Михаил Белозеров - Золотой шар
— Это ты на прошлой неделе на Кровавом болоте «куни-кори» взял? Говорят, самого «дантая» обманул?
Как потом объяснил Бараско, «куни-кори» — это очень слабый антигравитатор, скорее игрушка, чем серьезный хабар. А «дантая» — охранник, биологический объект с полевыми свойствами. Обмануть его трудно, но можно.
— Было дело, — выдохнул сизый дым Джангер. — Но и ты ведь не пустой идешь? — опытным взглядом определил он.
— Сидорович здесь? — ушел от ответа Бараско.
— Здесь, а где ему еще быть? Сидит Иван Каземирович, как паук в банке. А-ха-ха-ха!!!
Костя разглядел на груди у Джангера страшный талисман — гуттаперчевую кисть левой руки с большими желтыми ногтями, и понял, почему Джангер так изящно курит. Правая рука у него за неимением левой сделалась очень ловкой.
— Что, страшно, парень? — поймал его взгляд Джангер и показал культю. — От Зоны еще никто не уходил целым. — И снова засмеялся лающим смехом. — А-ха-ха-ха!!! Но ты еще молод, и тебе, возможно, повезет!
Над Зоной красиво и печально запела «кудзу». Через мгновение ей ответила другая, потом третья, и над миром полилась неземная музыка.
Глава 3. Авто Зона
— Пароль? — остановили их два вооруженных человека.
— Авто Зона три.
— Ха! Это вчера было!
— Ну, тогда Авто Зона четыре, — сказал Бараско.
— Это другое дело. Проходите, — охранники, ухмыляясь, подняли стволы автоматов вверх.
Костя понял, что они узнали Бараско, а пароль спрашивали для проформы — мол, знай наших, сталкер, и не зарывайся.
— Вначале заглянем к Сидоровичу Ивану Каземировичу, — сказал Бараско, ориентируясь в подземелье, как у себя дома. Здесь было сумрачно, фонари горели через один, на полу валялись бутылки и пивные банки, а еще пахло мочой и рвотой.
— А кто такой Сидорович? — спросил Костя.
Эта фамилия напомнила ему давнишнюю игру, в которой тоже был Сидорович, но без имени-отчества. Тот Сидорович раздавал всем желающим оружие и амуницию. Не может быть такого совпадения, подумал Костя. Мистика! Дежа-вю!
— Самый главный начальник южного клана, — объяснил Бараско.
— А что, есть еще и северный клан?
— Есть и северный, — сказал Бараско, посторонившись, чтобы дать пройти слегка подвыпившей, полуголой женщине, которая явно злоупотребила косметикой.
— О! — воскликнула она. — Заглянешь ко мне, красавчик?
Косте нравились такие женщины — смуглые, черноволосые. Ничего здесь не поделаешь. Все его приятельницы были брюнетками, ну, в крайнем случае — темными шатенками. А блондинок он не любил. По утру они ему казались блеклыми, как моль.
— Всенепременно, Завета! — ответил Бараско, улыбаясь.
— Ты не один? — заметила она Костю и кокетливо повела обнаженным плечиком.
Пахло от нее умопомрачительно — то ли мылом, то ли еще чем-то свежим и привлекательным. У Кости закружилась голова. Хорошо, хоть Светка с нами не поехала, а то убили бы ее, как Вадима Рунова и Петю, подумал он, испытывая к этой незнакомой женщине все то, что положено испытывать к красивым незнакомым женщинам.
Вадим Рунов был завредакцией военного канала и упустить командировку в Зону никак не мог. А Пете Морозову — их оператору — просто не повезло — если бы он настоял, то остался бы дома — у него жена родила пятого числа, а седьмого они выехали. Еще убили техника и водителя в одном лице — Габрикова. Но его Костя знал плохо. Габриков был из технарей, и к ним на двадцать второй этаж забредал крайне редко.
— Друга встретил, — сказал Бараско.
Похоже, женщины его не очень интересовали. Или его интересовали одни блондинки. Костя еще не понял.
— Его с собой взять не забудь, — сказала, сладко улыбаясь, женщина и потыкала Костю острым коготком в грудь. — Я молоденьких люблю-ю-ю-ю…
Костя готов был тут же сгрести ее в охапку, но приличия не позволяли.
— Кто это? — спросил Костя, когда они пошли дальше.
Он пару раз оглянулся, жадно ловя в разрезе короткой юбки светлую полоску кожи. Прошло уже больше двух недель, как Костя последний раз общался с женщинами. Для него это была целая вечность.
— Кто? — переспросил Бараско, думая совсем о другом.
— Ну, эта… твоя знакомая?
— А… — неопределенно произнес Бараско.
Костя понял, что задал несвоевременный вопрос, и тут же исправился:
— Так кто такой Сидорович?
— Сидорович? — задумчиво переспросил Бараско. — От Сидоровича здесь зависит жизнь любого сталкера. Сидорович здесь царь и бог. Хозяин, одним словом!
Интересно, подумал Костя, заранее представляя, каким он его увидит — тамошнего царя и бога.
Под потолком едва тлели фонари. Откуда-то струился теплый воздух. Слева из подземелья доносились громкие голоса и играла музыка. А еще тянуло запахом марихуаны.
Но они пошли в другую сторону. Спустились на два пролета вниз, каждый раз поворачивая под прямым углом. Миновали еще одну охрану, которая их беспрекословно пропустила, и попали на самое дно, где пахло плесенью и землей, но было тихо, светло и чисто, как в раю.
Сидорович сидел за стальной дверью с крохотным окошком. Бараско уверенно постучал.
— Кто там?
— Иван Каземирович, откройте, это Бараско!
— Бараско? Какой Бараско? А-а-а… тот самый?!
Крохотное окошко с грохотом открылось.
— Я думал, тебя наконец убило. Ха-ха-ха!
В окошко выглядывал желтоглазый мужчина, сидящий за огромным столом с компьютером на фоне стеллажей, забитых оружием и амуницией. На одной из полок спал толстый рыжий кот.
Иван Каземирович был неопределенного возраста, с венчиком волос вокруг лысой макушки. Одет он был, как и Семен Тимофеевич, в безрукавку. Огромный вентилятор раздувал его космы. Жирные, толстые руки, покрытые белесыми волосами, лежали на столешнице. Да, действительно, он очень похож на Сидоровича из игры «Авто Зона», подумал Костя. Только нос красный и уши торчком, как у вурдалака.
Бараско небрежно бросил на полку перед окошком хабар.
Точнее, Костя только потом понял, что это хабар. Был он ни широким, ни плоским, ни круглым, ни квадратным — никаким. Камень, одним словом. Пройдешь мимо такого на дороге и не обратишь внимания.
— Ага… — многозначительно произнес Иван Каземирович и даже протянул трясущиеся ручки, а потом отдернул, словно побоялся обжечься, но воскликнул:
— «Анцитаур»! Еханый бабай, прости, Господи! Что ты за него хочешь?!
Голос у него оказался визгливым, а не рокочущим, как в игре, но все равно властный, не терпящий возражений. А вот глаза были нехорошими — пустыми и равнодушными и, самое странное — желтыми- прежелтыми. Таким людям никто не доверяет, подумал Костя.
— А какие расценки?
— Божеские! — Сидорович сглотнул слюну.
— Так все-таки?
— Дам шестьдесят тысяч, — сказал Сидорович так, словно боялся упустить хорошую сделку.
Кот за его спиной проснулся и выгнул спину. У него тоже были желтые-прежелтые глаза.
— За шестьдесят тысяч я уступлю, но договора не разорву.
— Ишь, хитрый! — заискивающе хихикнул Иван Каземирович, снова протянул было волосатые трясущиеся ручки и снова их отдернул. — Пользуешься моими слабостями и тяжелым экономическим положением.
— Вашим-то?! — удивился Бараско. — Клевещете вы на себя, Иван Каземирович.
— А что ты думал? Конечно, моим. На всех вас у меня денег не хватит, — говорил Иван Каземирович, не отрывая горящего взора от хабара.
Костя из любопытства тоже решил прикоснуться к легендарному хабару, но Бараско предупредил:
— Не трогай, опасно!
— А это кто? — спросил Иван Каземирович, пригибаясь и выглядывая в окно.
Кот тоже посмотрел на Костю. Из его глаз, как в мультиках, во все стороны полетели зеленые искры.
— Константин Сабуров. Москва, «Рен-тиви», — произнес Костя чисто автоматически. Привык он так представляться. Но слова «Москва» и «Рен-тиви» не произвели на Сидоровича никакого впечатления — он был занят рассматриванием камня. Зато когда Бараско произнес: «Друг мой из начинающих», и подмигнул Косте, Сидорович несказанно обрадовался:
— Молодой человек, это же самая лучшая рекомендация! — и даже высунул руку, и обменялся с Костей крепким рукопожатием, прикрыв при этом «анцитаур» тряпочкой, чтобы случайно не коснуться. — Ладно, ради такого случая накину еще пятнадцать.
— Двадцать! — сказал Бараско. — И деньги на бочку!
Сидорович тяжело вздохнул, но спорить не стал. На полку легли три пачки денег. После того, как Бараско их пересчитал, он снял тряпку с «анцитаура», положил на него руку и произнес:
— Ну, дружок, здесь тебе будет лучше.
Наклонился и что-то пошептал над «анцитауром», который вмиг стал ярко-красным. По его поверхности пробежала волна.
Не успел он закончить священнодействие, как Иван Каземирович цап-царап — одной рукой схватил «анцитаур», а другой — захлопнул окошко.
