Василий Звягинцев - Бои местного значения
Деликатно щелкнул каблуками, представился, преданно, но без подобострастия глядя в тигриные глаза диктатора.
Сашке приходилось читать, что мало кому удавалось выдерживать сталинский взгляд. Однако у него это получилось без всяких усилий. Более того – Сталин отвел глаза первым, с отчетливым впечатлением, что нарком Шестаков человек честный, надежный, на которого стоит сделать ставку.
Каганович, Микоян, Хрущев – все они слишком уж подобострастные. Прав Хозяин или ошибается (как любой человек может ошибаться), не подскажут ведь вовремя, не предостерегут, дрожа за собственное благополучие. Значит – объективно тоже вызывают сомнение. Услужливый дурак опаснее врага. А этот, похоже, готов говорить то, что думает, невзирая на последствия. Полезный человек.
Сталин вернулся на свое обычное место у стола заседаний, молча указал Шестакову трубкой на стул напротив.
Без всякого ерничества предложил тихим голосом:
– Рассказывайте. Все и подробно.
Самое смешное, что врать Шульгину почти не пришлось. Так только, по мелочи и в деталях. О многом он умолчал, разумеется, но на связность изложения это не повлияло.
Он сразу понял, что судьба убитых им чекистов Сталина не интересует совершенно. Как истинный политик, вождь мыслил глобальными категориями.
– Так вы в самом деле уверены, что деятельность НКВД в Испании приносит больше вреда, чем пользы?
– Не могу судить в целом, товарищ Сталин, но в пределах собственной информированности. Достаточно такого факта – чтобы ослабить позиции руководителя военных формирований анархистов Дурутти (кстати – стойкого революционера, абсолютно преданного идеям Республики человека, вроде нашего князя Кропоткина), сотрудники Ежова выдали франкистам время и место выгрузки двух транспортов с оружием и боеприпасами, закупленных моими людьми.
Воздушными налетами снаряжение было уничтожено, потеряно пятьдесят тысяч винтовок, тысяча пулеметов, свыше десяти миллионов патронов. Бригады анархистов, конечно, оказались разгромлены в боях, но Республика потеряла Астурию и свой последний порт в Бискайском заливе – Хихон.
Через сухопутную границу Франция наши грузы больше не пропускает, а подходы к Барселоне и Картахене блокирует итальянский флот. Это только один пример.
– Ваши сведения точные?
– Абсолютно точные.
– Почему вы не доложили нам своевременно? Мы бы приняли меры…
– Не успел, товарищ Сталин, – сокрушенно ответил «Шестаков». – Кроме того, я же не разведчик. Информация поступает ко мне по коммерческим каналам. Все это я узнал опосредствованно, через детективов страховых компаний, которым пришлось выплачивать большие призы фрахтерам и формальным владельцам груза. Готов понести наказание.
– Об этом позже. Ты слышишь, Валентин? Черт знает что творится, а мы не знаем! Ежов плетет интриги, а выигрывают Франко, Гитлер и Троцкий.
Как всегда, Сталин уже «забыл», что сам дал команду все силы бросить на борьбу именно с троцкизмом и анархизмом, в результате чего внутри республиканского лагеря развернулась вторая гражданская война, едва ли не затмевающая своим накалом и жестокостью настоящую войну, против Франко.[25]
– Кто за все это отвечает? Конкретно?
– Конкретно – Ежов, Фриновский, Андре Марти, Шпигельглас. Рядовые исполнители не в счет.
– Хорошо, займемся. Всеми займемся. Вот только подберем нового наркомвнудела. А вы не хотите себя попробовать на этом посту, товарищ Шестаков? У вас может получиться.
«Откажись, – прозвучал в мозгу голос Антона. – Намекни, что готов на другое назначение, с более широким кругом возможностей».
«Ага, щас!» – подумал Шульгин, но ответил аккуратнее:
– Не по профилю работа, товарищ Сталин. Я в своей области специалист, а здесь дров наломаю побольше Николая Ивановича.
– Ну что за люди, понимаешь! – обратился Сталин к Лихареву. – Все хотят своим делом заниматься, никто не хочет нужным делом заниматься. Один флотом командовать не хочет, другой врагов ловить не хочет. Товарищ Сталин все сам делать должен, так, да?
– Есть на примете подходящий человек, – осторожно сказал Валентин. – И специалист, и надежный, и Ежов его оч-чень сильно не любит.
– Об этом мы поговорим немножко позже. Скажите лучше, товарищ Шестаков, а где вы так хорошо сумели спрятаться, что весь НКВД вас целую неделю искал, а найти так и не смог? Если не секрет, конечно.
– Какие от вас секреты, товарищ Сталин? Английский писатель Честертон говорил: «Где лучше всего спрятать песчинку? На морском берегу. Где спрятать лист? В лесу». А я скрывался у себя дома. На собственной квартире. Когда чекисты закончили обыски, опечатали дверь, я открыл своим ключом дверь черного хода, вошел. Вот и все.
– Так просто? – не то удивленно, не то восхищенно Сталин хлопнул себя ладонями по коленям. – Вы совершенно правы, товарищ Лихарев, и Ежова нужно гнать, и две трети его сотрудников. Назовите свою кандидатуру.
Лихарев назвал Заковского.
Сталин поморщился, будто у него вдруг заболел недавно запломбированный зуб.
«Ну, Саша, сосредоточься, как ты умеешь, – зашептал в ухо Антон. – Подскажи Хозяину, что Заковский будет ему вернее Аракчеева и безопаснее Берии. Нарисуй, если сможешь, картинку марта пятьдесят третьего. Я поддержу».
Шульгин сосредоточился.
Лицо Сталина приобрело задумчивое выражение. Он коснулся мундштуком трубки усов, чиркнул спичкой, поводил огнем над давно уже примятым пальцем табаком. Пыхнул пару раз дымом. Какое-то в нем происходило внутреннее борение. С одной стороны, очевидно, что очень долго он, мудрый политик, ставил не на тех лошадей, очарованный пролетарской демагогией Кагановича и Ворошилова, призвал к жуткой, бесконтрольной власти ничтожного Ежова, жалкую карикатуру на Малюту Скуратова. С другой – ему отчего-то не хочется видеть на этом посту холодного профессионала. Профессионал самодостаточен, он будет спорить, доказывать свое, как Фрунзе, как Тухачевский.
Однако же – с профессионалом все-таки легче. Проще. Вон, Гитлер поставил начальником всех спецслужб Гиммлера и больше не имеет никаких забот. Ладно.
– Мне кажется, товарищ Лихарев, вы сейчас сказали умную вещь. Я помню Заковского еще по девятнадцатому году. Очень хорошо он проявил себя в Одессе. Котовский – хуже. Поэтому Котовского, к несчастью, застрелил любовник его жены. У товарища Заковского есть жена?
– Жена – есть, – усмехнулся Валентин. – Любовника у нее нет. Проверено.
– Это – хорошо. Давайте испытаем товарища Заковского. Он не троцкист?
– Нет, товарищ Сталин. Немножко махновец, но не троцкист.
– Правильно. Хотел бы я посмотреть, как Нестор Иванович побеседовал бы с Львом Давидовичем.
– Сделаем, товарищ Сталин. Нестор Иванович не дожил, к сожалению, но его начальник контрразведки – всегда готов.
Сталин неожиданно взбодрился, посвежел. Разгладились морщины, на губах появилась мечтательная улыбка. «Ах, молодость, молодость».
– Не помнишь, Валентин, какой номер ордена Красного Знамени имел товарищ Махно?
– Номер десять, товарищ Сталин. За решающий удар в тыл наступающей Добровольческой армии.
– Лучше бы мы его назначили вместо товарища Якира. Жаль, тогда от меня зависело не все.
Лихарев удивился, что Сталин назвал расстрелянного Якира, бывшего командующего войсками Украины и Крыма, товарищем. А Шульгин – нет. Новиков не раз ему рассказывал, что вождю нравилось употреблять это обращение по отношению к некоторым бывшим соратникам. Но – только к некоторым. Бухарина, например, он посмертно товарищем не называл никогда.
Сталин положил в хрустальную пепельницу недокуренную трубку.
– Спасибо, товарищи. Не смею вас больше задерживать. Вы, товарищ Шестаков, отдохните. Два дня. После этого мы с вами подробно побеседуем на заседании Политбюро. Подготовьтесь.
– На какую тему, товарищ Сталин? По делам отрасли?
– Вообще подготовьтесь. – Вождь изобразил на лице легчайший намек на улыбку, но те, кто его знал, сразу поняли, что он доволен, очень доволен состоявшимся разговором, и в ближайшее время можно рассчитывать на «высочайшее благорасположение».
– Тогда, если разрешите, я оставлю вам некоторые свои соображения по вопросам текущей промышленной политики. Я на досуге позволил себе рассмотреть некоторые настораживающие ситуации.
Сталин принял папку из рук Шестакова.
Шульгин заметил, как изумленно дернулась бровь Лихарева.
– Я посмотрю, но, предварительно, о чем речь? – по-прежнему благожелательно осведомился Сталин.
– О том, что проявляется крайне неблагоприятная тенденция. Несмотря на все наши усилия, еще четыре года назад совершенно экономически подавленная, демилитаризованная Германия начинает нас обгонять не только в темпах восстановления промышленности, но и в чисто военно-организационных вопросах. А еще хуже – психологически. Я подобрал совершенно достоверные факты.