Юрий Корчевский - Канонир

Купцы заявились на корабль тоже расстроенные. Русские купцы на торге были, даже не единицы — на базаре был «русский» угол. И товаров из России было полно. Составлять землякам конкуренцию было бы неразумно — могли упасть цены. Решили плыть дальше, в Стамбул. Не откладывая, отплыли.

Море было спокойным, тёплым, дул попутный ветер.

Следующим днём мы оставили слева Синоп. В далёком будущем у этого курортного города, в Синопской бухте, турецкий флот потерпит от русской эскадры адмирала Нахимова сокрушительное поражение.

Но, однако, любая дорога когда‑нибудь кончается. Вперёдсмотрящий прокричал: «Вижу золотые купола!» Все бросились к борту. И впрямь — диво. Вдали виднелись городские постройки, и над ними высились золотые купола Софийского храма, а ныне мечети Ай–София. Да и сам Стамбул не что иное, как бывший Царьград–Византия, а затем — Константинополь.

Мы вошли в бухту, тесную от многочисленных кораблей, и едва нашли место у причала.

Вскоре заявились турки из портовой администрации, взяли мыто, не отказались и от мелкой мзды. Всё, путь в город нам открыт.

Купцы степенно пошли на базар. Я тоже отправился в город. Удивляла смесь архитектуры мусульманской и христианской, оставшейся от былого Константинополя. Светлые, воздушные виллы византийских подданных соседствовали с высокими башнями минаретов.

Улицы были полны народа. Рабы тащили на спинах тюки, важно шествовали турки–сельджуки, овеваемые опахалами из перьев, что несли за ними темнокожие эфиопы. Жилистые нумидийцы, блестя обнаженными торсами, несли носилки, прикрытые кисеёй, защищавшей господина от любопытных взоров. Ремесленники везли на базар на осликах громадные узлы и мешки. Со стороны было даже удивительно — огромные тюки скрывали ослика, и казалось, что груз медленно плывёт по улице сам по себе. Бегали мальчишки–водоносы, предлагавшие воду из заплечных кумганов.

Я крутил головой по сторонам, не переставая удивляться.

Вместе с потоком людей я вышел на площадь. Здесь явно происходило непонятное действо, народ толпился вокруг какого‑то сооружения. На помосте стоял турок в зелёной чалме — явно из мусульманского духовенства, заканчивающий чтение фетвы. Я ничего не успел ещё понять, как турок отошёл в сторону, и на помост вытолкнули несколько мужчин со связанными руками.

Вышел палач с подручным — оба в красных балахонах, закрывавших голову, только для глаз были прорези. Помощник палача развязывал жертве руки и клал его левую руку па деревянную плаху. Палач саблей отрубал руку по локоть. Сабля была необычной — широкой, с длинным лезвием, вероятно специально сделанной для подобных экзекуций.

Площадь оглашалась криками жертв. Стоявшие рядом со мной жители одобрительно кивали головами.

— Что происходит? — спросил я.

Ко мне повернулся сосед слева, седобородый турок почтенного возраста. Оглядев меня, он спросил:

— Ты чужеземец?

— Да, из Московии.

— Тогда знай, что по фетве «шейхум–ислами» казнят воров, кравших имущество у почтенных горожан.

— Спасибо, почтенный. Кто правит страной?

— Ты не знаешь? — удивился старик. — Милостью Всевышнего Селим Второй, внук Баязета «молниеносного», побившего византов, да продлятся его годы.

— А может быть, подскажешь мне, где живёт искусный лекарь?

— Конечно, старый Ибрагим знает всё в городе. Пойдём, я тебя провожу — это недалеко.

Ибрагим бодро зашагал по улице. Я пошёл следом. Старик решил меня просветить.

— Вот при Сулеймане Великолепном порядка больше было, Селим же слаб, но великий визирь Мехмед Соколлу правит сильной рукой, да поможет ему Аллах.

Потом старик спохватился, что не след рассказывать иностранцу о правителе, и перевёл разговор на детей и внуков.

Вскоре мы остановились перед глухим и высоким забором.

— Здесь живёт самый искусный лекарь Истамбула, почтенный Джафар–оглы. Стучи в дверь, а я пойду по своим делам.

Я взялся за бронзовое кольцо двери, постучал. Когда я спросил Джафара–оглы, меня проводили в дом. Пока я шёл, осматривал жилище. Сложенный из розового туфа дом выглядел великолепно — чувствовалась рука большого мастера. Мне показалось, что дом ранее принадлежал знатному византийцу, после захвата Константинополя турками попал к новому хозяину и переделывался в его вкусе. Например, забор — глухой и мрачный, резко контрастировал с особняком.

Меня усадили на низкую скамейку, и вскоре из внутренних покоев вышел сам хозяин, Джафар–оглы. Радушно улыбаясь и прикладывая руку к сердцу, он поприветствовал меня и, усевшись на груду подушек на ковре, деловито осведомился, какая беда привела меня к нему. Я как есть рассказал, что сам являюсь лекарем и хотел бы попрактиковать.

Джафар задумался, потом высказал резонное желание посмотреть на мои навыки.

— У меня есть больной с большой грыжей живота, может уважаемый русский гость возьмётся его оперировать?

Я согласился и утром явился к Джафару со своими инструментами. Мы договорились, что я проведу всю операцию с начала до конца. Джафар лишь будет смотреть и вмешается в случае необходимости.

Нашему общению с Джафаром, слугами и больным очень помогало знание языка. Конечно, я не знал всех тонкостей языка, и произношение тоже не всегда было правильным, но основа была одна — тюркская. Разницу в произношении я улавливал быстро и старался исправиться. Забегая вперёд, скажу, что язык вскоре я освоил очень хорошо, так что на улице по говору меня не могли отличить от турка.

Я разложил инструменты, обработал самогоном живот больного, дал ему выпить настойку опия. Когда пациент перестал чувствовать боль, я это проверил, нанося лёгкие уколы иглой в живот.

Я взял скальпель, разрезал кожу, послойно рассёк мышцы, вправил выпиравшие петли кишечника, ушил брюшину, мышцы и кожу. Операция прошла успешно, болезнь оказалась без подводных камней в виде спаек и нагноений.

Провёл я операцию за час. Слуги унесли пациента. Я ополоснул руки из рукомойника, сел.

Джафар открыл маленький горшочек с настойкой опия, понюхал.

— Здесь есть вино, Коран же запрещает его употреблять правоверным.

— Какое же это употребление? Больные его не пьют кружками для увеселения. Это всего лишь основа, в ней содержатся лекарства для обезболивания.

— Я уже понял, о чём ты говоришь. Там опий.

— Верно подмечено.

— А в целом очень, очень неплохо. Так что же ты хочешь?

— Поработать у тебя. У тебя есть больные и имя, я же хочу заработать. Ты подбираешь больных, я их оперирую, деньги пополам.

— Нет, тебе — третья часть.

У нас начался денежный спор — как же без этого с турком, но я понял, что он согласен уступить. Сошлись на сорока процентах мне, шестидесяти — ему.

— А в каких монетах будешь брать? Здесь платят серебряными акче.

— Согласен. Когда приступим?

— Какие операции ты можешь делать?

Я перечислил. Конечно, я мог больше, но скудный набор инструментов, отсутствие грамотного ассистента, почти полное отсутствие лекарств и плохое обезболивание ограничивало объём возможных операций. А с другой стороны — турки, так же как и татары, относились к смерти спокойно. Аллах дал — Аллах взял.

Я переночевал на корабле, а утром уже входил в дом Джафара. Осмотрел больного — сына богатого купца. Парню всего девятнадцать лет, был он худ, жаловался на боли в животе. После тщательного расспроса и осмотра я предположил язву желудка.

Оперировать — сложно, не оперировать — так лечить нечем, кроме трав. А у парня, похоже, уже начинается осложнение в виде рубцевания, учитывая его частые рвоты. Тяжело мне было решиться на столь серьёзную операцию. Ох, не зря при встрече глаза Джафара бегали, подбросил он мне нелёгкую задачу. Ладно, где наша не пропадала.

Я напоил парня опием, привязал его к столу. Вскрыл живот, прошил кровящие сосуды кожи и мышц. Вот и желудок. Я вскрыл его и увидел застарелую, так называемую каллёзную язву по большой кривизне. Выход один — резекция желудка, по крайней мере — одной его трети.

Я с головой ушёл в операцию, лишь время от времени добавляя парню в рот настойку опия — совсем немного, по две–три капли. Спиртовой раствор опия хорош тем, что быстро всасывается изо рта, не попадая в желудок.

Наконец операция закончилась. Парня унесли слуги, а я вытер пот со лба и вымыл руки. Подробно рассказал Джафару, что сейчас больному нельзя давать питьё и еду, и пообещал осматривать его ежедневно.

Второй сегодня была женщина с запущенной варикозной болезнью вен на ноге. Здесь уже было полегче — всё‑таки не на брюхе оперировать. Закончил уже далеко за полдень.

Перед уходом я попросил у Джафара деньги.

— Давай я их тебе потом отдам, к пятнице.

— Нет, день я отработал, отдай заработанное.

С недовольным видом Джафар отсчитал пятьдесят акче. Интересно, сколько же он взял с больных? Я подозревал, что он делится не честно — не так, как мы договаривались. Ладно, начало положено, я вновь занимаюсь любимой работой и зарабатываю деньги.