Артем Каменистый - На руинах Мальрока
Да — это явно те, кто мне нужен.
За спиной, вдали, послышались сильные удары чем-то массивным по дереву — охрана начала штурм.
— Господа разбойники — на днях вас повесят. За шею. Всех, кроме редких везунчиков — тех искалечат. Слышите удары? Это дверь вышибают охранники. Их на улице двое, а вас здесь больше десятка. Решать надо быстро.
— А чего решать — нам тут терять нечего. Дверь открой, мил человек, и посмотрим, чья потом возьмет.
Разделавшись с засовом, открыл дверь:
— Вперед господа, пока на шум подмога не подошла.
Разбойники, возбужденно гомоня, кинулись в направлении двери. Канфидус было помчался следом, но я его грубо остановил, ухватив за воротник:
— Ваше святейшество — куда торопитесь?
— Так ведь вы сказали…
— Я разве с вами разговаривал. Я с разбойниками разговаривал.
— Дан — я вас не понимаю. Нам ведь бежать надо.
— И вы думаете, что дверь откроется и нас под звуки фанфар проводят к городским воротам? Канфидус: за дверью минимум парочка вооруженных злых солдат. А скорее больше: в этом мелком городке на такой шум наверняка стража отовсюду сбежится.
— Мелкий городок?! Да это же столица королевства! Дан — я так и не пойму, что вы замыслили!
— Дверь долго не продержится. Солдаты начнут драться с разбойниками, да и недоимщикам в суматохе достанется. Каково нам будет в цепях на таком веселье? Хотите под раздачу попасть? Так что давайте не будем терять время: уходим через канализацию. Пока до всех дойдет, что случилось, успеем далеко убраться.
— Минутку Дан!
Епископ, заскочив в каморку, где меня заковывали в кандалы, прихватил оттуда короткий молот, большие клещи и пару зубил. Предусмотрительный.
Инструменты пригодились почти в тот же миг — слив для нечистот оказался слишком маленьким. Благо пол здесь деревянный — против железа доска продержалась недолго. Расширив отверстие, епископ ловко скользнул во тьму, с шумом брякнулся в воду (надеюсь, что в воду), приглушенно доложил:
— Дан — прыгайте. И факел не бросайте — здесь очень темно.
Из отверстия дохнуло столь мощным смрадом, что у меня чуть колени не подогнулись. В тюрьме пахло, конечно, не розами, но теперь я так не считал — все познается в сравнении. Покосился на горящий факел. Боязно — будто в метановый резервуар прыгать собрался. Как бы не рвануло.
Позади, после особенно сильного удара по двери, зазвенели железными предметами, заорали в десятки глоток. Похоже, началась драка.
Мысленно пожелав разбойникам успехов, задержал дыхание, сиганул вниз. Посадка вышла мягкой — удержался на ногах, по пояс уйдя в нечистоты.
* * *
Взрыва не получилось, но не потому, что концентрация газов здесь была слишком низкой. Наоборот — они из подземелья вытеснили весь кислород: факел погас почти сразу. Чадящее тлел, не освещая ничего кроме себя. Как мы в этом смраде не задохнулись, ума не приложу.
Уж лучше бы взрыв. Пусть все на воздух взлетит, вместе с городом. Весь город: с королем, тюремщиками, и, обязательно — с инквизиторами. Особенно это касается Цавуса.
Хорек…
Не будь Канфидуса, сдох бы. Еретик чувствовал себя здесь столь же уверенно, как в родном храме. Левой рукой придерживаясь за стану галереи, уверенно продвигался непонятно куда. Оставалось надеяться, что он понимает, как следует себя вести в подобных местах.
Время от времени мы падали, спотыкаясь или цепляясь цепями за различные препятствия. На дне часто встречались камни и неидентифицируемые предметы; на поверхности коряги, какие-то доски, плавучие островки из веток и разного хлама. Один раз наткнулись на что-то, похожее на труп. Надеюсь, звериный — освещения от факела недостаточно для уверенного определения.
Человек привыкает ко всему, вот и я быстро перестал обращать внимание на нестерпимую вонь. Но организм не обманешь: дышать становилось все труднее, а ноги подкашивались. Кислорода здесь и впрямь маловато: галерея глухая, без отдушин.
— Канфидус — если мы здесь надолго задержимся, то не выберемся. Дышать нечем. Задохнемся.
— Знаю, Дан, знаю. Иду по течению — куда-нибудь да выведет. Слабое оно, но есть. Может наверху выходы и найдутся, да только ночь темная — не видно света нигде. Потерпите — обязательно выберемся.
Дыхание сперло так, что в ушах начало звенеть. Факел продолжал тлеть, но света его я уже не различал. Все — до крайности дохожу, а выхода все не видно. Эта канализация бесконечна. Зря я назвал столицу маленьким городом — в маленьком городе не наберется жителей, чтобы столь грандиозно нагадить.
Епископ вдруг остановился, почти без всплеска погрузился в вонючую жижу. У меня хватило сил догадаться, что он вырубился — на миг даже возгордился: я, измученный до последней стадии, все еще держусь на ногах, а он отрубился. Затем приступил к спасательной операции — бросил бесполезный факел, нащупал на дне тело спутника, поднял, потащил за собой.
Куда идти, непонятно, но зато понятно, что долго это не протянется — сам на грани обморока, да и лишний груз не в помощь. В моей ситуации вроде бы положено мчаться на юг с гимном беглых урок "По тундре, по железной дороге, где мчится курьерский "Воркута-Ленинград. Мы бежали с тобою, от проклятой погони…", но знать не знаю где в этой клоаке юг, да и слова песни наверняка перевру безбожно. И вообще не до песен, если откровенно…
Все, сейчас и сам упаду — сил больше нет…
Вот теперь точно спою…
Хриплю из голого упрямства: пусть вокруг меня не наблюдается морских волн, но, раз уж деваться некуда, погибать надо подобно "Варягу". И пусть я не пустил ко дну ни одного "японца", пусть сгорят последние крохи кислорода в легких, но останусь под флагом:
…Мы теперь на свободе,
О которой мечтали,
О которой так много
В лагерях говорят.
Перед нами раскрыты
Необъятные дали1…
# 1. Песня "По тундре". "Блатное" творчество. Авторство, вроде бы, неизвестно.
На последней строке не удержался, упал в смрадную жижу, с трудом приподнялся, и встрепенулся, ощутив на мокром лице холодящий ветерок. Не сказать чтобы он принес ароматы цветущей сирени, но обнадежило дважды: во-первых — это явный признак связи с поверхностью; во-вторых — свидетельство бокового хода. Пока что галерея шла прямо, без ответвлений. Хотя в последнем не уверен — в этом мраке и смраде можно и не заметить.
Идти дальше или свернуть? Сквозняк… ветерок… обнадеживает.
Свернул.
Новая галерея была узкой — я то и дело задевал правым боком за стену, а слева постоянно цеплялось тело епископа. Надеюсь, он еще жив. Почему сам на ногах до сих пор, старался не думать — бонусам в такой ситуации надо радоваться без анализа.
Очередное препятствие — споткнувшись, едва не упал. Нет — это не камень, и не коряга: похоже на начало лестницы. Шаг за шагом… вверх… через силу… через "не могу".
Призрачный свет впереди — звездное небо. Последние шаги — выбираюсь на поверхность. Какие-то тележки, бочки, стены вокруг. Похоже на хозяйственный двор. Людей нет, и это к лучшему — нам свидетели вообще ни к чему.
Осторожно уложив тело епископа на землю, обессилено присел, привалился к тележному колесу.
Отдых — долгожданный отдых.
Глава 4 "Я мстю, и мстя моя страшна"
Так бы и валялся до утра, бездумно таращась в стену, но благостное ничегонеделанье разрушили. Епископ, на свежем воздухе быстро пришел в себя, и не стал предаваться праздности — заворочался, приподнялся, внимательно изучил окрестности, и лишь затем тихо сообщил:
— Дан — мы в ограде золотарей выбрались. Большая удача: сюда и днем люди не очень любят заглядывать, а ночью даже за большие деньги никто не зайдет. Стена вон городская в двух шагах, а за ней кладбище старое, где еще до нашествия тьмы хоронить начали… нехорошее место, не говоря уже о том, что вонь несусветная от всего этого хозяйства.
— Кому вонь, а мне фиалками пахнет…
— Вы правы: в сравнении с тем, что мы пережили под землей, и впрямь аромат цветочный.
— Канфидус — вы, я так понимаю, хорошо знаете город, раз даже с владениями золотарей знакомы?
— Да, доводилось здесь службу нести, юнцом. Все, что вблизи стен, знаю прекрасно — хоть глаза завязывай.
— Расскажите тогда подробнее: что здесь и где.
— Вон стена новая — за ней то самое кладбище. За кладбищем старые валы, и не живет там никто. Рва там вывод — грязное место. На стене дозорных много, а на валах только патрули редкие. Вон там, дальше, квартал кожевников: вдоль стены тянется, а в другую сторону, тоже у стены, сыроварня раньше была, а сейчас не знаю что. Наверное, все равно сыроварня — в этом квартале все, что есть в городе вонючее, собрали в одну кучу. Дальше, уже к центру, три здания поднимаются — видите, чернеют? То, что левое самое, тюрьма, откуда мы так удачно сбежали. За ней чуть дальше, церковная канцелярия с темницами в подвале — там вас и держали. Но отсюда ее не разглядеть. Тот дом, что посредине, исправительный — там ночуют бедолаги вроде судимых недоимщиков. Днем их на работы отпускают, а на ночь запирают. Ну а крайний справа, самый высокий, это обитель ордена карающих — логово Хорька. Интересно: почему они выбрали для себя самое вонючее место в городе? Думаете, чтобы к тюрьмам поближе быть? А я вот не думаю — неспроста это. Хорьки, они, знаете ли, пахнут вовсе не фиалками — привычка сработала. Дан: я потерял молот и зубила. И клещи. Это плохо — через стену и без цепей нелегко перебраться. Думаю, лучше всего опять спуститься в траншею и найти ход к выводу в ров. Он где-то дальше должен быть. В таких ходах решетки ставятся, на выходах, но вряд ли за ними следят серьезно — думаю, прогнили они, годами в нечистотах вымокая. Разломаем с божьей помощью. Главное не задохнуться в этом смраде. Дан? Куда вы так уставились?
