фитра. — А как же Странхольд! Он же — островной!
— Так когда это было, — махнула ладошкой приятельница, и рулон тут же чуть не шлепнулся в жидкую грязь улицы, разбитой колесами телег и щедро политой ночным дождем. — Старик помер уже тридцать лет назад, а вы все — Странхольд, Странхольд…
— Так ведь было, Марита! Выгнали его с островов!
— Он сам ушел. Не было у него способностей, он и ушел. Чего ж ему, слепому, со зрячими жить?
— Ох, не понимаю я тебя, Марита, — скорчила задумчивую гримасу вертлявая товарка, — все-то ты ее защищаешь, все-то отговариваешь. Добрая ты у нас… Иль задобрила она тебя чем? — и прищурилась уже на высокую женскую фигуру, медленно поднимающуюся по вздыбленной горе улицы, а не на свою приятельницу.
Та сразу не ответила, поправила сначала сбившийся чепец, потом рулон ткани и, шумно попыхтев, проговорила:
— А зачем мне на нее сердиться? Она меня, поди, не трогает.
— А тебя все трогать надо! Без затрещин ты не опомнишься!
Товарка не ответила. Женщина в длинной, отороченной мехом накидке почти сравнялась с двумя кумушками, застывшими на косогоре.
— Хорошего вам дня, госпожа Гунхольд! — громко выкрикнула Марита.
Простоволосая чужестранка слегка улыбнулась в ответ:
— И вам доброго дня, соседка Марита.
— Как поживаете? — пряча ехидство, поинтересовалась костлявая Фитра.
— Хорошая погода будет сегодня, — не задерживая взгляда на недобром лице, ответила колдунья и пошла дальше.
— Гордячка, — пожевав губами, словно плюнула ей в спину Фитра. — И герцога она заговорила. Вот помяни мое слово, еще на трон усядется!
— Не мели ерунды, — сурово отчеканила Марита. — Не наше это дело — их светлость обсуждать.
— А чье?! — Кулачки Фитры вновь вонзились в бока. — Заговоренный герцог, поди, и нашей деревней править будет! А оно нам надо? Чтоб заговоренный-то управлял?
— Она старого герцога лечила, — нахмурившись, попыталась вставить толстушка.
— До смерти, — перебила Фитра, — залечила.
— В девяносто лет? Он бы и без нее помер… А так хоть еще немного протянул.
— А слышала, — приблизив губы вплотную к чепцу Мариты, зашептала соседка, — говорят, карету герцога опять возле речки в лесу видели. Опять к ней ездить стал…
— Так деток проведать приезжал, — легко согласилась приятельница. — Что ж не приезжать-то?
— Вот увидишь, — вновь отпрянула Фитра, — не сама, так сыночка своего на трон посадит!
— Тише! — шикнула Марита. — Не нашего ума дело! Других наследников у герцога все равно нет.
— Ага, — кивнул серый чепец. — А жену герцога кто бесплодной сделал?
— Опомнись, Фитра! Савьяна всегда бесплодной была! Двадцать лет в браке с их светлостью прожила, и все без детей!
— Ведьмины проделки!
— Да что с тобой говорить-то, — подпрыгнув и пристроив сползающий рулон поглубже под мышку, сказала соседка. — У тебя все, чего ни коснись, — ведьмины проделки.
— Так это вам, дурням, она деньгами глаза застит, а меня-то не проведешь!
— Какими деньгами?! — выпучила глаза Марита. Фитре все же удалось выбить ее из равновесия. — Какими деньгами?!
— А что твой Статум-плотник на постройке ее дома заработал! — отскочив на всякий случай подальше, выкрикнула тощая скандалистка. — Что думаешь, не знаю, из каких карманов вы свою мошну набиваете?! Мироеды!
— Так я ж не виновата, что твой муж свинопас, а мой плотник! Мы ж за работу деньги-то получили!
— Мироеды! Подхалимы!
— Дура бестолковая! Завистница! Иди кур своих корми, поди, давно от голода кудахчут… как ты!
— И пойду! Советов твоих дожидаться не буду!
— Тьфу на тебя!
— И на тебя тоже!
Шум перепалки катился по улице, стучал в окна домов, шуршал по дощатым и каменным заборам. Высокая женщина в отороченной черным мехом накидке поймала отголосок перебранки и слабо усмехнулась. «Опять мне кости перемывают, — совсем не весело подумала леди Даяна Геспард. — И чего ж не уймутся-то?»
За пятнадцать лет жизни поблизости от этой деревни Даяна переняла нехитрую манеру простолюдной речи и все чаще и чаще использовала их обороты в разговорах и мыслях. Пройдет еще немало времени, пока леди Геспард, урожденной графине Оскардуан, удастся навсегда раствориться в людской массе населения закрытой планеты Сахуристар. Пустить корни, закрыться побегами и стать частью этого народа.
Но вот стать ли?..
Почти четыре года леди Геспард металась по галактикам, путая следы, сбивая, стряхивая охотников. Ее ментальные способности уже почти затихали, когда Даяна наконец решилась — пора остановиться, пора найти убежище. Она уже не так явственно слышала чужие мысли, погоня перестала дышать ей в спину, и Даяна, купив на последние деньги крошечный корабль, пустилась в последнее путешествие. К конечной точке, туда, где только один человек сможет ее найти: на закрытую для колонизации планету Сахуристар системы Органелла.
Но найдет ли он ее?.. Жив ли он? Свободен?..
Леди Геспард, взявшая теперь себе имя госпожа Гунхольд, до боли закусила губу. Не думать! Не бередить незаживающую рану! Он жив. И он — свободен!
«Пусть даже я никогда об этом не узнаю, — шагая по разбитой телегами и дождями дороге, думала Даяна. — Я просто буду ждать и — верить!»
Все четыре года странствий по галактикам леди Геспард жила одной надеждой — остановиться. Найти волшебный лес и тихую речушку, попасть в тенистую дубраву и выстроить дом возле прозрачного родника, где полосатый зверь лакает воду, а птица с радужным оперением, вскрикивая «гарри-ох!», танцует брачный танец…
Населенная планета Сахуристар была закрыта для посещений и колонизации, и это более чем устраивало беглянку. Опускаясь с орбиты, здесь не нужно проходить регистрацию, оповещать космические маяки о пути следования. Сахуристар — закрытый мир, он не готов к контакту с развитыми цивилизациями, даже аварийный спуск на подобную планету считался преступлением. Для подобных случаев был оборудован автономный спасательный бункер с ремонтными шахтами под поверхностью единственного спутника планеты — Миаллы.
Пятнадцать лет назад крошечный корабль Даяны подал сигнал бедствия, укрытые скалистыми выступами двери бункера автоматически открылись и впустили внутрь спасательной базы яхту с беглянкой на борту.
Сухая пыль, проникшая вслед за кораблем с поверхности Миаллы в шлюз, медленно осела, стыковочный рукав присосался к двери яхты, и Даяна перешла на станцию.
Спертый, веками не тревожимый воздух подземного бункера медленно насыщался свежим кислородом; яхта передала компьютеру базы необходимые параметры жизнедеятельности прибывшей путешественницы. Микроклимат выравнивался — из обжигающе холодного становился терпимо прохладным, — база активизировалась впервые за двести пятьдесят лет.
Блестящая поверхность приборов, ящиков с медикаментами, провиантом и ремонтным инвентарем совсем не покрылась пылью веков. Стоячий воздух не гонял по коридорам и переходам мириады крошечных песчинок, все это оставалось на поверхности, внутри же царил абсолютный порядок и герметичность, как обязательное условие нормального существования законсервированного убежища для потерпевших кораблекрушение.
