Роберт Силверберг - Царь Гильгамеш (сборник)

— Очень смело, Лью, или очень глупо.

— И то, и другое. И тем не менее, я хочу научиться ВИДЕТЬ.

— Вы хотите стать моим учеником, преемником — странное, неприятное слово.

— В чем это будет заключаться?

— Я уже говорил вам. Вы подчинитесь мне, не задавая вопросов, но я не гарантирую результатов.

— А как же это поможет нам ВИДЕТЬ?

— Никаких вопросов, — напомнил он, — просто подчиняйтесь мне, Лью.

— Договорились.

Сверкнула молния. Небеса разверзлись, и сумасшедший ливень обрушился на нас с невероятной свирепостью.

26

Полтора дня спустя.

— Самое худшее, — сказал Карваджал, — видеть свою собственную смерть. Этот момент, когда жизнь покидает вас, а на самом деле вы еще не умираете, но должны ВИДЕТЬ это.

— Это то проклятие, о котором вы говорили?

— Да. Это проклятие. Это то, что убило меня. Лью, задолго до срока. Мне было около тридцати, когда я впервые ее УВИДЕЛ. И ВИДЕЛ с тех пор много раз. Я знаю день, час, место, обстоятельства. Я переживаю это снова и снова: начало, середину, конец, темноту, тишину. И однажды показавшись мне, она превратила мою жизнь в бессмысленное кукольное представление.

— А что хуже всего, — спросил я, — знать — когда; знать — как?

— Знать — что, — ответил он.

— Что вы вообще умрете?

— Да.

— Я не понимаю. Я имею в виду, это, конечно, неприятно, — наблюдать, как ты умираешь, видеть свой собственный конец, как в киножурнале, но разве может быть в этом такой серьезный элемент неожиданности? Я говорю, что смерть неизбежна, и мы все с раннего детства знаем об этом.

— Да?

— Конечно, знаем.

— Вы думаете, что вы тоже умрете, Лью?

Пару минут я моргал глазами в удивлении:

— Естественно.

— И вы абсолютно убеждены в этом?

— Я вас не понимаю. Неужели вы подозреваете, что у меня есть иллюзия бессмертия?

Карваджал безмятежно улыбнулся.

— У всех есть, Лью. Когда вы ребенок и умирает ваша любимая золотая рыбка или собака, вы говорите себе: «Ну, рыбки долго не живут, а у собак век короткий», — так вы отбрасываете от себя первый опыт смерти. Ваш юный сосед упал с велосипеда и сломал себе шею. «Ну, — говорите вы, — произошел несчастный случай, но это ничего не доказывает. Есть очень осторожные люди, и я — один из них». Умирает ваша бабушка. Она была старой и долго болела, она вообще не берегла себя, она выросла среди поколения, которое имело достаточно примитивную превентивную медицину, поэтому она не знала, как нужно заботиться о себе. Со мной этого не случится, говорите вы, со мной такого не будет.

— У меня умерли родители, сестра. У меня была черепаха, и она умерла. Смерть не является чем-то далеким и нереальным в моей жизни. Нет, Карваджал, я верю в смерть. Я принимаю факт смерти. Я знаю, что умру.

— Нет, не на самом деле.

— Но как вы можете так говорить?

— Я, знаю, как люди чувствуют это. Я знаю, как я чувствовал прежде, чем УВИДЕЛ, как сам умираю, и во что я превратился после этого. Те немногие, кто это пережил, изменились так же, как я. А может, до сих пор еще никто этого не пережил. Послушайте меня, Лью. Никто искренне и полностью не верит, что умрет, что бы он там ни думал. Вы можете принимать смерть тут, снаружи, но вы не принимаете ее на клеточном уровне обмена веществ и деления клеток. Ваше сердце не перестает биться в тридцатилетнем возрасте, и оно знает, что никогда не перестанет. Ваше тело работает, как трехсменная фабрика, производя кровяные тельца, лимфу, семя, слюну, все точно вовремя, и ваше тело знает, что так будет всегда. И ваш мозг, который воспринимает себя центром великой драмы, где звезда — Лью Николс, целая вселенная, огромная коллекция собственности, все, что происходит, происходит вокруг ВАС, в связи с ВАМИ, с ВАМИ как центром и осью, вокруг которой все вращается. И если вы идете к кому-нибудь на свадьбу, то эта сцена называется не «Свадьба Дика и Джуди», а «Лью Николс на чьей-то свадьбе». И если политик становится президентом, это не «Пол Куинн становится президентом», а «Переживания Лью Николса по поводу становления Пола Куинна президентом». И если звезда взорвется, то заголовок будет не «Образование новой звезды», а «Вселенная Лью Николса потеряла свою звезду», и так далее. И так с каждым. Каждый — герой огромной драмы существования. Дик и Джуди тоже выполняют роль звезд в своих головах, и Пол Куинн, и каждый из вас знает, что если он умрет, то погаснет целая вселенная, как выключенный свет. Это невозможно. И поэтому вы не собираетесь умирать. Вы уверены, что вы — исключение. Чтобы дело продолжалось, вы будете существовать. Все другие — это вы, Лью, понимаете — умрут, им не повезло, их карьеры сломаны, сценарий предписывает им исчезнуть с дороги, но только не вам, нет, не вам! Не так ли на самом деле все обстоит. Лью, в глубине вашей души, на том таинственном уровне, в который вы время от времени спускаетесь?

Я заставил себя улыбнуться.

— Может быть, в конечном итоге и так, но…

— Так. И так для всех. И так для меня. Да, люди умирают, Лью. Некоторые умирают в двадцать лет, а некоторые в сто двадцать. И ВСЕГДА это неожиданность. Они стоят, глядя в открывающуюся им темноту, как говорят в бездну. Боже мой, я был не прав, это действительно происходит со мной, даже СО МНОЙ! Это такой шок, такой ужасный удар для своего Я — узнать, что ты не уникальное исключение, как ты считал. Но есть что-то успокаивающее, вплоть до последнего момента, в приверженности идеи, что, может быть, ты выберешься, как-нибудь избежишь. И у всех есть это успокоительное чувство, Лью. У всех, кроме меня.

— Вы УВИДЕЛИ это так ужасно?

— Это уничтожило меня. Это лишило меня той большой иллюзии, тайной надежды на бессмертие, которая помогает нам держаться. Конечно, я вынужден был продолжать жить еще тридцать лет или более, потому что я ВИДЕЛ, что это не произойдет со мной, пока я не стану стариком. Но знание этого возвело стену вокруг моей жизни, границу, непробиваемый замок. Я больше не был мальчиком, у меня был настоящий приговор и время до его исполнения. Я не мог рассчитывать на то, что буду наслаждаться вечностью, как другие. У меня оставалось только тридцать жалких лет жизни. Знание этого ограничивает вашу жизнь, Лью. Оно лимитирует ваши возможности.

— Мне нелегко понять, почему оно должно произвести такое действие.

— Со временем вы поймете.

— Может быть, для меня это будет не так, когда я узнаю.

— Ах, — воскликнул Карваджал, — мы все считаем себя исключением.

27

Когда мы встретились в следующий раз, он рассказал, как будет проходить его смерть. Он сказал, что ему осталось жить меньше года. Это должно будет случиться весной двухтысячного года, где-то между десятым апреля и двадцать пятым, хотя он утверждал, что знает точную дату, вплоть до времени дня, но не желал быть более точным.

— Почему вы не раскрываете мне этого? — спросил я.

— Потому, что я не хочу страдать от вашего собственного напряжения и ожидания, — ответил Карваджал резко, — я не хочу, чтобы вы демонстрировали в тот день, что он настал, прибыв ко мне в полном расстройстве чувств.

— А я буду здесь? — спросил я удивленно.

— Конечно.

— А вы не скажете, где это случится?

— У меня дома, — сказал он. — Мы с вами будем обсуждать кое-какие проблемы, которые вас будут тогда волновать. В дверь позвонят. Я отвечу, и человек насильно ворвется в дом. Вооруженный человек с рыжими волосами, который…

— Минуточку. Вы однажды мне говорили, что в этом районе вас никто никогда не беспокоил, и никогда не побеспокоит.

— Никто из тех, кто ЖИВЕТ ЗДЕСЬ, — произнес Карваджал. — Это будет незнакомец. Ему дадут мой адрес по ошибке, он перепутает квартиру — он придет за партией наркотиков, каких-то, какие используют нюхачи. Когда я ему скажу, что у меня нет лекарств, он мне не поверит. Он подумает, что здесь какая-то двойная игра, и рассердится, начнет размахивать пистолетом, угрожая мне.

— А что буду делать я, когда это будет происходить?

— Смотреть.

— Смотреть? Просто смотреть со сложенными руками, как зритель?

— Просто смотреть, — подтвердил Карваджал, — как зритель.

В его голосе послышались острые нотки, как будто от отдавал мне приказание: «Вы ничего не будете предпринимать во время этой сцены. Вы будете оставаться вне ее, в стороне, как простой наблюдатель».

— Я мог бы ударить его лампой, я мог бы попытаться выхватить оружие.

— Вы не сделаете этого.

— Ладно, — сказал я. — Что же случиться?

— Кто-то постучит в дверь. Один из моих соседей, который услышит шум и забеспокоится обо мне… Вооруженный запаникует. Подумает, что это полиция, или, может быть, соперничающая банда. Он выстрелит три раза; затем он разобьет окно и скроется. Пули ударят меня в грудь, руку и заденут голову. Я буду умирать около минуты. Вы вообще не пострадаете.