Егор Чекрыгин - Странный приятель. Тайна Врат
Конечно, как и все молодые люди, он в свое время начал интересоваться таинственными существами, ходящими в юбках и словно магнитом притягивающими к себе взор. И смело шел навстречу неизведанному, ибо был не из тех, кто мямлит и заикается при попытке заговорить с девушкой или падает в обморок при необходимости обхватить тонкую девичью талию во время танца. Юный Ренки Дарээка даже слыл среди своих деревенских подружек весьма изящным кавалером, в основном благодаря приемам и оборотам речи, извлеченным из романов и наставлений по поведению «юношей звания благородного», найденных в отцовской библиотеке.
Но, как показала практика, всего этого было явно недостаточно, когда общаться приходилось со столь странно ведущей себя и повидавшей мир молодой особой, как Одивия Ваксай.
И потому пока двое из сидящих за столом активно обсуждали новые пьесы, веяния моды или светские сплетни, оу Дарээка приходилось хранить напряженное молчание, с гордым видом уплетая столь восхваляемые Лоиком блинчики с мясом морской коровки.
Лишь однажды, когда Одивия, бросив жалостливый взгляд на своего молчащего гостя, перевела разговор на тему фехтования, Ренки нашел, что сказать. Но долго разговор на фехтовании не задержался, а на предложение «рассказать что-нибудь» оу Дарээка опять впал в долгую задумчивость. Найти тему, подходящую для ушей молодой девушки, как-то не получилось. Ведь не будешь же рассказывать ей про каторгу и кровавые сражения или про то, как он с друзьями в прошлом году удирал от людей герцогов Гидшаа? Да и историю их с Готором столичных приключений тоже затрагивать не стоило: Риишлее и его тайны — это не тема для застольной беседы.
В результате Одивия обозвала его букой и вернулась к разговору с Лоиком, потребовав от собеседника подробного описания недавно построенного в столице королевского театра «Туубус», чья сцена, по слухам, была напичкана различными невероятными механизмами и приспособлениями для смены декораций или неожиданного появления актеров. Стены были отделаны золоченой лепниной, а особое устройство свода позволяло услышать произносимые со сцены реплики даже в самых отдаленных уголках зала.
Так что, отужинав, Ренки быстро просмотрел предъявленную Одивией смету на строительство, нашел указанные там суммы весьма умеренными (сегодня в Королевском портовом управлении он немного поинтересовался ценами на подобные услуги) и, пользуясь правом, которым наделяла его выданная Риишлее бумага, утвердил документы. После чего поспешил откланяться, оставив Лоика, собиравшегося поразить Одивию своими успехами в музицировании, наедине с предметом своих воздыханий. Под присмотром уважаемой и почтенной тетушки-домоправительницы конечно же.
Со сложным чувством сожаления и облегчения покинул Ренки дом семейства Ваксай и направился прогуляться по набережной, дабы подышать на сон грядущий свежим воздухом да и, что греха таить, немножко пустить пыль в глаза фланирующей в этом наиболее «светском» месте Фааркоона купеческой публике, которая, подражая нравам благородного сословия, выбрала набережную местом для своих променадов.
Горели фонари возле подъездов торговых домов, освещающие вывески (негласное соревнование на самую большую и яркую вывеску велось в Фааркооне уже не первый год), и фонарики, бросающие свет на вынесенные на улицу столики харчевен. В воздухе витали запахи моря и цветов, а аппетитные ароматы еды так и манили отведать какое-нибудь кушанье.
Местные купцы, приказчики из богатых торговых домов и морские офицеры неспешно прогуливались по булыжной мостовой в одиночку, парочками и целыми семействами, чопорно раскланиваясь друг с другом и заводя неторопливые разговоры. Дамы весело щебетали, ревниво изучая наряды подруг, а их солидные мужья вели солидные разговоры о ценах, политике и о том, как политика влияет на цены. Ну а детишки носились между группками горожан, стремясь со свойственной им нетерпеливостью успеть увидеть все интересное, попробовать все вкусное и конечно же как-нибудь да набедокурить и при этом не попасться.
Звучала музыка, исполняемая маленьким оркестриком с королевского сторожевого корабля, а посреди набережной труппа бродячих актеров давала представление.
Теплый вечер, освежаемый морским бризом. Так приятно пройтись по набережной, неспешно и солидно здороваясь со знакомыми купцами и чиновниками, ловя на себе заинтересованные взгляды их жен и дочерей. А потом, купив кулек засахаренных орешков, поглазеть на представление бродячих актеров, с детской непосредственностью хохоча над Профессором, вечно попадающим впросак из-за проделок своих студентов, или старым толстым Лавочником, которому наставляет рога его молоденькая жена. Незатейливый юмор и незамысловатые сюжеты, не требующие сложных приспособлений по смене декораций и не прошедшие обработку модного столичного драматурга.
Ренки словно бы попал в детство и был счастлив. Этим и еще, наверное, некоторой простоватой прямолинейностью его натуры можно объяснить тот факт, что, когда какой-то человек подошел к нему и спросил лейтенанта оу Дарээка, мысль о подвохе даже не пришла в его голову.
— Да, это я, — ответил Ренки, одним глазом поглядывая на уже пожилого, бедно, но чисто одетого слугу, а другим продолжая косить в сторону актеров.
— Покорно прошу простить, — продолжил мужчина. — Меня прислал за вами какой-то солдат. Он приносит вам свои глубочайшие извинения, однако ему срочно необходимо ваше присутствие.
— Что-то случилось? — спросил Ренки, которого даже столь необычное известие еще не смогло вывести из состояния блаженства и неги.
— Не могу знать, сударь, — ответил слуга. — Я всего лишь должен был найти вас, передать послание и проводить к нужному месту.
— Ну хорошо, веди, — со вздохом отрываясь от зрелища, сказал Ренки и еще раз, уже чуть более пристально посмотрел на собеседника. Ничего особенного. Типичный дворецкий Торгового дома средней руки. Благообразный, весь из себя сама аккуратность и чопорность, с профессионально смиренной маской на лице. Он даже не осмелился пойти рядом, а передвигался чуть позади каким-то семенящим шагом, выставив вперед руку в указующем жесте.
Наконец Ренки и его сопровождающий свернули на одну из прилегающих к набережной улиц, потом зашли в переулочек, где единственным освещением были звезды на небе. Там пришлось протискиваться мимо какого-то фургона со старым тряпьем. Но тут вдруг сидящий на козлах возница вскрикнул и вытянул вперед ладонь.
Ренки, мгновенно опустив руку на рукоять шпаги, посмотрел в ту сторону. В глазах потемнело, и он потерял сознание. А благообразный дворецкий, быстро спрятав набитый дробью кожаный кисет в карман, с легкостью подхватил упавшее тело и загрузил в фургон.
Очнулся страдалец спустя какое-то время уже на полу тесного помещения, абсолютно темного, воздух в котором был пропитан запахом подгнивших овощей. Руки у Ренки были связаны за спиной, шпага отсутствовала, зато, судя по ощущениям, на затылке имелась изрядная шишка.
Он попытался подвигаться, немного развернулся, заметив свет, выбивающийся из-под двери, попутно что-то задел ногами и с грохотом опрокинул это что-то на себя.
— Никак очухался, — донеслось снаружи. — Тащи его сюда.
Дверь открылась, и сильные руки, подхватив Ренки, грубо выволокли его из чулана.
— Ну вот, сударь, — светя в глаза связанному офицеру фонарем, произнес кто-то, чье лицо нельзя было разглядеть из-за бьющего в глаза света. — Давайте знакомиться.
— Развяжи мне руки, тварь, и я устрою тебе знакомство! — пригрозил Ренки.
— Не стоит так горячиться, сударь, — продолжил неизвестный, на которого слова пленника, кажется, не произвели никакого впечатления, разве что насмешили. — И не надо угроз. Вообще-то вам стоит поблагодарить меня за подаренные несколько часов жизни. По-хорошему-то я должен был убить вас еще в том переулке. Не хотите узнать почему? Все очень просто: мне за это заплатили. И поверьте, не каждый день я получаю такую сумму за такое банальное убийство. Но когда я попытался разузнать о цели своей охоты, открылось одно обстоятельство. Одно очень печальное для вас, сударь, обстоятельство! Ну-ка посади его!
После этого те же сильные руки подхватили Ренки и, усадив его на грубый стул, плотно примотали к спинке веревками. Светящий в глаза фонарь был подвешен к потолочной балке помещения, напоминающего обеденный зал харчевни. Напротив себя пленник увидел давешнего дворецкого, который теперь уже не выглядел столь же благообразно и безобидно. Может, причиной тому было изменившееся выражение глаз, а может — шпага, раньше принадлежавшая Ренки, которую «дворецкий» вертел в руках.
— Вот эта вот шпага… — помахал мужчина клинком перед самым носом пленника (Ренки отметил, что держит он оружие вполне профессионально). — Вам хватило дерзости, сударь, носить ее как ни в чем не бывало! А ведь она раньше принадлежала моему брату! Нет, не родному, скорее, собрату по ремеслу. Не то чтобы старый бродяга Биидшаа был мне близким другом, однако и спустить его убийство с рук было бы делом недостойным. Расскажите, как так получилось, что вам удалось убить столь искусного противника? Полагаю, без хитрости не обошлось.
