Ответная угроза - Сергей Чернов
Слово «пока» говорит о многом всем присутствующим.
— Что собираетесь делать дальше, адмирал? — Гитлер снова смотрит на по-прежнему стоящего Канариса.
— Уже сделали, мой фюрер. Перевели агентурную сеть в обычный разведывательный режим. Агенты передают сообщения радиошифровками.
— Что происходит у фон Рунштедта?
Встаёт Ольбрихт.
— Группе армий «Юг» не удалось пробиться через Венгрию. Прорыв фронта генерал Рокоссовский достаточно оперативно ликвидировал. Удалось выйти только 4-ому армейскому корпусу. Остальные войска пробиваются к нам через Югославию. Генерала Жукова удалось задержать в Румынии.
— Что там за листовки летают над Берлином? — доклад Ольбрихта чуточку оживляет Гитлера, но его вопрос приводит присутствующих в замешательство.
Гитлер понимает, что опять надо самому назначить крайнего. Кто, кроме коменданта Берлина, генерал-лейтенанта Гельмута Реймана? Генерал встаёт под взглядом фюрера.
— Простите, мой фюрер, ничего особенного. Пустое хвастовство. Маршал Павлов грозится, что возьмёт Берлин и всю Германию к 20 апреля… — генерал опускает глаза и не смеет умалчивать. — Хочет лично поздравить вас с днём рождения.
— Есть новости, мой фюрер, — Геринг решается разорвать тягостную паузу. — Получены данные от адмирала (кивок в сторону Канариса), которые подтвердили мои радиоперехваты, что на фронт прибыл авиаполк, в котором служит сын Сталина, Василий. Он летает на американском истребителе, Аэрокобра…
— Уничтожьте его, Герман, — Гитлер гипнотизирует своего ближайшего сподвижника немигающим взглядом. — Если хотите, это личная просьба…
15 февраля, воскресенье, время 15:10.
Германия, г. Штеттин, бронепоезд «Паллада» — мобильный штаб 13-ой армии.
Ради этого разговора с Никитиным прибыл лично. В принципе, инспектировать войска надо периодически и систематически. А тут мой генеральский любимчик на меня обиделся.
— Григорыч, размовляй честно, я у тебя опальный⁈
— Чайком сначала угости, в самолёте холодно, — по рецепту Ивана-царевича из сказки действую. Сначала накорми-напои, а потом расспросы учиняй.
Отогревшись, требую карту, обвиняющего взгляда Никитина «не замечаю». Однако он ставит вопрос ребром. Через своего начштаба озвучивает претензию.
— Почему наша армия не идёт на Берлин, Дмитрий Григорич? — улыбчиво глядит на меня генерал Веденеев.
— Хотите поучаствовать? Желание похвальное. Только есть одно дело, которое не могу поручить никому кроме вас. Вы и ближе всех.
— Вот смотрите, — тычу пальцем в карту, — Пенемюнде. По сообщениям нашей разведки, не войсковой, а глубокой, здесь у немцев ракетный центр. Опытное производство, конструирование, научные исследования. Этот центр надо максимально быстро и целиком захватить. Чрезвычайно важно для разработки новейших систем вооружений. Нам надо наложить лапу на немецкие достижения в этой области.
Никитин мгновенно забывает о Берлине. Молодец. Берлин это слава, а Пенемюнде — козырная карта врага, которую можно присвоить себе на дурнинку.
— Пенемюнде — маленький городок и сил на него много не надо. Далее пойдёшь на юг, отрезая Берлин от западной части Германии. 3-я армия тебя заменит на морском побережье. Кстати, возможно, туда англичане захотят высадить свой экспедиционный корпус, но это уже не наша забота. Полагаю, Сталин отправит их освобождать Бельгию, Голландию, Францию. Германию нам надо подмять под себя. Желательно всю.
Советуемся до позднего вечера.
— Выходит, мои хлопцы войдут в Берлин?
— Как получится, Андрей Григорич. Твоя задача — поджать с запада. Главное, людей не палить почём зря. Снарядов не жалей, бойцов экономь. Штурмовые подразделения обучаешь? Мы кино всем рассылали. Инструкции тоже.
— А як же⁈
— Ну, проверять не буду. Некогда, да и в тебе уверен.
Генерал сияет, его начштаба тоже, хотя его вроде не хвалил.
— Как только возьмёшь под контроль Пенемюнде, вызывай Управление «А». Это наше управление, но хозяйничает там НКВД. Секретность и всё такое. Особенно ищи там Вернера фон Брауна, это главный в том центре. Других инженеров не забывай.
— Пошукаю…
Вопросов, откуда я всё это знаю, ни у кого не возникает. Уровень. Все понимают, что зам наркома, фактически заместитель Сталина по военным делам, обязан знать многое.
Вечером гуляем на воздухе, курим, болтаем. На северо-западе в Штеттине погромыхивает. 13-ая армия добивает остатки гарнизона. Наблюдаем в небе отбомбившуюся эскадрилью пешек. Тотальный многодневный авиаудар по Германии принёс свои плоды. Не знаю, остался ли у немцев хоть один целый авиазавод. Знать не знаю, зато вижу, что господство в воздухе мы уверенно отвоёвываем.
Армии готовятся к городским боям. Киношкой и методичками мы не ограничились. Пришлось побегать и по другим делам. Предыдущие почти три дня провёл в Гомеле. С генералом Васильевым. Кроме оснащения бронепоездов для новых управлений («А», «Т» и «К») занимались производством бронепластин для штурмовых отрядов. В наивности своей поначалу хотел крепить их под бушлат или шинель. Пётр Михайлович отговорил.
— Слишком долго провозимся, Дмитрий Григорич. Если надевать под бушлат, то придётся снабжать слоем толстой ткани вроде войлока. Конструкция станет тяжелее, толще, а главное — намного дольше в производстве. Не успеем.
Таким же образом забраковал мою идею сделать из двух частей.
— Изготавливать дольше, управляться сложнее, соединять как-то надо… нет, Дмитрий Григорич. Надо делать цельным.
— Вижу, ты всё уже продумал и маршал тебе не указ? — иногда можно и начальственное недовольство изобразить.
Он действительно всё обдумал, хотя по ходу дела изменили конструкцию пару раз. Опробовав на бойцах. Теперь Гомельский завод штампует их сотнями в день. Отправили заказ и в Ленинград. Голый щит на грудь. Предвижу сломанные рёбра и руки бойцов, когда они будут падать на обломки бетона и кирпичей. Теперь такого не будет.
— Наколенники и налокотники бы ещё сделать, — на мои слова Васильев глядел настолько недоумённо, что непроизвольно закругляю тему, — но не успеем…
Вчера по возвращении в Минск оформил повышение звания Васильева до генерал-полковника и сделал его замом управления по вооружениям наркомата обороны. Хватит ему на уровне фронта прозябать, давно его перерос.
Бросаю выкуренную казбечину на землю, попадаю в снежное пятно. Снеговой покров в Европе в это время года похож на одежду безнадёжного оборванца, которая почти не прикрывает голого грязного тела.
— Войне скоро амба, Грыгорыч? — Никитин выкурил свою папиросину раньше, говорит непривычно тихо.
— Нет, друг мой. Она будет вечной, всего лишь сменит форму.
— Хто ж на нас хвост поднимет?
— Необязательно кто-то. Вот сейчас Германию подомнём, что надо делать? Надо суметь выжать из неё всё. Всё, что они придумали новенького, всё, что изобрели. Артиллерийскими залпами и лихой атакой этого не сделаешь. И саму бы Германию под себя
