Илья Бердников - Вояж Проходимца
— Погодите!
Я обернулся. Ага, все тот же лысенький толстячок. Правда, грандиозные залысины уже были упрятаны под клетчатую кепку: добротную, английского типа, с двумя козырьками, смотрящими вперед и назад. Такую кепку, или даже кепи, Шерлоку Холмсу бы пристало носить, а не этому колобку. Вот круглый чаплинский котелок над пухлыми щечками смотрелся бы не в пример лучше…
— Погодите! — Толстячок запыхался, чавкая по снегу короткими ножками, обутыми в низкие лаковые туфли. К тому же он тащил довольно объемный кожаный саквояж, выглядящий так, словно он вместе с кепи и лаковыми туфлями прибыл прямо из викторианской Англии. Единственным диссонансом в таком странном образе толстячка была вполне современная синтетическая куртка, что делала своего далеко не стройного хозяина еще толще. Этакий викторианско-синтетический пыхтящий поросенок. — Ведь вы — Проходимец?
Я пожал плечами. Мол, возможно, не пробовал, может, и Проходимец…
— Я как гиверу рядом с вами увидел, сразу сообразил: это он! — расплылись улыбкой пухлые щечки. — Вас Проповедником зовут? Ой, простите, Алексеем Павловичем?
Я продолжал молчать, пытаясь сообразить, что это за человек и откуда ему известны мои имя и прозвище, а толстячок поймал мою правую руку, бодро потряс и посеменил впереди меня по направлению к огням, что были уже совсем близко.
— А я — Шварц. Шварц Фридрих Францевич. Ангел должен был вам обо мне рассказать.
— Он говорил, — сказал я, внутренне пожимая плечами.
Как же: надежный человек, специалист по сложным ситуациям! Чаушев же упомянул его просто как «охранника». Не такую внешность я ожидал увидеть, совсем не такую… Хотя что с господ контрабандистов взять?
— Нас уже должны ждать, — пыхтел «специалист по сложным ситуациям», то и дело перекладывая саквояж из руки в руку. — Я думал, что последний, что опаздываю, но вот оказывается, что вы, Проходимец, также еще не прибыли на место сбора…
Туман разошелся, открывая длинную стену двухэтажного деревянного дома. Из окон льется теплый свет, обещая уют и укрытие от промозглого тумана. Над двустворчатой дверью — вывеска с надписью на незнакомом языке и изображением широкоплечего кучерявого мужика в фартуке. Улыбка мужика так и говорила: «Зайди, согрейся, отдохни, перекуси!» — и отчего-то очень хотелось ей верить. Возле трех невысоких ступенек, ведущих к дверям, курили несколько легко одетых человек. Я удивился, что они вышли подымить наружу, но табличка возле дверей с перечеркнутой широкими красными линиями сигаретой ясно давала знать — в этом заведении не курят. И это тоже мне очень понравилось: терпеть не могу, когда приходится в кафе дышать табачным дымом, который, к тому же, до этого прошел чьи-то легкие.
Вслед за новым знакомым (так и неясно было, как мне нужно к нему относиться и за кого считать) я поднялся по трем ступенькам и шагнул в дверь, чуть не споткнувшись о прошмыгнувшую вперед Маню. Навстречу мне пахнуло теплым воздухом, ароматами еды, древесного дыма, сдобы, свежезаваренного кофе…
«Да это просто придорожный рай какой-то!» — восхищенно подумал я, оглядывая уютный зал: повсюду дерево, на окнах — стильные занавески… мягкий свет ламп накаливания освещает массивные столики и не менее массивные стулья вокруг них, на длинной стойке темного дерева красуются сияющими пузатыми боками два огромных самовара, рядом с ними — ряд лотков со свежей сдобой, какими-то пирожками, судочками…
Где-то половина столиков была занята: мужчины самого разнообразного возраста и вида не спеша ели, пили, негромко разговаривали. Никакой суеты, беспорядка, излишнего шума. Создавалось впечатление строгой организованности происходящего: хотя она и не была видна на первый взгляд, но организованность все равно присутствовала незримо, следила за порядком, контролировала, не допуская нарушения своих уставов…
За стойкой, важно оглядывая полупустой зал, стоял тот самый широкоплечий и кучерявый мужик, что был изображен на вывеске. Даже фартук полностью соответствовал. Рядом с мужиком суетился, принимая какую-то снедь из проема, видимо ведущего в кухню, бойкий парнишка в красной рубашке.
Это заведение было отличной «запятой» — местом остановки на Дороге, где уставшая команда могла подкрепиться и отдохнуть, набираясь сил для следующего отрезка пути. Таких «запятых» побольше — и дорога до самой «точки» — конечного пункта — была бы намного легче.
Как только мы вошли, мужик в фартуке кивнул головой, и к нам тут же подскочил рослый парень, так же одетый в красную рубаху и в черные узкие брюки, подхватил саквояж из рук толстячка, а тот бодро засеменил к стойке, сняв свою английскую кепку.
— Фридрих Францевич, — кучерявый мужик слегка поклонился, — надолго к нам?
— Вы же знаете, Михал, что нет. Все проездом, проездом… Меня и Алексея должны ждать, э?
— Уже почти неделю, — кучерявый Михал говорил со Шварцем, но его карие, слегка навыкате глаза внимательно изучали мою физиономию, словно хозяин или распорядитель гостиницы (а я уже не сомневался, что он им является) пытался понять, что я собой представляю и как со мной обращаться. Кого-то он мне напоминал, этот мужик. Кого-то, кого я видел совсем недавно, вот бы вспомнить…
Толстяк всплеснул руками:
— Неделю! Алексей, вы слышали? Столько времени… но ничего, ничего: сегодня и отправимся, вот перекусим только.
Михал повернулся к парню, что так и стоял с саквояжем Шварца в руках:
— Багаж отнесешь в тот транспорт, понял? И рюкзак господина… э-э… Алексея — также. Еще позови оттуда всех: господин Шварц будет завтракать в четвертом номере.
Ого, «господин Шварц»! Похоже, что толстячок пользовался здесь уважением. Я уже сообразил, что он каким-то боком причастен к поездке, в которой я приму участие, вот только понять бы его роль…
Эх, слишком мало вводных дал мне Зоровиц: прибыть на эту станцию, именующуюся номером 83 — даже названия она не имела, хотя многие станции, наоборот, не имели номера, — представиться хозяину гостиницы — похоже, этому самому Михалу. Хозяин как раз и должен был указать мне транспорт, который мне предписывалось провести на Сьельвиван. Вот и все. Негусто, правда?
— Пойдемте, Алексей, — Шварц покатился к дверному проему, в котором виднелись лестничные ступени, — нам нужно подкрепиться перед дорогой!
Я было последовал за ним, но кто-то остановил меня, ухватив за рукав:
— Спешишь, все спешишь, Проходимец!
Тощий, сгорбленный, одетый в какие-то лохмотья человек вылупил на меня блеклые глаза, ощерился в непонятной улыбке. И как я его не заметил в зале?
— Ничего, скоро будешь спешить еще больше! Петенька видит, Петенька знает! — И снова непонятная гримаса на сером, обрамленном неопрятными космами лице. Не разобрать было — улыбается человек или скалится от боли.
Я непроизвольно попытался освободить рукав куртки, но сутулый ухватился и второй рукой, снова выставив выпирающие плохие зубы в кривом оскале:
— Не обижай Петеньку, выслушай, потом спешить будешь!
— Алексей, вам лучше послушать, — тихонько пробормотал Шварц, поднявшись к моему уху на цыпочках. — Это местная достопримечательность, многие считают, что его… гм, пророчества всегда исполняются. Потерпите немного…
Я мазнул взглядом по залу. Действительно, абсолютно все лица были повернуты в нашу сторону, никто не разговаривал; водители жадно прислушивались к блажи сутулого кривляки. Михал вон даже через стойку перевесился, чтобы ничего не пропустить.
— Правильно, правильно, Петеньку нужно слушать!
Вот же черт криворотый! И угораздило же меня на местного юродивого напороться! Теперь понесет, готовься… И что делать в такой тупой ситуации? Разве что молчать, чтобы не раззадорить и так больного на голову Петеньку.
— Будешь бежать, будешь! — Юродивый стал приплясывать, притоптывать, впрочем не отпуская мою руку. — Ведь ОНА за тобой гонится, вертится, крутится, след твой чует, не собьется, не обманешь, Петенька знает…
«Петенька идиот!» — чуть было не ляпнул я, но взглянул на напряженные лица в зале и сдержался.
Михал чуть через стойку не падал — что-то показывал мне руками, выпучив глаза не хуже Петеньки. И чего он?
— Спроси кто «она»? — донеслось до меня его громкое шипение.
Доброволец-помощник, блин!
— От нее не скрыться, тебя хочет, тебя ищет, шею твою чует, лезвия остры… — бесновался Петенька. — Хоть за тридевять земель, хоть за стены изо льда — не уйдешь ты никуда!
Так, стихи пошли, скоро балет начнется…
— Кто за ним гонится?
Шварц! Еще один помощник! Хотя… может, отвяжется после вопроса?
— Ну кто же это? — спросил я. — Давай выкладывай интригу!
— А спросил, а спросил! Не гордый, сам спросил! — затараторил Петенька, скалясь еще шире и кривее. — Словно ночь она черна, глаза светятся, светятся — все видят! В пропасть вместе с ней! Кровь, кровь, много крови! Мясо горит, как солома…
