Владимир Контровский - Холодная нефть с горячим запахом крови

Владимир Ильич Контровский

Холодная нефть с горячим запахом крови

ПРОЛОГ

Этот мир не знает солнца. Солнечный свет не в силах проникнуть в ледяную воду на двухкилометровую глубину, даже если поверхность полярного океана не была бы закована в ледяной панцирь тяжёлых льдов. Здесь, на океанском дне, вздыбленном двумя подводными хребтами, царство вечной ночи, и мрак и холод — единственные хозяева этого сумрачного мира. Миллионы лет протекли над безжизненными скалами, скрытыми под водяной толщей, и ничто не потревожило их глубокий сон.

Люди, обитатели верхнего мира, сюда ещё не добрались — им нечего здесь делать. И слишком труден путь на океанское дно, чуждое и враждебное человеку, привыкшему к свету солнца, к тёплому дыханию ветра и к шелесту зелёной листвы. Но если бы пытливый взгляд человеческий проник под чёрный полог царства вечный ночи, он заметил бы странное.

На дне холодного океана, среди мёртвых скал, в долинах, проломивших крутые бока подводного горного хребта, тянущегося от Новосибирских островов до острова Элсмир в Канадском Арктическом архипелаге, из узких трещин, вспоровших древний камень, время от времени выбивались тонкие тёмные струйки. Струйки эти тут же рассеивались-растворялись в воде, но появлялись снова и снова, словно стылая земная твердь истекала чёрной кровью. И за эту холодную чёрную кровь земли люди готовы были платить своей горячей алой кровью — щедро платить…

ГЛАВА ПЕРВАЯ. НАКАНУНЕ 2007 год

Огромные голубоватые глыбы расколотого льда с хрустом выворачивались из-под стомиллиметровой стали форштевня, терлись о борта, цепляясь за обшивку, и, раскачиваясь в бурунах от винтов, оставались за кормой, побеждённые рукотворной мощью могучего корабля. Атомный ледокол "Арктика", пришпоривая свой запряженный в турбогенераторы табун в семьдесят пять тысяч лошадей, упорно пробивался сквозь многолетний паковый лёд, тянувшийся до самого горизонта.

Головное судно серии атомных ледоколов, наследников "Ленина", первенца мирного атомного флота, "Арктика" была кораблём славным. Тридцать лет назад, вскоре после ввода в строй, "Арктика" изумила мир, став первым надводным кораблём, достигшим в свободном плавании макушки планеты — Северного полюса, где до этого бывали только атомные субмарины. Потом были годы работы на трассе Северного морского пути, по которому под проводкой ледоколов шли и шли с запада на восток и с востока на запад грузовые суда. И все эти годы "Арктика" гордо носила своё имя.

Хотя нет, был период после смерти "горячо любимого Леонида Ильича" (к счастью, недолгий), когда в верноподданническом порыве "Арктику" переименовали в "Леонида Брежнева". И от души потешались штурмана ледовых караванов, слушая по радио: "Ленин", "Ленин", я "Брежнев"! Следую вашим курсом!".

А потом — потом страну залихорадило бурей перемен. Рушилось всё и вся, и казалось чудом, что атомный ледокольный флот не пошёл на слом, не был продан за бесценок и не сгнил в темноте и холоде у вымерших причалов. Атомоходы перебивались как могли, возили денежных интуристов на Северный полюс, но всё-таки удержались на плаву — выстояли. И сейчас "Арктика" шла в сердце Арктики с особой миссией государственной важности.

"Лёд, лёд, лёд, — думал начальник экспедиции, глядя через остекление ходовой рубки на сплошные ледяные поля, утыканные торчащими занозами торосов. — Белое безмолвие… Унылая картина, но впечатляющая и поражающая воображение первобытной мощью — что в Антарктиде, что здесь, в Арктике. Мы заучили наизусть мантру "Человек — венец творения, царь природы", а на самом-то деле человек — всего лишь часть этой природы, и неизвестно ещё, самая ли важная её часть… Сколько таких "царей природы" сгинуло в этих местах без следа и памяти — не счесть…".

Ледокол мягко качнуло, словно телегу, наехавшую на ухаб. Появился дифферент на корму — это означало, что нос атомохода уткнулся в толстый лёд, и теперь "Арктика" лезла на льдину, подминая её своим грузным чёрным корпусом.

Хру-у-ум… Лёд не выдержал многотонной тяжести. Из-под носовой части ледокола взметнулись фонтаны белого крошева, по бортам забарабанили мелкие ледяные осколки.

— Не беспокойтесь, Александр Федорович, — сказал капитан, обращаясь к начальнику экспедиции, — в заданном районе будем по графику, без опоздания.

"В заданном районе, — подумал учёный, молча кивнув капитану, — надеюсь, так оно и будет. Ставка уж больно высокая: узелок в этих холодных широтах завязался нешуточный. Под этими льдами, на дне Северного Ледовитого океана, скрыты огромные запасы нефти и газа. Углеводородов там порядка ста миллиардов тонн — это сравнимо с нефтяными запасами Объединенных Арабских Эмиратов, намного больше запасов Саудовской Аравии и вдвое больше российских запасов на суше. И драка за эти сокровища будет зверская — к тому всё идёт…".

… В начале двадцать первого века вся планета жила нефтью — на нефти держалась вся её экономика. Нефть была кровью, пульсирующей в жилах глобального экономического организма, и стоило только чуть повыситься или понизиться "нефтяному давлению", как начинались головокружение, аритмия и прочие неприятности. И больной тут же хватался дрожащей рукой за лекарства разной степени эффективности,

от успокаивающих таблеток дипломатических демаршей до принудительных и болезненных уколов ковровых бомбёжек, лишь бы избавиться от тревожных симптомов и снова дышать полной грудью. И поэтому, когда начались разговоры о том, что уже в обозримом будущем запасы жидкого "чёрного золота" могут иссякнуть, мозг экономического организма встревожился не на шутку — это уже попахивало инсультом с летальным исходом. А когда выяснилось, что на дне Северного Ледовитого океана скрыты огромные запасы нефти, реакция "международного сообщества" была незамедлительной: даёшь!

Россия поспешила заявить, что район арктических подводных месторождений нефти — это российская территория, и что предоставлять свои запасы полезных ископаемых для общего пользования Россия отнюдь не намерена. При этом она ссылалась на международный договор по Арктике, в котором было указано, что поскольку подводный хребет Ломоносова является продолжением Сибирской материковой платформы, то Россия может претендовать на шельф за пределами двухсотмильной исключительной экономической зоны, включая и тот лакомый кусок океанского дна, под которым залегала вожделенная нефть.

Однако оппоненты из "цивилизованных стран" тут же выдвинули возражение: факт, что хребет Ломоносова составляет единое целое с Евразией, научно не доказан, и поэтому притязания России на "общечеловеческое достояние" — на нефть Арктики — несостоятельны и с юридической точки зрения не стоят и ломаного цента. России было предложено доказать географическое родство Сибири и хребта Ломоносова, причём сделать это надо было быстро — до открытия специальной сессии ООН, посвящённой "арктическому нефтяному вопросу". А в случае, если Россия не сможет (или не успеет) этого сделать, последствия могли быть непредсказуемыми — точнее, очень даже предсказуемыми: нефтеносный район приобретал статус "международной зоны" (со всеми отсюда вытекающими).

И поэтому атомный ледокол "Арктика" с учёными на борту ломал тяжёлый лёд, пробиваясь в приполюсный район для проведения комплексных исследований морского дна.

В центральном посту управления не видно, что происходит наверху, — машинное отделение атомохода отсечено от холодного ветра и слепящей белизны льдов несколькими палубами и сталью бортов, бронированной кожей обтянувшей мощные рёбра шпангоутов. В центральном посту тихо — звукоизоляция надёжно глушит все шумы работающих машин и механизмов, и периодическое пощёлкивание контакторов главного распределительного щита и реле пульта управления слышно отчётливо. Иногда на эти тихие щелчки накладывается скрежет сокрушаемого льда, ползущего вдоль бортов, — этот звук сопровождается ощутимым содроганием корпуса и напоминает о том, что ледокол движется, а не стоит у причальной стенки. Вахта контролирует работу главной силовой установки и вспомогательных приводов опосредованно, по показаниям многочисленных приборов, — работа эта монотонная, от неё тянет в сон, тем более что в ЦПУ тепло, и мерное жужжание вентиляции убаюкивает. Время идёт медленно, и крутится в сознании коварная мыслишка "А чего зря напрягаться? Случись выход какого-то параметра за допустимые пределы, аварийный ревун не то что дремлющего, мёртвого из гроба поднимет". И всё-таки…

— Серёга! — вахтенный механик повернул голову. — Сходи в гребные двигатели, глянь, что там да как.

— А чего туда ходить? — отозвался электрик, нехотя выходя из состояния блаженного ничегонеделания. — У тебя, Иваныч, на пульте вся сигнализация. Если что…