Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность
«Шарнир времени – это из лексикона Гитлера», – довольный собой и успехами своего ученика, ухмыльнулся Скорцени. Сейчас он напоминал тренера, воспитанник которого наконец-то одержал первую победу.
– Сегодня я преклоняюсь перед тем человеком, который пал в борьбе против большевизма в рейхсканцелярии под моим именем, под образом фюрера… Отдадим же ему дань уважения и чести.
Услышав это, гросс-адмирал Дениц резко повел подбородком, словно почувствовал, что ему не хватает воздуха. Вздрогнув, он с удивлением взглянул на Скорцени. Ему казалось, что обер-диверсант должен был выслушать слова своего питомца со свойственной ему невозмутимостью, и был удивлен, увидев, что оберштурмбаннфюрер нервно ощупывает полы своего кителя, словно бы пытается нащупать припрятанный где-то там пистолет.
«В "речи фюрера", которую Великий Зомби должен был произнести перед нами, эти слова – о гибели в рейхсканцелярии двойника фюрера – предусмотрены не были, – понял Дениц. – Предполагалось, что этот момент Великий Зомби попросту обойдет молчанием. Но великий немой вдруг заговорил, причем явно не по заготовленному тексту. И заставил Скорцени занервничать».
– Этого «двойника фюрера» мы внедряли в рейхсканцелярию давно, с тех пор, как на меня было осуществлено покушение. Мы поняли, что враги пытаются обезглавить рейх, и мы им такую возможность предоставили. Настоящая борьба только начинается. Я покидаю Германию, но это не остров Святой Елены, это еще только остров Эльба, из ссылки на который я, подобно Наполеону, вернусь в Берлин триумфальным шествием батальонов моей старой гвардии.
«А ведь этот парень как раз и мог бы быть настоящим фюрером! – неожиданно поймал себя на крамольной мысли гросс-адмирал. – Интересно, где и каким образом Скорцени удалось заполучить его, а главное, по каким признакам определил в нем… Великого Зомби? Внешнее сходство – да, этого не отнимешь. Но лучше бы этого сходства не было или, по крайней мере, лучше бы Великий Зомби не увлекался им и не шлифовал его.
У этого человека свой путь, свой характер и свои амбиции. Он – фюрер сам по себе, независимо от того, чью имперскую тень пытается изображать. Тем более что Гитлер – не тот человек, которого хочется копировать и которому следует подражать».
– Вам, гросс-адмирал Дениц, – Великий Зомби выдержал надлежащую паузу и, лишь услышав такое милое его уху: "Слушаю,- мой фюрер!", – продолжил: – суждено было оказаться во главе рейха в самый трудный момент его существования, по существу, в момент его гибели. Но все мы верим, что вы найдете в себе мужество достойно встретить все ультиматумы врагов, выйти победителем из дипломатической войны с ними и вывести Германию из состояния войны.
Пока Великий Зомби изощрялся в красноречии, лже-Ева сначала молча понаблюдала за тем, как несколько эсэсманов, минуя строй почетного караула, заносят на причал их чемоданы, а затем остановилась в начале этого строя. В своей отлично подогнанной эсэсовской форме со знаками различия оберштурмфюрера, в элегантно посаженной на ржановолосую головку черной пилотке, она выглядела потрясающе. Окажись сейчас рядом с ней настоящая Ева, она – с ее нескладной фигурой, крестьянской походкой и жеманным, под мелкобюргерское пуританство, поведением, – выглядела бы провинциальной домработницей из местечковой окраины.
– Германцы, наша борьба продолжается! Куда бы судьба ни забросила меня, я всегда буду помнить о вас. Мы еще встретимся, и произойдет это значительно раньше, чем могут предположить наши враги. Мы еще вернемся, мы возродим Германию, сделав ее еще более могучей и прекрасной. И, как я и планировал, величественную столицу нашу Берлин переименуем в Германиа. Чтобы она стала столицей не только Четвертого рейха, но и столицей, священным городом всех германцев мира, всех, кто чувствует себя принадлежащим к ядру германской расы!126 А в центре величественного Германиа мы все же возведем колоссальный Дворец солдатской славы, с галереей фельдмаршалов и мемориальным монументом Неизвестному Солдату!127 Обязательно возведем. Оставайтесь же верными своему долгу и своему фюреру, а я, ваш фюрер и Верховный судья нации128, навсегда останусь верен вам и Германии!
Скорцени так и не понял, кто из свиты Деница первым, не удержавшись в своем патриотическом рвении, выкрикнул: «Хайль Гитлер!» Но заметил, что первой вскинула руку в римском приветствии именно она, Фюрер-Ева. А затем произошло то, что неминуемо должно было бы произойти, если бы перед этими воинами выступая настоящий фюрер: причалы секретной базы огласило троекратное «Зиг Хайль!». А как только возгласы затихли, опять послышался голос Фюрер-Евы:
– Мы возродим тебя, Германия! Один народ, одна Европа, один фюрер!
Пока фюрер проходил сквозь строй почетного караула к трапу субмарины, Фюрер-Ева Альбина Крайдер, двойник Евы Браун, стояла рядом с начальником караула и, как и положено офицеру СД, отдавала ему честь, вскинув руку в римско-германском приветствии. Она так и не тронулась с места, пока оркестр не завершил исполнение «Баденвайлерского марша», официально признанного в свое время гимном фюрера.
– Я прощаюсь с вами, мои товарищи по борьбе! – прокричал Лжефюрер, уже стоя на краю трапа. – Но я не прощаюсь с тобой,
Моя Германия! – буквально взорвался он, потрясая поднятыми вверх кулаками, как это обычно делал фюрер, завершая свои выступления перед многотысячными толпами германцев. – Наша борьба, наша окончательная победа еще впереди! – прокричал он, уже пятясь перед строем моряков из команды субмарины командора Ральфа Штанге. – И заключается она не столько в победе нашегo оружия, сколько в победе наших идеалов!
Вы потрясли мое воображение, – негромко произнес обер-штурмбаннфюрер Отто Скорцени, подойдя к Альбине, чтобы, вежливо придерживая под руку, провести по шаткому трапу на палубу огромной субмарины.
– Речь сейчас должна идти не обо мне.
– Понимаю, прежде всего о нашем… фюрере, – хищно как-то улыбнулся обер-диверсант рейха, оглядываясь на Деница и его свиту, остановившихся в нескольких шагах от почетного караула прямо перед одной из амбразур мощного дота.
– Хотите, скажу вам то, что не решилась сказать тогда, во время нашей «альпийской ночи»? – спросила Альбина, как только они оказались одни посередине трапа, уединившись между пирсом и палубой субмарины.
– Вряд ли вам представится более удобный случай.
– Если быть абсолютно искренней, – едва слышно проговорила Фюрер-Ева, – то с некоторых пор для меня в мире существует только один фюрер – это вы, Скорцени.
– Прощальный женский комплимент, – слегка стушевавшись, проворчал обер-диверсант рейха.
– Вы правы: главное не в этом. На самом деле я хочу сказать то, что не решилась сказать тогда, в ставке фюрера, на исходе нашей «альпийской ночи». Сегодня здесь все не так, как должно быть. Германия опять идет по ложному пути. Это вы должны быть сейчас на месте Манфреда Зомбарта; это на вашу честь оркестр должен был играть «Баденвайлерский марш»; наконец, это вас, Отто Скорцени, германский народ должен почитать за фюрера, именно потому, что вы не имеете решительно ничего общего… с Гитлером! Абсолютно ничего общего!
– Но политическая реальность такова, что в это суровое, трагическое время германцы хотят видеть перед собой того, кого они течение стольких лет обожествляли.
– Понимаю: старый девиз национал-социалистов – «Вперед, за вожаком!» Вполне разделяю его. Но почему Гитлер? Только потому, что тогда, в тридцатые годы, перст судьбы не указал им никого, более достойного?
– Если бы это перст судьбы указал нам более достойного, не было бы потом ни великого рейха, ни национал-социализма, ни культа вождя. Ибо у нас, в Германии, все это зарождалось именно с Гитлера, так же, как в Италии – с Муссолини или в России – со Сталина, а в древней Монголии – с Чингисхана. Может быть, без появления этих личностей мир был бы лучшим, но это уже был бы совершенно иной мир. И мне, Скорцени, делать в нем было бы нечего.
– Впрочем, это уже философский спор, к которому мы обязательно вернемся где-нибудь на набережной Буэнос-Айреса.
– А пока что согласитесь, что, в общем-то, сегодня Зомбарт доказал, что он…
– В такие мгновения, Скорцени, не хочу слышать ни о каком Зомбарте, ни о какой Имперской Тени, – решительно и даже чуточку раздосадованно прервала его Альбина Крайдер. – Хватит с нас Лжефюреров! Не перебивайте меня, Скорцени. Пощадите, не сбивайте с мысли.
– Прошу прощения, оберштурмфюрер.
– Вы ведь прекрасно понимаете, что я не могу уйти в океан с тем, что хотела высказать вам, но не высказала. Сегодня – или никогда!
– Внимательно слушаю вас, Фюрер-Ева.
– Как бы двойник фюрера Зомбарт ни старался, какую бы изобретательность в копировании фюрера ни проявлял, он так и останется всего лишь политическим лицедеем и Лжефюрером. Всего лишь лжефюрером. Вы же, Скорцени, фюрер от Бога. Вам не нужно подражать какому-то жалкому Шикльгруберу-Гитлеру, который тоже всю жизнь только то и делал, что… изображал из себя фюрера.
