Андрей Буторин - Упавшие в Зону. Вынужденная посадка
Приняв окончательное решение, сталкер набрал код Толстого. Секунд через пять на дисплее появилась фраза: «Вызов принят».
«Не отключайся! – набрал Шершень. – Есть конкретное дело».
Толстый не отключился. Правда, на дисплей коммуникатора сначала посыпались сплошные нецензурные ругательства и описания сексуальной жизни Шершня – преимущественно с представителями фауны, как земной, так и не очень. Особенно часто упоминались почему-то чайки. Наверное, Толстый вырос на берегу моря, и эти горластые создания мешали ему спать.
Однако в конце концов пыл бывшего подельника поутих, и Толстый написал:
«Чего надо, долбаный чайкотрах?»
«Надо не только мне», – ответил Шершень.
«А кому еще, мне, что ли?»
«Всем нам. Я знаю выход из Зоны».
Какое-то время текст на дисплее оставался без изменения. Наконец, там появилось новое сообщение Толстого:
«Гонишь? За идиотов нас держишь?»
«Нет, – поспешно набрал сталкер. – Это не полный верняк, но шансов много».
«Что хочешь за это?»
«Ничего. Чтобы забыли мой грех».
«Мы не попы, чтобы грехи отпускать».
«Ты понял, о чем я. Поговори с остальными».
«Уже говорю. Тебе никто не верит. Я тоже».
«Как стемнеет, подходите к лесу, – написал Шершень, указав координаты. – Я выйду один, без оружия. Все расскажу. Если не поверите, сможете меня прикончить».
Сообщение вновь долго оставалось без ответа. Затем Толстый написал:
«Жди и молись, чайкин трахальщик».
После этого связь с той стороны отключили.
Когда Шершень вернулся к поваленной сосне, Плюх уже едва не прыгал от нетерпения.
– Ёшки-блошки! Ты чего так долго? Пойдем скорее!
– Куда? – уставился на разведчика сталкер.
– Как куда? К ученым!
– Обалдел? На ночь глядя?..
– А разве, – посмотрел вверх и развел руками Плюх, – скоро ночь?.. Небо вроде бы такое, как и было.
– Тут по небу время не угадать, – ответил Шершень. – Либо день, либо ночь, так-на. Темнеет и светает быстро. А у меня вот тут время, – постучал он по коммуникатору. – Минут через сорок темно будет, так что нам нужно шустро устроить ночлег.
– Может, все-таки пойдем? – неуверенно спросил косморазведчик. – Ты что, так сильно хочешь спать? Только время потеряем…
– Ты чаек случайно не любишь? – сердито буркнул сталкер.
– Не особо, а что? Здесь ночью много чаек? Разве они могут стать нам помехой?
– Ночью помехой становится все! Ты опять забыл, что мы в Зоне? В ней и днем-то нельзя расслабляться, а ночью только самоубийцы могут по ней гулять.
– Но мы ведь все равно будем в Зоне, хоть пойдем, хоть на месте останемся.
– Слушай, ты точно академию заканчивал, так-на? На три класса начальной школы не тянешь!.. Почти у всех здешних мутантов хорошо развито ночное зрение. Это раз. А у нас его нет. Это два. Ночью лучше слышны звуки, это три. И местные твари слышат куда лучше нас, это четыре. К тому же, к границам Зоны они почему-то близко подходить не любят, а мы сейчас как раз возле нее, то есть какая-никакая защита, а есть. Это пять. Могу еще влегкую выдать шесть, семь и восемь, но и того, что сказал, хватит. Без изысков. Или нет?
– Ну-у… – протянул Плюх, – я тоже могу видеть ночью… Но все же ты, наверное, прав. К тому же Блямсик совсем притомился.
– Вот и давай еловых лап натаскаем, да устроим что-нибудь вроде шалаша.
Шалаш соорудили как раз перед тем, как вокруг стало стремительно темнеть. В Зоне действительно почти не существовало перехода между днем и ночью – создавалось впечатление, что с помощью реостата выключали заоблачные светильники. Так было и сейчас. Впрочем, тучи сохранили слабое багровое свечение, так что полной темноты – такой, что хоть глаз выколи, – все равно не наступило. Но даже молнии стали более редкими и тусклыми, издавая уже не треск, а шипение, словно Зона жалела своих обитателей и давала им время отдохнуть.
– Забирайтесь, – кивнул на шалаш, а точнее, на груду елового лапника Шершень.
– А ты? – удивленно глянул на него Плюх.
– А я пока буду на стреме. Мало ли что. Часика через три-четыре разбужу тебя, поменяемся, так-на.
– Ну ладно, – кивнул косморазведчик и стал подзывать Блямса. Однако «кузнечик» наотрез отказался лезть под колючие еловые ветки и пристроился на мягком мху поблизости. Плюх, словно извиняясь перед сталкером, развел руками и полез в шалаш один.
Шершень, немного подождав, направился к выходу из леса. Возле крайних деревьев он остановился и пристроил возле ствола куцей корявой ели «Печенгу». Как ни жаль было расставаться с винтовкой даже на время, сталкер хорошо знал, что с бывшими – а теперь, возможно, и с будущими – подельниками лучше не шутить. Раз уж сам сказал, что будет без оружия, то нарушать обещание не стоит, себе дороже выйдет.
Но далеко от приметной ели он отходить все же не стал, в случае чего до нее можно было добраться в два-три прыжка, а затвор «Печенги» он предварительно взвел – хватай да стреляй. Однако Шершень очень надеялся, что до стрельбы дело все-таки не дойдет, не такие уж его бывшие приятели идиоты, чтобы отказаться от его предложения, даже не проверив правдивости его слов или вовсе его не выслушав.
Ждать пришлось недолго, вскоре сталкер услышал шорох шагов. Невольно пригнувшись, он подождал, пока Бизон и компания подойдут поближе, и негромко позвал:
– Эй! Я тут.
– В нос тебе кунжут, – раздался в ответ ворчливый голос Бизона. – Чего сныкался? Боишься? Правильно делаешь.
Шершень выпрямился и расправил плечи. Перед ним на фоне тусклого багрянца туч возвышались три знакомые фигуры. Лиц при таком освещении было не разобрать, но и по одним лишь очертаниям сталкер видел, кто из них кто.
– Привет, ребята, – тихо сказал он. – Хорошо, что вы пришли.
– Ты слышишь, Бизон, как он запел? – голосом Робина хохотнул долговязый темный силуэт. – Солёна Алёна, он нам рад!
– В рот ему салат, – сплюнул Бизон. – Что, сразу его пришьем или сначала послушаем сказочку на ночь?
– Пусть расскажет, – закивал Толстый. – Перед смертью все обычно такие разговорчивые – заслушаешься.
– Говорите потише, – взмолился Шершень. – Если он проснется, нам всем хана.
– Кто там еще проснется? – заозирались, вскинув оружие, все трое. Сталкер хоть и не мог сейчас различить деталей, но и так знал, что у Бизона в руках неразлучный короткоствольный автомат «Никель», а у двух его «шестерок» такие же «Печенги», как и та, что дожидалась сейчас своего хозяина возле елки.
– Мужик, упавший с неба, – многозначительным тоном произнес Шершень.
– Что ты там несешь, падлюка? От страха последние мозги выдристал?!.. – навел на него ствол автомата Бизон.
– Я не шучу. Скоро сами увидите, – машинально поднял руки сталкер. – Не мужик – сама крутизна, так-на! Если он услышит выстрелы, то разбираться не станет, спалит тут все на хрен. Без изысков. У него такая привычка – сначала стрелять, а уж потом разбираться.
– Привычка!.. – хмыкнул, и не подумав убирать свой «Никель», Бизон. – В глаз тебе спичку… Привычка хорошая, надо тоже такую перенять.
Говорить, однако, он стал чуть тише. Уже хороший признак, отметил про себя Шершень. И, не дожидаясь новых вопросов и реплик, стал поспешно излагать суть дела.
Он рассказал все, ничего не скрывая. Подчеркнул и то, что «упавший с неба» желает непременно навестить ученых, от чего его следует во что бы то ни стало отговорить. Единственное, в чем сталкер отошел от истины – преувеличил силы и возможности Плюха, а вдобавок обрисовал его характер пугающе мрачными красками, сотворив из косморазведчика безжалостного крутого мачо, для которого убить человека – все равно что муху прихлопнуть. Сделал он это для подстраховки, чтобы подельники – теперь чуйка подсказывала, что и в самом деле снова подельники – не поперли к Плюху напрямую, отвергнув его, Шершня, в качестве посредника со всеми вытекающими последствиями.
Дотошный Бизон тут же что-то почувствовал.
– Если он такой отморозок, как ты заливаешь, – сказал он, – то чего ж он тебя не поджарил своим бластером-шмастером? Я бы вот в первую очередь это сделал на месте твоего Плюха, дерьма тебе в ухо.
– Так я же его спас! – вскричал Шершень и тут же, накрыв рот ладонью, зашептал: – Я ведь их с «кузнечиком» из горящей шлюпки вытащил, так-на!..
– Вот тут ты и прокололся, чайкотрах, – вмешался в разговор молчавший до этого Толстый. – Я бы не удивился, если бы ты кого-то в огонь подтолкнул, но чтобы вытаскивать!..
– Толстый дело говорит, – подал голос и Робин. – Ты бы и маму родную не стал из огня выручать, пальчики бы, солёна Алёна, обжечь побоялся.
– Так я же… – вспотел от волнения сталкер, понимая, что и впрямь перегнул палку. – Я же, того… Он же меня сам позвал… Сказал, что отблагодарит. Что всю жизнь потом его щедрость вспоминать буду.
– И что, отблагодарил? – презрительно фыркнул Бизон.
– Ага…
– И как же именно?
