Анатолий Махавкин - Ключ к Бездне (СИ)
— Стрелять на поражение, — скомандовал Теодор в передатчик, — сразу же, как только выберетесь из машин.
Чувство реальности происходящего изменило мне: я просто смотрел очередной сериал из жизни крутых, только в неведомой глубинке. По экрану телевизора забарабанил мелкий дождик, превращаясь в размытые водяные пятна, медленно ползущие вниз. Рядом крутил головой, позабыв прикрыть рот, наркоман в грязном плаще, а люди с автоматами открывали дверцы машины. Съёмка эпизода видимо шла в рапиде, поскольку люди двигались очень медленно. Один из братков, приехавших на разборку, так же медленно шагал в нашу сторону, сутулясь под моросящим дождём и пряча руки в карманах пальто. Прелюдия всё тянулась и тянулась, напоминая уже не замедленный эпизод, а какое-то кошмарное сновидение. Сердце, на дне зловонной ямы растворилось в тошнотворной луже страха и мне захотелось ударить кулаками по тусклому стеклу реальности, чтобы расколотить его вдребезги и вырваться наружу. Выпустите меня! Я хочу проснуться!
В отличие от завязки, развитие сюжета происходило с такой скоростью, что я с трудом успевал ловить сменяющиеся кадры. Дверцы трёх джипов распахнулись, выпустив наружу семёрку, вооружённых автоматами, людей. Братки продолжали неподвижно стоять, недоумённо взирая на это, непонятное им, зрелище. Обиженный братан успел поднять свободную руку и растопырить пальцы, унизанные гирляндами тяжёлых гаек. Звонкие удары казались непонятным лязгом металла. Люди падали на дорогу, словно куклы, которых неведомый шутник сбросил с неба. Если они умирали, то делали это крайне неестественно. Станиславский, увидев бы такое, закричал в негодовании: Не верю!
Не прошло и полминуты, а все братаны уже лежали на грязном асфальте.
Один из джипов выпустил струю чёрного дыма и попытался дёрнуться, но подскочившая Вобла вогнала в приоткрытую дверь короткую очередь. Судя по всему, последнему «стрелочнику» пришёл кирдык. Наши бойцы неторопливо шагали между трупов, внимательно всматриваясь в мёртвые лица. Короткий приятель Воблы остановился и одиночным выстрелом прекратил едва заметную судорогу одного из лежащих.
— П…ц, — коротко сказал нарик, шумно сглатывая слюну.
Совершенно неожиданно в открытой двери появилась физиономия взбешённого Зверя:
— Вам что, вашу мать, особое приглашение надо?! — рявкнул он и выдернул меня наружу, под короткие уколы холодных дождинок, — а ну бегом, жмуров таскать! Или, может быть я их сам должен перетаскивать?
События приобретали совсем неприятный оборот: с трудом поднимая заплетающиеся ноги, я захромал к лежащим в грязи телам, от которых в кювет медленно стекали яркие полосы красного цвета. Юрик, и Серёга уже были здесь: схватив покойного братана за руки — ноги, они впихивали промокший труп в один из джипов. На лице Юры застыло тихое отчаяние. Сергей, повернув лицо ко мне, едва слышно матюкнулся. На большее он не решился, покосившись на одного из водил с автоматом наизготовку, стоявшего рядом.
— Ну, потащили? — деловито осведомился нарик, остановившись около покойничка.
Взглянув в стекленеющие глаза мертвеца, я ощутил сосущее чувство в животе, но делать было нечего — приходилось подчиняться. Ухватив труп за лодыжки, около дорогих туфель, измазанных грязью я с трудом приподнял тяжёлое тело. Наркоман, дыша, как накуренный паровоз, топал сзади, бормоча нечто, неразборчиво-неприличное.
Труп мы, кое-как уложили на пол машины и пока нарик, посапывая, выбирался наружу, я успел прихватить кое что любопытное, а именно: тяжёлый тупоносый пистолет, выпавший из кармана кожаного пальто. Его я тотчас сунул за пояс джинсов и огляделся — никто не успел заметить мою находку? Вроде бы никто — Швед махал рукой, дескать, быстрее, а больше никому до нас не было никакого дела. Подстёгиваемый сокрушительными ударами сердца, я едва ли не вылетел наружу. Удары ледяных дождинок перестали меня раздражать, а все мысли занимал только тяжёлый предмет, оттягивающий пояс.
Иметь оружие, как мне кажется — сокровенное желание каждого индивидуума, носящего штаны и бреющего физиономию. К сожалению — это желание вступает в определённое противоречие с некоторыми статьями уголовного кодекса, за соблюдением которых следят люди, имеющие оружие. Жуткая несправедливость!
Остальные тела мы загрузили так быстро, что я даже не успел запомнить черты мёртвых лиц. Единственное, сохранившееся в памяти — это ловкость, с которой нарик содрал золотой браслет с мощной руки одного из покойников. Чувствовался профессионализм.
— А ну валите отсюда! — скомандовал Швед и отдав автомат Зверю, полез за руль осиротевшей машины.
Два джипа, доверху набитых покойниками, съехали на обочину, где и остановились. Вряд ли кто-то подойдёт к этим крутым тачкам и поинтересуется, чем конкретно заняты их хозяева. А когда содержимое летучих голландцев будет обнаружено, отыскать убийц окажется очень даже непросто. Такие мысли приходили мне в голову, пока я занимал место в уютном салоне, нервно поглаживая пистолет, упирающийся в бедро. Единственное, чего я сейчас опасался, так это того, что смертоносная машинка может сама по себе бабахнуть, продырявив ногу. Зато в игре появился неучтённый никем фактор, который я мог использовать для самозащиты. Если только успею…С братанами расправились очень быстро. Никто не пытался поговорить, объясниться, извиниться в конце концов. Щелчок затвора — треск автоматов. Вот и весь разговор.
От всего этого становилось не по себе. Особенно, когда я попытался ответить на один простой вопрос: на кой хрен в научной экспедиции столько автоматического оружия и людей способных его применять? Какова цель поездки, если для её достижения можно, ничтоже сумнящеся, прикончить семь человек?
Вопросы эти, в одночасье вылетели из моей головы, когда Зверь, пофыркивая, словно морж, заполз в кабину и подвинул нарика ко мне. Следом занял своё место Теодор Емельянович. Как я заметил, своё оружие он отдал гиганту ещё снаружи и теперь тщательно протирал руки идеально белым платком. Должно быть платок был пропитан одеколоном и по салону плыли волны какого-то терпкого запаха. Осматривая идеально чистые руки, Теодор недовольно ворчал:
— Всё это — грязь. Ненавижу участвовать в избиении младенцев, а эти ребята — сущие телята или по вашим определениям — лохи.
— Никто не спорит, — Зверь равнодушно пожал плечами, укладывая оружие в баул, — скорее всего — сынки каких-нибудь шишек. Привыкли кататься на тачках, потрахивать своих шлюшек и бить мордасы всем, кому ни попадя. Провинция, одним словом.
— Наша стерва всё-таки успела отрезать парочку ушей, — восторженно сообщил Швед, плюхнувшись на своё место, — вылажу из тачки, глядь: а у одного жмура уже чего-то не хватает. Когда только успела?
— Эти наклонности, — Теодор недовольно поморщился, — поехали. Мне хотелось бы успеть до заката, а времени осталось в обрез.
— Какая разница? — Зверь покачнулся, когда джип рванул вперёд, — там-то всё равно, день или ночь.
— Прежде чем угодить туда, — Емельянович особо выделил последнее слово, — нам предстоит удалить полтора метра слежавшейся и мокрой почвы. Если не успеем засветло — придётся работать при свете фар.
— А сколько осталось до места-то? — уши Шведа, подобно локаторам, поворачивались из стороны в сторону, улавливая каждое сказанное слово.
Теодор вновь зашелестел бумагой, а Зверь, наклонившись вперёд начал давать ему советы, но так тихо, что я ничего не мог разобрать. Наконец они сошлись во мнениях, определив искомое расстояние в семьдесят километров. Судя по спидометру, скорость держалась на уровне полутора сотен, поэтому ехать оставалось не так уж и долго.
Непроизвольно поглаживая, спрятанный пистолет, я пытался представить себе то место, куда мы едем. Почему-то понятие пещеры вызывало у меня образ подпирающих небеса скал, у подножия которых чернели отверстия, ведущие в неизведанные глубины. В общем некое подобие Морийского царства.
В чём-то я оказался прав.
— Есть какие-нибудь особые приметы? — спросил Зверь, после долгого молчания, — а то, как бы не пришлось увязнуть в этой глухомани надолго.
К этому моменту мы успели свернуть с относительно пристойной дороги на просёлочный тракт, представлявший собой невообразимое месиво из грязи и каких-то булыжников. Пожалуй, здесь могли пройти только танки, да ещё, может быть машины, подобные нашим. Даже сверхмощные джипы, временами, бесполезно ворочались в потоках жидкой грязи, пытаясь вырваться из липкого плена. Стеклоочистители работали на пределе, с трудом удаляя грязевые нашлёпки с лобового стекла. Швед непрерывно матерился и скрипел зубами. Его лысина стала багровой, словно помидор.
— Не совсем приметы, — Емельянович оставался спокоен, — скорее ощущения. Каждый, кто хоть раз побывал там, всегда ощущает приближение к порталу. Это — как зуд, внутри тебя. Обычно он слаб и практически не ощущается, но чем ближе врата — тем мощнее становится. Он чувствуется всё сильнее, до тех пор, пока в точке врат не исчезает вовсе.
