Олег Измеров - Задание Империи
Виктор взглянул сквозь щели жалюзи на неторопливо ползущие внизу автомобили. "А гудят они здесь тоже чаще, чем у нас".
Джейн вернулась быстро, держа в руках две бутылки и пивные бокалы.
— Отключили микрофоны?
— Вы превосходите мои ожидания. Нас не записывают и здесь нет скрытых фотокамер. Удивлены?
— Не удивлен. Тогда перейдем к делу.
— О'кей. Вы обладаете информацией о прогнозах развития техники. Эта информация имеет коммерческую цену. Что подымется в цене, на чьи акции будет спрос, куда лучше вложить деньги — вы понимаете?
— Я понял. Моя доля в этом проекте?
— Зависит от затрат на реализацию. Вас не обделят.
— Как это будет выглядеть?
— Легально — что-то вроде агенства деловой консультации. Это позволяет открывать счета на юридическое лицо и прочее. При новой демократии стали прижимать оборот наличности.
— Когда приступаем?
— Сразу после вашей встречи с Боссом. Надо будет провести встречи с рядом лиц, договориться.
— Ваша заинтересованность?
— Личная? Разумные комиссионные.
— Детали, цифры?
— После встречи с Боссом. Появится время и прояснится ситуация.
— Ладно. Посмотрим, — с видимой беспечностью резюмировал Виктор, наполнил бокал и тоже откинулся в кресле. Холодное пиво к моменту подходило. — А если такое же предложение сделает, скажем, мистер Галлахер?
— Я понимаю, что торг уместен, но здесь у многих одна проблема — занятость. Все время надо что-то делать, действовать. Некогда есть, некогда думать. У Галлахера тоже не будет времени, тем более перед вашей встречей с Боссом. А у нас с вами оно есть.
— Ваши аргументы столь же неотразимы, как и вы сами.
— О, вы уже начинаете делать мне комплименты…
— Это не комплимент, а деловая информация. Кстати, Джейн, раз уж у нас все разговоры все время связаны с встречей с боссом, не могли бы вы рассказать немного о нем? Например, как ему удалось пробиться через барьеры, возведенные вашей финансовой олигархией? На кого он сумел опереться? Мне хотелось бы лучше понимать не только его слова, но смысл, который он в них вложит. Перевод переводом, а…
— Резонно. Я расскажу.
14. Абырвалг оф Америка.
— Понимаете, — начала свой рассказ Джейн, — здесь в каждом месте, общине, коммуне — как это точнее перевести — есть человек, которого зовут "босс". Это местный авторитет.
— В смысле? — переспросил Виктор, привыкший к нашему, российскому пониманию слов "местный авторитет".
— Ну, это дословный перевод слов local authority, "местная власть", лидер общины, что-то вроде старосты, хотя официальный статус может быть иным. Вокруг него все вертится. Прием Лонга — стереть местного босса и убеждать остальных. Понятно?
— Не совсем.
— Когда в России или в Европе пишут об Америке, то обычно рисуют Манхеттен или Бродуэй (слово "Бродуэй" она произнесла с ударением на "о"). Но это не совсем Америка. Америка — огромная индустриальная деревня. В ней множество городов, похожих на наши села, с одноэтажными избами из тонких досок, реек и картона, для экономии. Как декорации. В отличие от русского села, там далеко не все выходят в поле. Там есть газолиновые станции, магазины, разные мастерские, филиалы фабрик, аптеки, почты, банки, и прочие заведения. Вообще филиалы заводов в маленьких городах — это свежая идея. Когда нет заказов, рабочие могут прокормить себя, возделывая свой огородик.
"Боже мой", подумал Виктор, "как это похоже на гайдаровские реформы".
— В такой деревне, где все друг друга знают, демократия сводится к тому, что каждый хочет снять с себя заботы об общих проблемах. Чтобы был человек, на которого эти проблемы можно было взвалить. И община находит такого человека и делает боссом. Даже когда босс злоупотребляет властью, его терпят, потому что никто не хочет брать на себя ношу ответственности. И большинству все равно, кто будет этим боссом, этим старостой, лишь бы не он сам. Поэтому большинство можно уговорить.
"Короче, типа председателя. Вроде и колхозов нет, а отношения те же."
— Чтобы стереть босса, Лонг искал в его прошлом аморальные поступки или коррупцию. Такие всегда находились, и тогда Лонг раскидывал тонны листовок, выступал по радио, объезжал всех на машине, выступая на митингах и ставил на место босса своего человека. Уговаривать Лонг умел. В семнадцать лет он был коммивояжером и однажды, на спор с приятелями, уговорил старого негра купить себе подержанный гроб. Лонг стал читать цитаты из библии, у негра полились слезы и он потребовал гроб немедленно!
— Зачем же тогда он с таким талантом подался в политику?
— Политик — это тоже торговец, его цель — продать свой товар. Что заставило Лонга заняться товаром, именуемым властью? Слабость конкурентов на этой части рынка, а проще говоря — гнилость власти предыдущей. Когда оппозиция говорит о произволе Лонга, она лукавит. Лонг никогда и нигде не зажимал демократию. Он пользовался лишь тем, что уже произошло до него и захватывал штат за штатом.
— Оранжевая революция…
— Как вы сказали?
— Да это научный сленг. Я слушаю, очень интересно.
— Противники говорили, что Лонг покупает избирателей. Но разве это так? Наоборот, избирателей покупали до него. Ездили по домам, говорили, что если не проголосуют за правильного кандидата, кто-то в семье может лишиться работы, или банк опишет имущество за долги, а если проголосуют за того, кого надо — наоборот, кто-то получит место или что-то в этом роде. Твердо ничего не обещали, и, чаще всего, обманывали. Босс же делал что-то для народа и ничего не требовал взамен. Например, раздавал детям бесплатные учебники. Вашим детям дают учебники, но у вас свободный выбор, вы можете взять и голосовать за кого хотите. Разве это — подкуп?
— Если сравнивать с шантажом и вымогательством… Нельзя не признать, что это значительный прогресс, — ответил Виктор и вспомнил, что самолет с одноразовыми шприцами, что Е.Б.Н. пригнал из Америки, тоже подкупом избирателей не назвали. Кстати, а что такое самолет? Сейчас одноразовые шприцы в каждой аптеке, рай для нариков. И трудно сказать, благо это или зло, раз они везде валяются и каждый может наступить.
— Конечно! — воскликнула Джейн. — Но я, наверное, слишком вас заговорила. Вы почти не пьете пиво. Может, оно несвежее? Тогда я позвоню, чтобы заменили.
— Пиво как пиво. Нормальное, хотя ничего необычного. У нас в России сейчас тоже варить научились.
— А у нас это просто национальный напиток…
— Да, кстати о пиве. Как Лонгу удалось втиснуться между двумя мощными партиями? У него же вроде своя?
— Уф-ф…
Джейн привстала и покрутила ручку приемника, где диктор начал слишком долго трепаться. Янтарный ящик посвистел и поймал фокстрот "Without That Gal", мелодия которого подозрительно напоминала "Шумел камыш".
Как здесь любят жить в ритме фокстрота, подумал Виктор. Какой-то обязательный ежедневный стимулятор, как кофе и пиво. И еще он невольно подумал, что Джейн все-таки приятная дама, и не из каких-то капризных и стервозных богачей.
— Как вам объяснить… Наверное, надо начать с того, что нашу политическую систему не совсем правильно называют демократией. В Америке никогда не было демократии.
— Да? — совершенно искренне удивился Виктор, которому в 90-х внушали совсем иное. — А что же было?
— Это можно назвать плюрализмом.
— Вы изучали не только иняз.
— Виктор, мы русские. Наверное, мы единственный народ, в котором еще живет дух Возрождения и тяга к энциклопедическим знаниям. Остальных просто натаскивают, как узких специалистов. Так вот, политическая система Соединенных Североамериканских Штатов — это плюрализм. Свободная конкуренция разных групп элиты. При этом отношения элиты с чиновничеством, или, скажем, рабочих с хозяевами или менеджерами — это диктатура. Такая вот двойственность. Двойственность есть и в политике — например, правящая элита проявляет себя диктатором по отношению к тем, кто пытается с нею конкурировать, но вместе с тем пытается создать у населения видимость, иллюзию демократии. Правящие круги всегда говорят от имени большинства народа, хотя представляют мньшинство. Это понятно?
— Не совсем, но суть ясна. Жирные коты поделили власть.
— Можно сказать и так. В этих условиях слон и осел — ну, республиканцы и демократы, — не могли быть партиями, стоящими на каких-то твердых, приципиальных позициях. Там нет твердой партийной дисциплины, как хотел большевик Ленин. Это конфедерации разных групп со своими интересами. А раз партия — не совсем партия, если она не отстаивает интересы определенного социального слоя, то нет и демократии, как договора разных слоев. Есть видимость демократии, за которой стоят внутрение игры одной и той же олигархии. Говоря словами Босса, обе партии хотят содрать шкуру с простого человека, но расходятся в вопросе, как лучше его для этого подвесить на крюк — верх или вниз головой.
