Артем Мичурин - Ренегат
Тук!
Стаса легонько встряхивает, и потолок перед глазами сдвигается.
Бородач левой рукой упирается Стасу в бок и дёргает правым плечом назад. Слышно чавканье выходящей из мяса стали. Топор снова поднимается. И падает.
Хрясь!
Треск ломаемой кости дополняется влажным шлепком лезвия о разваленную надвое плоть. Сочащиеся вязкой багровой жижей края липнут к металлу и нехотя отпускают его, издавая жадное хлюпанье.
„Не может быть. Этого, блядь, просто не может быть!“
Бородач снова поднимает топор, но замирает и медленно переводит взгляд на лицо Стаса. Он смотрит прямо в его немигающие остекленевшие глаза.
„Неужели слышит? Чёрт! Он услышал! Эй! Эй, мужик, слышишь меня?!“
— Подъём! — орёт бородач и замахивается топором уже в сторону лица. Раскатистый металлический гул вторит его голосу.
„Что?!“
— Оглох, едрить твою? Вставай!
Стас, пытаясь уберечь лицо от нависшего топора, дёрнулся всем телом и с удивлением обнаружил, что это ему удалось. Он перекатился набок, упал, и стремительно кружащаяся перед глазами картинка с бородатым мясником исчезла, уступив место расплывчатым желтоватым пятнам на чёрном фоне. Под ладонями что-то захрустело.
„Солома, — Стас быстро огляделся. — Клетка. Вот чёрт. Я в клетке. Слава богу!“
— Задремал что ли? Язвительно поинтересовался разбудивший его голос.
Стас поднялся на ноги и посмотрел в сторону источника звука.
Возле камеры, держа керосиновый светильник, стоял брат Николай, а за его плечом из полутьмы коридора проступал силуэт покрытой капюшоном головы с двумя янтарными точками, поблёскивающими в свете пламени.
Силуэт чуть дёрнулся, и недолгая тишина нарушилась гаденьким хриплым смешком.
— Коллекционер?! — Стас даже пошатнулся от удивления.
— Здравствуй, дружище! — охотник расплылся в улыбке, подошёл и протянул через решётку ладонь для приветственного рукопожатия. — А я уж и не чаял.
Стас чисто рефлекторно сделал шаг назад и с подозрением глянул на протянутую руку, не спеша отвечать взаимностью. Но охотник продолжал настойчиво тянуть пятерню, активно показывая мимикой, что не время сейчас ломаться и демонстрировать рудиментарную принципиальность.
С этим Стас был согласен. Положение действительно не располагало к капризам, а столь необычное поведение Коллекционера хоть и удивляло вплоть до лёгкого ступора, но всё же было лучше, чем поведение обычное. По крайней мере, его появление здесь давало шанс на… Неизвестно на что. Однако отсутствие всяких шансов делу тоже не помогало.
— Рад видеть в целости, — Стас радушно улыбнулся и пожал протянутую руку, добавив про себя: „А вот сохранность не на высоте“.
Вид у арзамасского головореза действительно чуть изменился с момента последней встречи: плащ внизу разодран, красная пыль, покрывающая высокую худую фигуру с ног до головы, облепила правый рукав многочисленными шершавыми кляксами, костяшки пальцев содраны в кровь, на левой скуле даже в тени капюшона видна длинная подсохшая ссадина, но ехидная ухмылка не пострадала и как всегда радовала окружающих, а из-под полы выглядывает ствол „Бизона“ — точь-в-точь как у муромских безопасников.
— Что со мной сделается? — продолжил Коллекционер разыгрывать сцену встречи двух старых друзей. — Сам-то как? Нечего пока не откусили? А то ведь народ здесь ушлый, только зазеваешься и — цап! — он расплылся в плотоядном оскале и хлопнул Николая по плечу. — Ну ладно, открывай давай. Так и будем, что ли через решётку разговаривать?
— Не-не, — помотал головой бородач, — без приказа нельзя.
— Да ты чего, Колян? Это ж друг мой, Стас, — охотник развернулся вполоборота к собеседнику и указал на объект притязаний. — Мы ж с ним вместе пуд соли сожрали, он мне жизнь спасал, а ты его как скотину в клетке…
Обитатели барака, разбуженные посторонними звуками, зашевелились и скоро уже в полном составе с интересом наблюдали за развитием событий.
…какой шпион? Ты чего говоришь-то такое? — Коллекционер продолжал усиливать натиск. — Чтоб мой кореш под муромских прогнулся? Ну бля… — он развёл руками с выражением полного недоумения.
— Да я им объяснял уже, что в Арзамас иду, что у меня там дела, — подключился Стас. — Они не слушают.
Но брат Николай был непреклонен.
— Без приказа нельзя, — отрезал он. — Иди и разговаривай с отцом Фомой.
— Ночью? — спросил Коллекционер.
— Жди утра.
— Ну что ты будешь делать, — охотник повернулся к Стасу и виновато пожал плечами. — Такие вот порядки.
— Ничего, — ответил тот, — я подожду.
— Ага. Не уходи никуда, — погрозил пальцем Коллекционер и направился в сторону выхода. — Упрямый ты человек, Николай Михалыч, — посетовал он бородачу.
— Служба такая.
— Ладно, служба… Как жена-то, родила уже?
— Двойню.
— Да ты что? Пацаны?
— Если б.
— Ну, девки — тоже хорошо.
Дверь барака закрылась, возвращая его обитателей в темноту, и Стас вновь почувствовал на себе пристальные взгляды. По клеткам побежал шепоток. Общее возбуждение нарастало, пока самый смелый представитель местной общественности — коренастый мужик в изодранном бушлате — не решился обратиться к герою дня.
— Это… Стас, — начал он осторожно, — ты вроде говорил, что дела у тебя в Арзамасе.
— Говорил.
— Стало быть, туда и двинешь?
— Если получится.
— Слушай, Стас, — парламентёр подошёл ближе и заговорил доверительным тоном, — коли в те края идёшь, может и в Первомайск заглянешь? Брат у меня там. Андреем звать. Терещенко. Возле „пневматики“ живёт. Ты ему передай, чтоб денег собрал на выкуп. А, дружище? — глаза просителя увлажнились, голос задрожал. — Выручи. Подохну я тут. Руки гнить начали уже, — он вытянул пятерни с кровоточащими трещинами промеж пальцев и всхлипнул. — Скоро работать не смогу, и тогда всё, хана мне.
Не успел Стас рот открыть, чтоб аргументировано отмазаться, как прошения хлынули со всех сторон.
Сидельцы принялись горланить, наперебой выкрикивая имена родственников, названия деревень, фортов, городов. Каждый надрывался, что есть мочи, стараясь переорать разом вскипевшую толпу. В ближней камере началась драка за место у решётки. Люди отпихивали друг друга, протискиваясь поближе к своей единственной надежде на спасение. Падали на колени, рыдали, умоляли…
Худющий парнишка лет семнадцати оказался прижат к прутьям напирающей сзади людской массой, но всё равно продолжал беззвучно шевелить губами, глядя на Стаса, как на спасителя рода людского.
Пожилая женщина во вторых рядах, лопочущая что-то про сыночка Лёшаньку, резко отшатнулась назад, получив локтём в зубы, бухнулась на пятую точку и заревела, размазывая кровь по морщинистому лицу.
А толпа продолжала гудеть, обрушивая на Стаса нескончаемый поток бессмысленной информации.
— Заткнулись все! — проорал он так, что у самого в ушах зазвенело.
Сначала примолкла ближняя клетка, за ней вторая. Оставшиеся три, насторожившись затишьем на передовой, тоже сбавили громкость. И, наконец, в бараке снова воцарилось молчаливое тревожное ожидание.
— Я иду в Арзамас и никуда больше, — заговорил Стас, дождавшись тишины. — У меня нет ни малейшего желания носиться по округе с вашими весточками, — толпа разочарованно вздохнула. — Да и кто сюда попрётся вас, людоедов, выкупать? Думаете, в Первомайске или в Тенгушево об этом не знают ничего? Так что сидите уж, жрите свой бульон, да помалкивайте.
Услышав это, народ совсем приуныл. То тут, то там зазвучали всхлипы, переходящие в плач.
Парламентёр, утирая сопли, раздосадовано покачал головой и одарил Стаса недобрым взглядом.
— Ну и сука же ты, — произнёс он пустым, лишённым эмоций голосом. — Ведь мог хотя бы соврать.
Стас не нашёл, чем ответить на эту инсинуацию и, решив закончить бесперспективное общение, удалился обратно в угол. Но спать уже расхотелось. Все мысли были заняты нежданным визитом Коллекционера. „Скользкая тварь. Как он ухитрился из застенков муромских выбраться? Как меня разыскал? И самое интересное — что у этого гада на уме? Зачем ему меня отсюда вынимать? Грохнуть и перед заказчиком отчитаться? Сложновато будет. Это ты, паскуда, раньше из засады шмалял, а сейчас-то хер. Главное не с пустыми руками за ворота выйти. Да. Ту подумать нужно. Добровольно он мне ствол не выдаст — это факт. Себе заберёт? Но как? Мы же друзья — не разлей вода. Не красиво получится друга закадычного, словно раба перед собой гнать. Эхе, — Стас улыбнулся, довольный ходом мысли, — первую оплошность ты, поганец, уже допустил. Тебе бы меня выкупить и проблем не знать, а с деньгами-то, видать, облом, не разжился по дороге. Вот и приходится теперь спектакль разыгрывать. Но с другой стороны… — улыбка исчезла, сменившись хмурым выражением. — Нет-нет, такого допускать никак нельзя. Думай, Станислав, думай, если не хочешь чтоб этот выродок у тебя в печёнке ножичком ковырялся“.
