Александр Богатырёв - Два дурака на чемодан алмазов
Однако, и без того шизы в народе было более чем предостаточно.
Вероятно кто-то из новоиспечённых членов клуба «Наследие предков», поделился своими впечатлениями с газетчиками. Поделился тем, как Василий расписывал самолёт с треугольными крыльями. То ли сам слушатель услышал то, что хотел услышать, то ли газетчики додумали за него, но так или иначе… Новость разнесли не только по Питеру.
Скоро вышли газеты с аршинными заголовками: «Самолёт летающий быстрее звука — реальность!» с подзаголовком «Братья Эсторские заявляют, что сделают такой самолёт в самом ближайшем будущем»
И текст из которого явствовало что скоро будет сделан пепелац, «летающий со скоростью в 2000 миль в час».
В Европе эта новость произвела фурор. В западных перепечатках с питерских газет, она выглядела ещё более фантастической, так как наслоилась на другие пересказы с третьих лиц — уже с описания звездолёта.
В итоге выходил такой коллаж из домыслов, что любой психиатр бы сказал по поводу его автора: «Наш клиент!». Причём безапелляционно.
Чуть-чуть выждав, чтобы «новость» слегка побултыхалась в мозгах обалдевшей западной общественности, выступил Григорий. С разоблачением. Но с таким, которое ставило ещё больше вопросов.
«Ну, вы понимаете, что развитие техники не стоит на месте. Но заявлять, что мы вот завтра, или скоро создадим такой самолёт — это безответственно. На настоящий момент, мы знаем, что полёт аппарата тяжелее воздуха реальность. И также реально создавать большие летательные аппараты.
Но, чтобы преодолеть скорость звука нужны совершенно иные технологии. И, в первую очередь, совершенно иные двигатели, нежели винтовые двигатели внутреннего сгорания. Так что может быть, в не близком будущем, что-то такое, с ракетным двигателем и будет создано».
У Василия было веселее.
Не стоило ожидать, что даже после демонстрации «невозможного» прибора, физики резко уверуют в новые факты и примут новые подходы.
Буза продолжалась. Появлялись новые аргументы и «аргументы». Но чего нельзя было отрицать это великого шума и ругани в стане физиков.
Большинство никак не желающее отказаться от прежних представлений нападало на мизерное меньшинство собравшееся вокруг Василия. И нападки были далеко не всегда безобидными.
В чём только не обвиняли «группу нового подхода», «квантовиков» и т. д. уже совершенно ругательные названия. От простой безграмотности, до… богохульства. И всему виной была фраза кинутая в запале одним из диспутантов: «бог в кости не играет!». Сказанное же в ответ Василием, было «благополучно забыто».
Пришлось физикам напоминать эту «лирику». Дабы эти нападки не перешли ту грань, когда в игру вступает уже Инквизиция. Тем более, что церковная Инквизиция и так была «славна» казнями «еретиков». И в конце 19-го века, и в начале 20-го. В начале 21-го это стыдливо «забыли». Особенно апологеты РПЦ. Но Василию и Григорию это забывать было изрядно опасно. Ведь они были здесь и сейчас. В 1900 году, когда все эти дебилы и параноики от церкви были в силе.
Очень двойственную позицию занял Менделеев. Вообще к учёной братии он относился с изрядным даже не скептицизмом. Часто с презрением, из-за чего получил даже славу мизантропа. Он также скептически относился и к квантовой механике, но когда на Василия и его группу пошёл накат со стороны совершенно религиозно-мистической резко стал на защиту «группы нового подхода».
Вероятно, он высоко оценил довольно простые и действенные методы по «курощению» эзотериков и медиумистов, которые ещё в самом начале их знакомства подкинул Василий. Они, по большому счёту, новыми не были, но очень органично ложились на канву давних усилий Дмитрия Ивановича по разоблачению этого тотального мошенничества.
И вот, однажды, когда Василий заглянул к великому химику, чтобы узнать как идут работы в новых направлениях, Дмитрий Иванович пошутил.
— Вы, господин Эсторский, уже становитесь эдаким поставщиком неверояти.
— Это вы к моим усилиям по продвижению квантовой механики?
— И не только, молодой человек! Вы очень сильно взбаламутили наше тихое научное болото. И оно, кажется, не остаётся в долгу. Они не хотят видеть того, что видят перед носом!
Дмитрий Иванович вспомнил про давнюю вражду к эзотерикам и вдарился в приятные воспоминания, как он, вместе с другими учёными создали целую комиссию по разоблачению медиумизма. И как протекала та работа. С перипетиями ругани со стороны адептов.
— Как и в случае со спиритами, — заметил Василий, — у наших физиков взбрыкнула Вера, против фактов. И как говорил Фёдор Михайлович, «при „хотении верить“, хотению может быть дано новое оружие в руки».[27]
— Нравственная позиция должна быть! — подчеркнул Менделеев. — Дабы не переходить в сознательный обман. А их «хотения» заслонили им «Его Величество Факт»!.. К сожалению.
— И что посоветуете делать в сложившейся ситуации? — осторожно спросил Василий, зная, что Менделеев бывает очень резок в суждениях.
Дмитрий Иванович на минуту задумался.
— У вас очень хорошо получается удивлять общество небывалыми вещами. — заметил он. — вы говорили что эти кванты подтверждаются и другими опытами?
— Да. Более чем.
— И их можно сделать в ближайшем времени?
— Да. Я собрал группу из энтузиастов и они собирают установку для опыта с магнитным моментом атомов. Опыт однозначно покажет, что моменты квантуются.
— Это хорошо. — с некоторым сомнением выговорил Менделеев. — но не достаточно! Вам, пожалуй, надо продолжать, как вы выражаетесь «кошмарить» общество… Какое сочное словцо!.. новыми «дикими опытами». Я так считаю. У вас есть на примете нечто, что прямо сейчас можно показать и поразить до глубины души? Как с тем… э… лаером?
— Лазером, Дмитрий Иванович.
— Всё равно какое-то собачье название… Благозвучней не нашлось?
— Увы! Название — редуцированное имя открывателя Лассе Ра.
— Ну да ладно с ним! — отмахнулся великий химик. — Так у вас есть?
Теперь уже Василий надолго задумался. Он мысленно пробежался по ближайшим проектам, что уже ведутся и остановился на проекте связанном со сжижением газов. Цепочка рассуждений была не такая уж и длинная.
«Будет разделён на составные части воздух. Там будет кислород, азот, углекислый газ и… инертные газы. А среди них будет ксенон…»
— Есть даже такое, что вас до глубины души удивит.
— Ой ли? — удивился Дмитрий Иванович. Но весело прищурился ожидая что выдаст Василий. Всё предыдущее сотрудничество с «этой немчурой», как он про себя называл Эсторских, его приучило к тому, что всегда у них найдётся такое, что удивит и сильно.
— Сделаем фторид ксенона.
— Фторид… чего? — переспросил Менделеев. Ему показалось, что он ослышался.
— Фторид ксенона. Инертного газа.
— Но это же невозможно! — забыв только что им же сказанное воскликнул Дмитрий Иванович.
— Ну вы же просили, чтобы я сделал что-то такое, что «невозможно» и вас сильно удивило? — поддел его Василий.
Менделеев скептически посмотрел на Василия. Вспомнив, что он его ещё никогда не обманул в ожиданиях и обещаниях он проглотил рвущиеся эпитеты.
— И, как я понимаю, у вас есть технология? Прямо здесь и сейчас.
— Конечно. С объяснениями почему такое возможно. И… заметьте, что до сих пор сей очень простой опыт не сделан потому, что в этой области было простое, убеждение что это невозможно.
— Намекаете, что есть много областей, которые надо обязательно проверять на прочность?
— Конечно! В основе наших убеждений лежат предварительные соглашения. И они далеко не всегда бывают истинными. Эти соглашения я называю парадигмами….
— Я так понимаю, что вы намереваетесь устроить очередную революцию в естествознании?
— Так уже устроили с вашей помощью… А вообще… Надо бы составить небольшой текст по парадигмам в науке и революциям в естествознании…
«Да! Именно так! Пора толкать учение о парадигмах, об их смене. И вообще подрывать всё здание современной науки. Нахрен! Хотя бы здесь, в этой области, но стану „стр-рашным р-революционером“. Время для работы Куна созрело — добавил Василий про себя».[28]
Глава 23
Корабль мертвецов
В Атлантике штормило. Что часто бывает весной. Крейсер тяжело вздымал свой нос на очередной вал, и низвергал его вниз в туче белой пены, как бык поддевая основание следующей волны.
Качка утомляла. У тех же кто не был вообще привычен к такому, пропадал аппетит, и валила с ног морская болезнь. Майклу Брауну было очень плохо. К качке и всем сопутствующим неприятностям прибавилась ещё и адская головная боль. Да такая, как будто голову медленно пилили ржавой пилой. Корабельный доктор, видно уже сильно раздражённый другими членами экипажа, страдающими от морской болезни Майкла просто прогнал, сказав, чтобы он поменьше думал о ерунде.
