Позвони мне - Борис Михайлович Дмитриев
Когда Константин Великий принимал решение о провозглашении христианства официальной государственной религией, его меньше всего интересовала эзотерическая сущность новозаветного исповедания. Слово «религия» проистекает от латинского глагола «связывать». Император, как государственный деятель, руководствовался исключительно соображениями целесообразности. Он усматривал в христианской доктрине универсальный инструмент, с помощью которого удобно держать подопечный народ в повиновении, то есть связывать его в необходимом покорном положении. Императора до глубины души устраивала в христианской догматике чудесная возможность «отсрочки по платежам». Человек, принявший Христа, ничего не требовал для себя в земной жизни, воздаяние предполагалось где-то там, далеко, вне зоны ответственности царствующих особ. Ничего лучшего для любого правителя и придумать нельзя – вот уж воистину дар Небес, почти как перспектива построения коммунизма.
Давно известно, если кто-нибудь когда-нибудь вознамерится развалить любое живое дело, не надо выдумывать ничего сверхъестественного, достаточно просто придать процессу правильную организацию, ещё лучше – возглавить его. И дело будет загублено на корню, бесповоротно. Потому что глупо и безнадёжно становиться поперёк водяного потока, гораздо разумней направлять его в желаемое русло.
Нечто подобное произошло с христианским учением. Взяв на вооружение и возглавив христианское исповедание, император Константин тотчас же принялся формулировать неискаженную «Истину Христову», так сказать, стерильно правильную, окончательно выверенную истину, разумеется, в соответствии с его личными представлениями и интересами. Власти немедленно развернули деятельность по разработке и обеспечению смысловой нагрузки, наполняющей христианское богословие.
К тому времени существовало много различных версий новозаветного повествования. Одних только евангельских текстов, отличных друг от друга, насчитывалось более десятка. Мы знаем Евангелие от Фомы, от Павла, от Марии и так далее. Книги, которые по понятным соображениям не устраивали авантюрную власть, не были канонизированы и остались в собрании апокрифов. Для придания христианству необходимого властям теоретического наполнения были организованы Вселенские Соборы, постановления которых объявлялись обязательными к исполнению для всех христиан. На этих Соборах принималась оптимальная редакция священных Новозаветных текстов. Не должно быть никаких сомнений, что канонизированные на этих сановных собраниях тексты были аккуратно выправлены, приспособлены под нужды текущего момента. Соборы проходили в очень жарких дискуссиях, многие видные богословы оказывали отчаянное сопротивление реставраторам Христова наследия, за что подвергались жесточайшим репрессиям.
Мало кто из современных ревнителей христианства подозревает, что самый древний и полный текст Нового завета, написанный христианами на пергаменте в четвёртом веке, называется «Синайский кодекс». Этот памятник считается самым выдающимся свидетельством христианской письменности. У этой рукописи очень сложная судьба. Достаточно сказать, что в Средние века она была разделена на части. Между прочим самая большая и самая ценная часть Синайского кодекса до 1933 года принадлежала Публичной библиотеке в Ленинграде. Принадлежала до той самой поры, пока кому-то из кремлёвских отморозков не пришла в голову счастливая идея толкануть эту величайшую святыню недоумкам британцам. Сегодня одним из главных сокровищ Британской библиотеки является именно Синайский кодекс.
Это вовсе не означает, что до четвёртого века не существовало письменности и не имели хождения более ранние редакции Благой вести. Это свидетельствует лишь о том, что все ранние тексты священных заветов Господа нашего Иисуса Христа кого-то по принципиальным соображениям категорически не устраивали, а потому были тщательно уничтожены.
Методы, которыми христианство насаждалось в Римской империи, сами по себе являлись грубейшим надругательством над Евангельской вестью. Ничего общего с христианской моралью не могли иметь варварские гонения на язычников, которые возглавил александрийский епископ Феофил. Не может быть никакого сомнения, что преступное истребление оболваненными христианами Александрийской библиотеки, крупнейшей сокровищницы мировой культуры, или разрушение храма Сераписа, при котором погибло уникальное собрание древних рукописей, имели своей главной целью не столько уничтожение языческих манускриптов, сколько расправу с подлинными раннехристианскими текстами.
Как бы там ни было, но остается фактом, что в наших руках не оказалось ни одного евангельского списка до вселенского соборного периода. Очень может быть, что то Евангелие, которым мы ныне пользуемся, имеет лишь отдалённое отношение к слову Божьему, возвещенному миру Господом нашим Иисусом. И разве результаты двух прошедших тысячелетий, прожитых во многом под знаком Новозаветных рекомендаций, не свидетельствуют об этом же?
Так же весьма вероятно, что появление Корана, вскоре после проведения Вселенских Соборов, тотально заорганизовавших, исказивших христианскую идею, стало своеобразной реакцией исконной религиозной мысли на оголтелый произвол, чинимый «закваской фарисейской». Отнюдь не случайно первым словом к Мухаммаду от архангела Гавриила был призыв: «Читай!» Само название «Коран» в переводе с арабского означает «то, что читают». Видимо читать то, что осталось после Вселенских Соборов, во многом утратило боговдохновенный смысл.
Мухаммад познакомился с Кораном в откровениях, книга ниспослана была Пророку частями, источником её он называл «Небесную книгу». Очень здорово, что Коран начали записывать ещё при жизни Пророка. Пусть не полный сборник сур, но отдельные фрагменты переданы, что называется, из первых уст. Можно только представить, каким счастьем было бы для христиан всего мира прикоснуться мыслями к подлинным речам Господа нашего Иисуса, минуя формулировки евангелистов, да ещё в редакции Вселенских Соборов. Справедливости ради надо заметить, что и судьба Корана оказалась отнюдь не безоблачной. В соответствии с арабской письменностью краткие гласные звуки тогда не записывались, это позволяло читать одни и те же слова по-разному, придавать им особое толкование, что неминуемо привело к разночтениям и к возникновению семи канонических вариантов изложения Корана.
Искусственная христианизация римского общества носила, несомненно, формальный характер. Граждане, крестясь по воле императора, лукаво пренебрегали духовной стороной принятого исповедания. Император щедро одаривал церковную кассу, и тем самым способствовал принятию крещения из корыстных побуждений. То, что раньше существовало как «христианство-мученичество», в одно мгновение превратилось в «христианство-процветание», поскольку открывало дорогу к почестям, богатству, власти. Таким образом, христианская идея, которая дарована была миру, чтобы преобразить его, заразившись мирским духом, оказалась союзником зла, рабом правящего класса. В конечном итоге церковь превратилась в арену политической борьбы и расколола христианский мир на два противоборствующих лагеря – на Западное и Восточное исповедание. В самом общем виде на Востоке церковь сделалась необходимым придатком, инструментом светской власти, а на Западе – государство стало играть роль инструмента, обслуживающего интересы церковной власти.
В данном случае нет никакой надобности анализировать сложные теологические противоречия, разделяющие магистральные христианские направления, а они есть, и весьма существенные. Попытаемся разобраться: каким образом в общественном сознании римского исповедания созрела коммунистическая идея? И почему эта идея реализовалась именно в обществе византийского религиозного исповедания?
Многие люди знают, что каноническое изображение распятого Христа в православной и католической иконографии имеет свои специфические
