Дмитрий Янковский - Правильный выбор
– Или на специально оборудованном транспортнике, – добавила Ника.
– Вроде этого, – усмехнулся я, высветив курсором необычную цель.
За строем вражеских крейсеров в темноте космоса притаилась уродливая громада тяжелого транспортника без бортовых огней. Он был весь искорежен модернизацией, обшивка местами снята, а к шпангоутам приклепаны листы толстой магнитной брони, видимо, в тех местах, где вновь установленная машинерия не умещалась в старый объем. За пределами обшивки, опять же под защитой магнитной брони, виднелись многосекционные блоки ядерных энергетических установок, а в носовой части я разглядел с десяток разнонаправленных параболических антенн, которые и были, скорее всего, жерлами электромагнитных орудий.
– Корабль-призрак, – негромко сказала Ника. – Надо драпать отсюда.
– Погоди, – спокойно возразил я и запустил на наручном вычислителе программу-гадалку. – Нам драпать?
“Нет”, – высветилось на экране.
– Попробовать поразить эту дрянь?
“Да”.
– Штурмовать в лоб плазмой?
“Нет”.
– Использовать мины?
“Да”.
– Бред, – покачала головой Ника.
– Использовать торпеды?
“Да”.
– Мы остаемся, – спокойно заявил я.
– Ты поверил этой дурацкой машинке?
– Недавно ты сама ей поверила.
– И что ты собираешься делать?
– Пока нас не засекли, можно короткими ударами маневровых дюз выйти на атакующий вектор с дрейфующей скоростью. С выключенным активным оборудованием мы ничем не будем отличаться от остальных пораженных лучом истребителей. А в нужный момент выпустим по реакторам обе торпеды.
– Ты сумасшедший, – тихо сказала Ника.
Но в ее глазах мелькнула новая эмоция, которую раньше я в них не видел – смесь жалости и восхищения. Жалости к себе? Восхищения мной? Не знаю. Но, наверное, именно так смотрит женщина на мужчину, когда ощущает себя женщиной, а его мужчиной.
У меня сердце чуть сбилось с нормального ритма, но я успокоился, откинулся в кресле и взялся за рукоять управления. Сверившись с вычислителем, я на краткий миг тронул акселератор маневровой дюзы и тут же погасил факел. Однако приложенного усилия оказалось достаточно для плавной смены орбиты. Радаром и активным прицелом пользоваться было нельзя, поэтому вся надежда была на оптический визир. Беда в том, что по нему можно было определить дистанцию до цели только путем пересчета угловых размеров и кратности приближения. Я диктовал цифры, Ника вводила их в вычислитель и возвращала мне данные о расстоянии до транспортника. Точность при этом, понятное дело, оставляла желать лучшего, но альтернативы этому способу в создавшейся ситуации не было.
Когда же мы вышли на дистанцию удара торпедами, один из челноков направился к нам. Вряд ли кто-то что-то заподозрил, мы вели себя осторожно, но скорее всего противник решил взять на абордаж наш корабль именно потому, что он вышел на неудобную для них орбиту. Конечно, нас они хотели взять в плен, а истребитель отбуксировать или уничтожить.
– Начинаем! – Я переключил на гашетку торпедный пуск. – Ника, приготовься к сбросу двух мин, а я долбану торпедами.
– Есть! – ответила напарница.
Челнок приближался, но мы не собирались его дожидаться. Нажав гашетку, я выпустил обе тяжелых торпеды точно в блоки энергетической установки транспортника.
– Усилие сорок! – скомандовал я. – Старт!
Ника рванула рычаг гравитатора, а я шарахнул в пространство маршевым факелом и выскочил на более высокую орбиталь, как из адской катапульты.
– Сбрасывай! – крикнул я, врубая все активные средства.
Ника швырнула с кормы две термоядерные мины, и они, сохраняя начальную скорость сброса, тоже полетели в борт транспортнику. Мы пронеслись над ним всего метрах в ста, чуть брюхом по броне не чиркнули, и, как только удалились от металлической туши настолько, что погас индикатор искажающей массы, я рванул рукоять выхода в подпространство. Перед самым прыжком позади полыхнуло зарево четырех термоядерных взрывов, испаривших не только блоки реакторов, но и солидный фрагмент обшивки.
Продержавшись в вакуумном потоке десять секунд, мы выскочили в физическое пространство, но времени на отдых у нас не было. Надо было возвращаться и не дать противнику возможности взять на абордаж наши обездвиженные корабли. Мысль идиотская – сражаться в одиночку против целой армады, к тому же каждый раз выпрыгивать в субспейс не получится, поскольку паспортный ресурс у столь маломощного привода рассчитан максимум на пять прыжков. Но все же нам необходимо было это сделать, я даже не стал советоваться с программой-гадалкой.
– Включай аварийный маяк, – сказал я Нике. – Если нуль-сигнал поймают на соседнем форпосте, минут через тридцать тут выпрыгнут из субспейса около десяти наших крейсеров с боевым охранением на борту.
– Полчаса нам не продержаться, – вздохнула напарница.
– А поглядим. Ты же не собираешься жить вечно?
– Но и на тот свет не спешу.
– Тогда какого черта ты делаешь в истребителях?
– Расскажу, если выживем, – пообещала она.
Сверившись с калькулятором, мы оседлали вакуумный поток и через десять секунд выпрыгнули в самом центре боевых порядков противника. Ника включила аварийный маяк и тут же сжала рукоять сброса термоядерных мин, скидывая их парами через каждые десять-пятнадцать секунд. В этом шлейфе сразу сгорели три штурмовика, попытавшихся зайти нам в хвост. Дальше пошло легче – штурмовиков не осталось, а истребители Бессмертных не имели бортовых гравитаторов, что не позволяло им конкурировать с нами в маневренности. Мы с Никой чередовали жесткие старты с не менее жесткими торможениями, вовсю пользуясь компенсатором перегрузки. На таких ускорениях орудийные вычислители крейсеров не могли просчитать упреждения, и вся выпущенная ими плазма рассеивалась и остывала у нас за кормой. Вражеские истребители не имели возможности зайти нам в хвост, поскольку при своих скоростях все время оставались на более низких орбитах.
Мы же носились подобно ангелу смерти, оставляя за собой испепеляющие вспышки термоядерных взрывов, пробивая себе путь сплошным потоком раскаленной плазмы.
На десятой минуте такого безумного боя за нами осталось восемь сбитых истребителей, два пораженных минами штурмовика и один поврежденный крейсер, которому я засадил плазмой точно в лобовую броню рубки, выбив всю вахту и оставив на обшивке медленно остывающее белое пятно. И тут с нами вышел на связь форпост Та.
– Мы засекли аварийный маяк, – сообщил диспетчер. – Что случилось?
– Вся флотилия форпоста Грут обездвижена электромагнитным орудием, – ответил я. – Наших пилотов забирают в плен. Саму пушку мы уничтожили, но наш “Гусь” – единственная уцелевшая боевая единица. Нужна поддержка в виде крейсеров и эсминцев.
– Объявляю тревогу, – сказал диспетчер. – Ожидайте подкрепления через семь минут.
Он отключился, а нас все же умудрились зажать в клин.
– Обходят по двум орбитам! – предупредила Ника.
Я глянул на экран радара и понял, что Бессмертные все же выработали более или менее эффективную тактику против нас – один истребитель на долгом непрерывном разгоне все же вышел на внешнюю, относительно нас, орбиталь, а другой шпарил по внутренней. При этом, уже не пытаясь просчитать упреждение, они попросту молотили по касательной из плазменных пушек, создав огненный клин, из которого нам было не выскочить ни на разгоне, ни на торможении. Какой бы вектор мы ни выбрали – удаляющийся от звезды или сближающийся, под одну из плазменных струй мы попадали с гарантией. Поэтому я вынужден был вырубить все моторы и пустить машину в инерционный полет. Однако и стабильная орбиталь не исключала опасности – в свободном полете без ускорений нас мог сосчитать орудийный вычислитель крейсера, а такого удара ни одному истребителю не выдержать.
Я глянул на индикатор искажающей массы и понял, что можно прыгать. Счетчик ресурса субпространственного привода показал еще два разрешенных прыжка.
– Скидывай маяк! – крикнул я, схватившись за прыжковую рукоять. – Вдруг диспетчер еще не просчитал вектор входа!
Ника катапультировала устройство, а я увел корабль в подпространство.
– Лихой маневр, – сверкнула глазами напарница, когда мы неслись в вакуумном потоке.
Выскочив из него, мы дали себе небольшую передышку. Я тихонько подрулил маневровыми дюзами на нужный вектор и подвесил истребитель на стабильной орбите. Ника просматривала показания приборов.
– Остался один прыжок, две мины и четыре полных контейнера плазменного инициатора. Не густо для полноценного боя. Еще бы минута, и нас бы сбили с гарантией.
– Пожалуй, – улыбнулся я. – Ничего, сейчас подойдут крейсера и восстановят статус-кво. Нам можно не вмешиваться. За семь минут ничего не изменится.
– Не изменится, – кивнула Ника. – Кажется, мы выиграли по всем статьям. Хорошая у тебя на руке машинка.
