Там, где дует сирокко - Евгений Саржин
– Идиот! Мы так не работаем! Да и толку убивать его перед тем, как он успел передать нам то, что у него есть? Кто-то знает, что Таонга и её дружок в Сусе, и кто-то их выследил и хочет убрать. И я хочу знать, как это могло произойти.
Знать хочет, высокомерный ублюдок. Нахмурившись, он отстучал ногтем:
– Я тоже хочу знать, но, к сожалению, джинна у меня нет. Я в Марсале, как мне узнать, что происходит в Сусе?
Собеседник продолжал набирать текст, явно не дожидаясь его ответа:
– Таонга написала, что часть информации, а может, и вся, у какой-то Замиль? Что это значит? Сколько шлюх вовлечены в это дело, и кому ещё они могут продавать информацию?
Он нахмурился. Имя ни о чем ему не говорило.
– Я не знаю никакой Замиль. Всё, что у меня есть, я тебе передал. Что вы будете делать сейчас?
– Посоветуюсь. Надо всё обдумать.
И его собеседник отключился.
– Мы должны ответить этому человеку, – в который раз пыталась убедить Стефано она.
Скоро час, они сидят, так и никуда не сдвинулись. Никогда ещё Замиль не было так трудно усидеть на месте, как сейчас. Она бы, наверное, вскочила и начала метаться из угла в угол, но кубрик на катере Стефано просто не давал для этого места. Потому она примостилась на краешке кровати, потрясая перед носом у рыбака своим наладонником.
– Дай я сам гляну всё-таки, – сказал Стефано и подхватил устройство здоровой рукой.
Замиль передала его, неохотно, но без сопротивления, и в следующую секунду с запозданием поняла, что не стёрла сообщение Салаха, и старый рыбак сейчас его увидит.
Он и увидел. Густые с проседью брови Стефано сначала сошлись к переносице, а потом взлетели вверх. Он, видимо, разбирал написанное.
– Тебе писал и Салах, – сказал он, без вопросительной интонации.
– Да что нам до него, – раздражённо махнула рукой Замиль, изо всех сил пытаясь показать, что тут и говорить не о чем, – смотри, мне ответили, приглашают поговорить в «коридор».
– Салах пишет, чтобы ты не трогала ту пакость, что украла у этого шейха, – Стефано как будто не услышал её слов, и девушка поморщилась.
Украла, да – она же действительно их украла, но то, что в глазах этого старого сицилийца она теперь не просто шлюха, но шлюха-воровка, язвило Замиль сильнее, чем она сама этого ожидала.
Стефано, положив наладонник на столик, осторожно листал окошко разговора пальцами здоровой руки.
– Этот твой собеседник, который откликнулся на сообщение, не поставил «метёлки»? Почему?
– Откуда я знаю? – Замиль опять почувствовала, что её охватывает бессильный гнев, как тогда, в Мадине.
Всё казалось так близко – продать… добытое и оказаться на другом берегу моря. Но в итоге её уносило всё дальше и дальше – в дыру марсальской ночлежки, в трущобы Херглы, в жаркие и смрадные глубины ненавистного Халифата. Словно болото, которое затягивает тем сильнее, чем больше пытаешься из него выбраться – вспомнилось сравнение из прочитанной в детстве книги.
Замиль сжала кулаки.
– Послушай, – снова заговорила она, и ей самой не понравилось, как звучит её голос – почти умоляюще, – мы не в Аль Джазире. Здесь нас не ищут. Если есть желающие купить информацию, можно просто продать её им. И бежать отсюда. Неужели тебе-то самому нравится эта африканская помойка?
– Всё серьёзнее, чем тебе кажется, – Стефано покачал головой, и Замиль с досадой поняла, что, в отличие от неё, он остался совершенно спокоен, – ты сама понимаешь, о чём мы говорим? Это же не пара торгашей рядят о незаконной сделке. Даже не о фотографии шейха с голым задом в борделе. О таком бы я не волновался. Но мы говорим об ублюдках, которые хотят крови – по крайней мере там, на Сицилии. А думаю, и не только. Ты видела, на что они способны? Я тоже видел, – тут Стефано качнул своей рукой в гипсе, – а это только начало. Я говорил с Салахом. Их надо остановить…
– Как ты их остановишь? – прервала его Замиль, её голос прыгнул вверх. – Что мы можем против шейхов? Ты и я? Шлюха, которая пляшет перед торгашами в прозрачных шальварах, да старый рыбак, что болтается в море на ржавой посудине и…
На этих словах Замиль осеклась, увидев, как взгляд Стефано словно налился свинцом. Не стоило, наверное, так говорить о его катере, на котором он же позволил им жить.
– Извини, – проговорила она быстро, – я не это хотела сказать.
Стефано подвигал кадыком, откашлялся, но когда заговорил, голос его звучал мягче, чем Замиль того ожидала.
– Может, мы и не на многое способны, не буду спорить. Но что можем, должны сделать. Ты видела, что там происходит? В Катане убили пастора прямо после проповеди – прочитал, пока ты гуляла. Это только начало.
– Только начало, – кивнула Замиль, – потому нам надо срубить денег и бежать подальше. Пересечём море – и плевать на их мусорку.
Скулы Стефано затвердели.
– Эта мусорка – моя родная земля, Замиль. Моя Марсала. Моя Сицилия. Другой у меня нет и уже не будет. И мне на неё не плевать.
Разговор зашёл в тупик. Наладонник лежал перед ними на столе как яблоко раздора, и ни Стефано, ни Замиль не решались первым протянуть к нему руку.
Они молчали некоторое время, как вдруг неожиданно подала голос Джайда.
– Прости сайиди… Но, может, это важно. Мне вот только что пришло сообщение.
Они оба разом подняли глаза. Джайда во время всего их разговора сидела притихшая, сложив руки на коленях, как примерная ученица. Она плохо понимала, о чём спор, ведь они говорили по-итальянски, но всё-таки подала голос.
– От кого? – первым спросил Стефано.
– От Таонги, – Джайда на мгновение потупила глаза, – она пишет, чтобы я никому не говорила, но мне кажется, это важно. Она хочет говорить с тобой, сайиди. И спрашивает, можно ли это сделать так, чтобы тебя при этом не было.
При последних словах она
