Т-34: Т-34. Крепость на колесах. Время выбрало нас - Михаил Александрович Михеев
– Ну что, джентльмены. И кто ж надоумил вас построить немцам этот… дредноут? – поинтересовался он, стараясь говорить максимально безразлично, и все же не удержался от зевка. Почему-то именно это рефлекторное движение заставило инженеров резко дернуться. – И вообще, представьтесь, что ли. Отчетность в нашем деле прежде всего.
Короткая, максимум в полминуты, пауза, затем один из троицы, самый на вид старший, лет этак сорока, и представительный, шагнул вперед:
– Костромин, Виктор Сергеевич, инженер Харьковского паровозостроительного завода.
– Остальные?
– Тоже, мы…
– Стоп. Это того, где танки делают?
– Ну… да.
– А теперь объясните мне, как вы оказались здесь, когда немцы к Харькову еще не подошли даже?
Это был чистейшей воды экспромт, выпад наудачу. Когда именно немцы заняли Харьков, Сергей не помнил[39], однако в цель он попал точно. Инженер опустил глаза:
– Мы перед войной были направлены в командировку почти к самой границе. Попали в плен буквально на второй день войны…
– И не нашли ничего лучше, чем сотрудничать с немцами. Я вас правильно понял?
– Послушайте, молодой человек, да как вы…
– Ильвес!
Курсант, стоящий чуть позади, молча шагнул вперед и закатил Костромину плюху. Не слишком жесткую – так, для порядка. Чтобы знали, кто здесь главный папа. Сергей, глядя на вытянувшуюся рожу собеседника, приятно ему улыбнулся:
– Итак, Виктор Сергеевич, продолжим. Вы попали в плен. Среди моих людей хватает побывавших в плену. Только они почему-то из него вырвались и теперь воюют. Отлично, к слову, воюют. А вы, получается, решили на службу к оккупантам пойти. Сами, или надоумил кто?
О нюансах пребывания в плену, освобождения, равно как и о том, что готовых сотрудничать с немцами изначально тоже хватало, Сергей решил промолчать. Зачем? Для выстраиваемой им линии разговора это были ненужные и даже вредные подробности.
Вообще, со стороны это выглядело, наверное, комично. Все же Сергей был вдвое младше Костромина, а разговаривал свысока, будто строгий завуч с нашкодившим первоклассником. Вот только на его стороне, помимо сомнительного преимущества жизни в информационном обществе, были сила и уверенность в собственных позициях. А Костромин, как ни крути, с точки зрения современных законов и понятий был кругом не прав. А главное, очень хорошо сознавал это. Так что да, комично. Если бы не было так страшно.
– Товарищ командир… – попытался влезть один из соратников Костромина по неудаче, парень вряд ли старше самого Хромова. – Может, вначале…
– Если еще раз без спросу рот откроешь, я твой поганый язык узлом завяжу.
Лениво-небрежный тон подействовал не хуже ушата ледяной воды. Инженер заткнулся, будто в рот ему вставили кляп. Селиверстов, расположившийся позади допрашиваемых, сделал такое лицо, словно давился от едва сдерживаемого хохота. А ведь мог совсем недавно и сам оказаться на их месте, брюзгливо подумал Сергей. Однако свои мысли озвучивать, естественно, не стал. Вместо этого потер кончиками пальцев тяжелые, словно налитые чугуном, веки и в лучших традициях «кровавой гэбни» продолжил моральное давление:
– Ну, так что вы молчите, гражданин Костромин? А то ведь получается, что вы, инженер оборонного предприятия, производящего новейшие танки, добровольно пошли на службу к немцам. То, что вы для них бронепоезд построили, мы уже видели. Так, может, и что-нибудь еще им передали? К примеру, чертежи этих самых танков? А? Или ваши… подельники? Ими, кстати, я потом отдельно займусь…
Наверняка все отметили и переход от «Виктора Сергеевича» к «гражданину Костромину», и «подельников». Хорошо получилось, небось, скрытый талант прорезался. То ли фильмов пересмотрел, то ли гены прадеда, служившего после войны оперативником в милиции, проснулись, но свою партию Сергей отыграл вполне неплохо. Короче, имеющий мозги да поймет. И подстегнутый открывшимися нехорошими перспективами инженерный состав полностью оправдал ожидания Хромова. Полные штаны страху этому очень способствуют…
Нельзя сказать, что они очень уж многое знали, скорее, наоборот. Однако и того, что удалось выжать, было совсем немало. К примеру, график движения немецких поездов – они здесь бегали как по часам, и ближайший ожидался как раз минут через сорок. Или то, что на соседних станциях, как и здесь, с гарнизонами вопрос стоял поганенько. А еще их бронепоезд полностью готов, даже тендеры углем загружены. Оставалось только боезапас погрузить. И, главное, экипаж бронепоезда немцы должны подвезти как раз сегодня, ближе к вечеру.
С каменным лицом выслушав их исповедь, Сергей тронул за плечо Громова, отойдем, мол. Тот понятливо кивнул и показал рукой в сторону выделенного с помощью поставленных один на другой ящиков уголка, где рабочие, очевидно, пили чай. Во всяком случае, архаичного вида дровяная плита там имелась, закопченный чайник на ней – тоже, да и некоторые ящики стояли таким образом, что их предназначение заменять стулья ни у кого сомнений не вызывало. На один из таких ящиков Сергей и уселся, Громов пристроился напротив.
– Ну, старшой, что делать будем? – спросил Громов.
– Чай пить, – Сергей ткнул пальцем в исходящий паром чайник. – Самое то.
– А глобально? – улыбнулся разведчик, взяв со стола граненый стакан в слегка помятом жестяном подстаканнике и с подозрением его осматривая.
– А глобально я предлагаю вот что…
– Ну, ты даешь, старшой, – ухмыльнулся Громов, когда Сергей закончил излагать свою идею. – Прямо удивительно.
– Что именно?
– Да то, что ты не предложил рвануть прямиком в Германию.
– Предложил бы, но мы даже в Польшу не попадем. Колея у них другая.
– Рискованно мыслишь. А ты знаешь, может, и получится. Особенно учитывая, что они пятый день тут без связи. Но первый эшелон придется пропустить – мы не успеем подготовиться.
– Ничего страшного, он пройдет без остановки – сам же слышал.
– Слышал, слышал… и все равно, давай-ка выставим на станции пулеметы. Мало ли…
– Просто подгоним танки.
– В довесок к танкам – пулеметы. И бронетранспортер на выезде – вдруг придется бежать.
– Тогда сразу минируем склад и бронепоезд. На тот же случай…
Нюансы они обсуждали минут пять, после чего, так и не выпив чаю, разошлись. Времени было мало, а работы – много.
Первый немецкий эшелон они, как
