Алан Фостер - Призыв к оружию
— Все это не для моего народа. И, насколько я понимаю, не для других народов, которые являются членами Узора.
— Разве вы не понимаете, — продолжал уставший уже амплитур, — что вся эта дискуссия, весь этот разговор, как две капли воды, похож на те разговоры, которые велись в этом зале уже великое множество раз в прошлом? Все то же самое. Ничего нового.
— И что же?
— Вам это может не понравиться, вы можете даже не поверить, но я говорю вам: результат всегда один.
— Может, на этот раз будет другой.
— Нет. Другим он просто не может быть. — Тот-Кто-Решает подался вперед на своих коротеньких, пухлых ножках. — Либо все произойдет быстро, либо займет продолжительное время, но исход уже предрешен заранее. Назначение — это Назначение. И так было на протяжении сотен лет, тысяч лет. Перемены принципиально невозможны.
— И несмотря на все то, что я говорил вам, вы до сих пор сохранили желание помочь мне отремонтировать корабль и отпустить со всей командой домой?
— Разве еще никем не отмечалось, что мы никогда не лжем? Вы будете посланцем, на вас будет возложена миссия, которую вы, если захотите, можете не исполнить, но мы даем вам эту возможность. Будет ужасно, если в общении с вами опять придется прибегать к силе. Столько бессмысленных жертв! Эти бои с упрямыми сспари… Столько убитых! К счастью, большинству ваших кораблей удалось благополучно исчезнуть.
— И это очень удивило вас? — Пленник и не пытался скрывать свою насмешку и удовлетворение.
— Это нас не удивило, а обрадовало! В мире существуют миллионы заселенных планет. На тысячах из них торжествует разум, цивилизация. Но нам невыразимо жаль, когда погибает хоть один разумный. Одна-единственная смерть обедняет идею Назначения.
— Вы — очень странная компания, — закусив верхнюю губу, задумчиво проговорил пленник. — Если бы не ваш фанатизм, с вами еще можно было бы поговорить.
— Мы не фанатики, а просто — разумные, преданные идее. Конечно, вы и это можете заклеймить фанатизмом. Будете бесконечно выдвигать в защиту этого свои аргументы, а мы будем бесконечно возражать. Это ни к чему не приведет. Да, мы преданы идее. Вы нам нравитесь. Мы уже полюбили вас за вашу открытость, честность, смелость.
— Не надо меня любить. Мне так будет спокойнее.
— Нет, уж на этом позвольте нам настаивать, — мягко возразил Тот-Кто-Решает. Его щуп взвился вверх, а пальцы сошлись в одну линию. Пленник не понял этого знака. — Возвращайтесь на свой корабль, к своим соотечественникам, к своим союзникам. Расскажите им о том, что здесь видели. Вас снабдят всей информацией, которая только сможет влезть в ваши картотеки. А вот как с ней поступить — ваше дело. Мы можем только просить вас о том, чтобы вы не извращали ничего. Пусть там у вас получат возможность судить о нас так же свободно, как вы судите. Хотите, передайте всю информацию у себя в Узоре, а хотите: уничтожьте. Но не правьте. Контролировать вас мы не сможем и никак воздействовать на ваш выбор тоже не в силах. Да, мы умеем внушать. Но только на ограниченном расстоянии.
— Как мне быть в этом уверенным? Откуда я знаю, что вы действительно не сможете воздействовать на меня и мою команду в космосе?
— Если бы мы задумали причинить вам вред, попытаться «контролировать» вас, — заметил Быстрый Производитель, — зачем бы мы стали обманывать вас тогда и говорить добрые вещи? Мы бы просто сделали это!
— Не знаю… — Принак шумно выдохнул и присвистнул. — Я не философ. Всего лишь командир небольшого корабля.
— Тогда и не берите на себя ответственность за принятие слишком серьезных решений и вынесение слишком серьезных оценок. Дайте и другим рассмотреть, проанализировать, решить. А вы отвечайте только за себя. И в этом можете быть, — хотя амплитур и выражался мысленно, пленник уловил в его сигнале тень насмешки, — совершенно независимым.
— Я признаю, что не в состоянии понять вас, — сказал Принак и двинулся в сторону выхода. Никто его не остановил. — Но могу сказать со всей определенностью: мой народ не будет шестерить ни на вас, ни на ваше Назначение. Никогда.
Тот-Кто-Решает дал знак охраннику-молитару посторониться и пропустить пленника. А на прощанье сказал:
— «Никогда» — это понятие, которое воспринимается нами, на мой взгляд, гораздо более четко, чем вами.
Глава 3
Чичунту был величественно красивым миром, элегантным и утонченным, как и его обитатели. В физиологическом отношении вейсы были орниторпами, то есть напоминали высоких и спокойных птиц. В них все было благородно: и внешность, и манеры. Редко когда они приходили в волнение, во всяком случае их вряд ли кто-нибудь видел в этом состоянии. Независимо от окружающей обстановки они всегда чувствовали себя комфортно. Их главной отличительной особенностью было умение держать себя в руках. Размышляя об этом, Кальдак справедливо отметил про себя, что именно этого-то качества и недостает его соотечественникам, массудам. Одежда на вейсах всегда была безукоризненно чистой, а передвигались они с грацией профессиональных танцовщиков. В разговоре им свойственно было проявлять исключительную корректность и подчеркнутую вежливость. И при этом они еще умудрялись не выглядеть приторно-слащавыми. Общество вейсов было, пожалуй, наиболее развитым во всем Узоре. В каждом движении их, жесте, флекции содержалось совершенно умопомрачительное количество смысловых уровней, разобраться в которых было под силу разве что только их соплеменникам. По сравнению с их сложным языком и культурой, языки и культура остальных рас Узора выглядели примитивными, почти детскими.
Вейсы были также прирожденными имитаторами и подражателями. В сочетании с интеллектом это делало их непревзойденными лингвистами. Благодаря всему этому на планетах, населенных вейсами, частенько размещали учреждения регионального командования, не обращая внимания на театральные признаки возмущения и протесты со стороны потесненных жителей. В ответ небезосновательно заявлялось, что нахождение в эпицентре высочайшей культуры вейсов будет оказывать самый благотворный эффект на представителей менее утонченных рас — членов Узора. Своим гостям вейсы будут передавать свою вежливость, корректность и богатейший опыт мирного общения с ближними. Действительно, каждый разумный с этой планеты жил в постоянном страхе как-нибудь нечаянно обидеть своего соседа. Впрочем, на планете Чичунту споры между представителями разных рас во время общения вскоре стали заметно затухать. Дело в том, что переводчиками в разговорах выступали вейсы. Бесполезно было выкрикивать оскорбления или просто обидные слова в адрес собеседника, ибо в интерпретации посредника-лингвиста все получалось очень красиво и мягко. Вскоре все поняли, что твой вопрос или, наоборот, ответ, — каким бы резким тоном ни был произнесен, — переведется автоматически вежливо и округло и не достигнет цели. Вейсы в данном случае походили на нечто вроде пухлой подушки, которая не только приглушает удар, но и вовсе поглощает его. Под конец собеседники уразумели, что правда за переводчиками, и назревавшие в разговоре неприятности стали рассасываться как-то сами собой. Порой даже без участия безупречно галантного переводчика. Центр регионального командования выглядел несколько нелепо в таком месте, как Чичунту. На Массудае, к примеру, его построили бы далеко-далеко от ближайшего городского конгломерата или похоронили бы среди острых скал гранитных гор, чтобы никому не мозолил глаза своими неэстетичными, но функциональными формами. Вейсы же настояли на том, чтобы он был возведен в пределах главного столичного парка, а потом еще украсили его дополнительными фонтанами и искусственно выращенным ландшафтом. Если уж честно, то весь этот мир можно было назвать сплошным и заповедным парком. Кальдаку это не особенно-то нравилось. Слишком много зеленых изгородей, слишком густо посажены деревья. Он бы предпочел открытые и широкие пространства, как дома, где деревья либо росли мелкими группами, либо образовывали леса в строго отведенных для этого местах. Либо, наконец, находились далеко друг от друга, возвышаясь над землей, как часовые. Там массуду было где повернуться, там он мог двигаться, как и его далекие предки — огромными шагами или прыжками, в полную силу используя свои длинные поджарые ноги. Теперь уже не нужно было делать это для того, чтобы догнать убегавшую дичь. Быстрое передвижение приобрело более почетное, эстетическое значение.
Длинные и долгие пробежки, высокие и дальние прыжки… Это массудам удавалось в жизни лучше всего. И именно благодаря этой традиции, благодаря тому, что спорт на их планете имел необычайно важное значение и пользовался огромной популярностью, вышло так, что массуды стали самой приспособленной к войне расой Узора. Эту честь они приняли с большой неохотой, что и понятно: какой разумный добровольно изберет профессию убийцы?
