Позвони мне - Борис Михайлович Дмитриев
Надо ли сомневаться, что мой крестный, родной дядя Павел, до конца своих дней носил неизменно «клеша». Красота того кроя, в отличие от нынешних легкомысленных брюк, заключалась в верхней части штанов. Они плотно облегали сильное мужское тело. На них явственно выделялись широкие ремённые петли, четко прострачивалась вызывающая уважение ширинка. Штаны украшали благородного кроя карманы, выточки, всё скомбинировано крепко, рельефно. Одним словом – шедевр.
В пятьдесят восьмом году дядя Павел с супругой и двумя сыновьями наконец-то въехал в государственную квартиру, ведь до этого они горемыкали по чужим углам. Родина предоставила советской трудовой семье, за верную многолетнюю службу, в личное пользование двухкомнатную «хрущёвку». Какое привычное слово, но сколько значения, сколько смысла таит в себе это коммунистическое сладкозвучие!
Помню как сейчас, на новоселье к дяде Павлу я ехал с папой и мамой в деревянном, гремящем трамвае, с большим внутренним подъёмом, искренне радуясь за своих близких родственников. Папа держал в руках новенькие, с блестящим никелированным маятником, настенные часы. Но, как говорится, человек предполагает, а «хрущёвка» располагает.
Прозрение не заставило долго ждать. Оказавшись в прихожей, у меня возникло ощущение западни, полная иллюзия плена, было такое впечатление, что ты попался – и это уже навсегда. Радость тотчас сменилась недоумением. Обойдя квартиру-мышеловку, с застенчивой мини-кухней и ещё более мини-сортиром, мы по-прежнему улыбались и поздравляли новосёлов, но чувство досадного недоразумения просматривалось на всех лицах.
Мне, между прочим, никогда в жизни не случалось пользоваться в полном объёме услугами совмещённых хрущёвских санузлов. Интересное дело, в них устроено всё настолько компактно, что, очутившись в так называемой сидячей ванне, ты немного пребываешь и в унитазе. Потому что, как ни верти, если туловище расположено в ванне, то голова обязательно окажется при унитазе, если же голова в ванне, то задница опять-таки норовит пристроиться в объятия холодного керамического седалища.
А теперь сами призадумайтесь: может ли человек, выскочивший из совмещённого малогабаритного санузла, практически из-под унитаза, прискакать на городскую площадь и публично требовать от своих властей немедленного вывода советских войск из Чехословакии? Как вам вопросик, он же и ответик на бесконечные поиски причин всех несчастий, обрушившихся на наш очумелый народ и продолжающих сыпаться нескончаемым камнепадом.
Унижения, которым подверглись мои соотечественники за годы краснопузой власти, не поддаются никакому измерению. Это дикая ложь, вопиющая неправда, что возникновение «хрущёвок» продиктовано жилищной необходимостью. Эта необходимость живуча в нашей стране, как перпетуум- мобиле. Но уж лучше жить в коммуналке, на съёмной квартире, однако всё-таки с надеждой на обретение достойного человеческого жилища, нежели оказаться в унизительно-издевательском благополучии до конца своих дней. Мой родной дядя Павел, фронтовик, кавалер солдатской «Славы», так и покинул этот мир, не отведав, не испытав элементарного удовольствия от купания в большой чугунной ванне, где можно свободно потянуться, расслабить уставшие члены и ощутить, убедиться, что жизнь – действительно прекрасная штука.
Сталин в этом смысле был стократ умнее. Он точно знал, что надёжное будущее созидается методически, упорно, без суеты и спешки. Ведь наша квартира на Красной площади и по прошествии полувека остаётся вожделенной мечтой многих современных состоятельных людей. Загоняя своих граждан в хрущёвки, власти фактически ввергали их в звероподобное состояние и закладывали на будущее неминуемую гибель страны. Потому что рядовой труженик, испивший утренний чай в хрущёвской кухне, где и трём тараканам невозможно разминуться, не потревожив друг друга не очень растопыренными усами, должен был отправляться на производство и конкурировать со штутгартским слесарем-сборщиком на ниве производства автомобилей. Отсюда, с кухни, с утреннего чая, начинается непостижимая для многих разница между «Мерседесом» и «Запорожцем».
В Советском Союзе, за годы большевистского маразма, была создана уникальная среда обитания, из которой, как из гвоздильного станка, выплёвывались удивительно примитивные, очень похожие друг на друга товарищи-граждане. Как справедливо заметил советский поэт Николай Тихонов, «Гвозди бы делать из этих людей, в мире бы не было крепче гвоздей». Когда я говорю о среде обитания, то имею в виду весь материально-вещественный мир нашего окружения. Противно вспоминать висячие книжные полки, серванты с хрусталями, стены в плебейских коврах. Все эти прелести совкового благополучия доставались человеку с огромным усилием, в страданиях, как награда за доблестный труд или свидетельство его изворотливости. Поголовная безвкусица, выхолощенность, унифицированность примитивного совкового быта, особенно постсталинского периода, поражали своей убогостью и, конечно же, очень корректировали духовное содержание подрастающих поколений.
Нельзя упрощать степень влияния окружающего предметного мира на качество формирования человеческой личности. Не к ночи будет сказано, но я никогда не поверю, что если повесить над детской кроваткой одну из гипсовых, крашенных грязной охрой уродливых масок, которыми буквально наводнили страну в начале перестройки, то из этой дитятки вырастет какой-нибудь Шопен или Моцарт. Вот хоть тресни, никогда не пойму, о чём думает взрослый дядя, неся в собственный дом, по собственной воле подобную гадость. Все эти уродливые гримасы приплыли в наши края из джунглей, от племенных народов, живущих в первобытном состоянии. Принося в дом частичку их культурологической среды, мы как бы погружаемся в туземное бытие, и тогда остается один только шаг в компанию аборигенов, закусивших филейными прелестями несчастного Кука.
Сегодня почти невозможно встретить в чьей-либо квартире настоящее, подлинное произведение искусства. Даже известные люди, имеющие претензии на некоторую причастность к культуре, удовлетворяют свои запросы на вернисажах Арбата и Андреевского спуска, в действительности, на уровне китча. По эстетическому содержанию любое творение базарных поставщиков мало чем отличается от гипсовых страшилищ, привезённых с уличных развалов республики Бангладеш. Невозможно переоценить значение присутствия в человеческом жилище хотя бы одного подлинного произведения искусства. Оно как свет зари, как камертон благовеста наполняет весь дом особым ароматом деликатности и чистоты, связывающей нас с божественной предвечностью. В таком доме никогда не вырастет мерзавец, негодяй не приживётся под этюдами Левитана, не развернётся в присутствии мейсенского фарфора.
Практически все советские люди родом из китча. К деградации духовного состояния общества основательно приложились наши любимые художественные музеи. При этом чем выше статус музея, тем значительнее мера его вины перед собственным народом. Несметные запасники, которые буквально трещат от хранящихся там материалов, были созданы по преимуществу на основе изъятых у населения предметов красоты. Если раньше миллионы прекрасных художественных произведений выполняли очень необходимую и благородную функцию – они формировали духовный облик людей, то теперь томятся в заточении,
