Дмитрий Хван - Зерно жизни

Бельский, оставив коня, кинулся в лес, к пушкарям.

— Андрей, готовься! Идут, сукины дети! — крикнул он пушкарю.

— Охолони, князь. Сейчас моё дело, — спокойно ответил Андрей, примериваясь глазом к каждой пушке. — Иди, не мешай, я сам ведаю, когда стрелять надобно.

Никита отступил, нисколько не сердясь на своего пушкаря. От него сейчас зависело всё, а Никите следовало лишь обеспечить ему… Нежданно, послышалась возня, лязг железа и вскрики из зарослей низкого кустарника справа от пушек. Там была пара десятков стрельцов и московский боярин Пётр Опалёв.

— Немцы! — хрипло гаркнул выбежавший из кустов стрелец, прижимающий изувеченную руку к груди.

— Обошли, сволочи! — Бельский побледнел, вся его затея с пушками превратилась в дурно разыгранную партию, где опытный шулер обставил начинающего игрока.

— Сзывайте сюда всех! Надо отстоять пушки! — крикнул Бельский. На его крик сбегались стрельцы и некоторые казаки, что были неподалёку, основная их часть дожидалась условленного сигнала — орудийного залпа. С хрустом ломались ветки, разрывая кустарник, на опушку продирались немецкие наёмники поляков. Несколько мушкетёров дали слитный залп, отчего попадало несколько стрельцов, а остальные ринулись в сечу.

Поручик Карл Мартенс, согласовав с Калиновским место возможной засады, повёл своих людей лесом, забирая правее, он надеялся выйти в спину предполагаемых московитов. Однако его люди встретили лишь человек двадцать стрельцов, прятавшихся в густом кустарнике. В скоротечной сшибке, вырезав этот отряд врага, немцы неожиданно вышли на притаившихся у опушки пушкарей. Ему стало всё ясно — самонадеянный военачальник московитов решил заманить гусар Калиновского на узкое место и смести их картечью. Неплохой план, подумал Карл, но он не учёл опыта наёмника, иначе как бы Мартенс воевал уже пятнадцать лет, а на нём лишь несколько царапин?

— Залп! — семеро солдат разрядили свои мушкеты, остальные кинулись на московитов.

— Убивайте пушкарей, к чёртовой матери! — вопил Мартенс.

Легко угадав среди московитов их главного, Карл кинулся на него. Молодой парень, явно поставленный командиром не за военные заслуги, а по чину, неожиданно оказался сильным противником. Мартенс, хоть и немного устал, но владеть саблей он умел неплохо. По крайней мере, он сам так считал, но и этот упрямый московит, закусив губу, остервенело дрался, не давая Карлу совсем никакого манёвра. На лбу у противника уже выступила испарина, такие мелочи замечаешь сразу, да и движения московита стали чуточку медленнее, тяжелее.

''Устаёт, схизматик. Пора заканчивать с ним'' — Карл позволил себе отступить на шаг и попытаться выхватить саксонский пистоль. Что такое?!

Неожиданно тяжесть пистоля легшего в ладонь пропала, а рука дёрнулась вверх. Карл с изумлением кинув взгляд на руку, вместо ладони торчал обрубок, посередине которого красовалась розовая косточка, на которой выступили крупные капли крови. Снесённая же напрочь кисть с пистолем валялась под ногами Мартенса. Карл удивлённо посмотрел на молодого московита, но тот тотчас же рубанул его сабельным лезвием по лицу. Свет померк в глазах наёмника.

''Проклятая бойня'' — Мартенс опустился на колени и рухнул разбитым лицом, с которого толчками вытекала горячая кровь, на сапоги убитого его товарищем московита-пушкаря. Никита тем временем упокоил ещё одного немца, ранив ещё двоих. Бок о бок с ним рубились его стрельцы, умело орудуя страшными в сече бердышами. Показались казачьи шапки со стороны кустарника, откуда вышли немцы.

— Поднажми, братцы! Казачки с нами! — кричал Бельский.

Со стороны поляны доносились мушкетные выстрелы — стрельцы палили в приближающихся поляков. Те, сдерживая коней, медленно приближались к московитам, держась на расстоянии, безопасном для них. Пули, летевшие со стороны стрельцов, были не столь опасны. Калиновский ждал, пока на опушке не появятся наёмники.

А вот и они! Марш, марш!

— Atakujcie!

Гусары, выкрикивая здравицы деве Марии, устремились в проделанные пушками проходы в укреплениях московитов. Стальная лава устремилась на стрельцов.

— Андрей, как ты, братец мой? — с великой жалостью Никита Самойлович смотрел на своего пушкаря. Тот, кряхтя и прижимая глубокую рану на боку, откуда не переставая сочилась тёмная кровь, командовал несколькими чудом уцелевшими пушкарями и стрельцами, их заменившими.

— Гусары скачут, князь! — закричал стрелец, срывая с себя наспех надетые доспехи убитых немцев. Остальные также одевали свои кафтаны. Поляки купившись на маскарад стрельцов, устремились в атаку. Бельский бросился редколесьем к заранее приготовленным позициям стрельцов на склоне урочища. Бородачи напряжённо стояли с готовыми к бою пищалями за рогатками, дополнительно выставив и укрепив копья.

''Андрей, на тебя лишь надёжа'' — думал Никита, судорожно сжимая эфес окровавленной сабли. Конная лава приближалась, стрельцы подобрались. Бледные, решительные лица смотрели суровыми и обречёнными взглядами. У узкого места поляки смешались.

''Ну что же ты, Андрей! — чуть не взвыл Бельский.

— Давай же, — вмиг пересохшим горлом засипел князь.

Поляки, тем временем, стали выбираться из узости и тут с опушки, находившимся в десятке-другом саженей от пушек с это людское и конное столпотворение полетели рои картечи. Кусочки свинца разрывали тела людей и коней, пробивая латы, вырывая целые куски плоти. Послышался дикий вой избиваемых поляков и жалобное конское ржание. Несколько мушкетных выстрелов с позиций пушкарей и снова залп пушек.

— Братцы, за мной! — зычно крикнул Бельский, увлекая за собой стрельцов.

Гиканье и далёкий казачий свист заставил сердце Никиты сжаться от нахлынувшей на него радости. Это была победа. Первая его победа!

Окружённые, смешавшиеся поляки не смогли дать никакого отпора, пытавшиеся добраться до пушкарей спешившиеся гусары сметались со склона опушки мушкетными залпами и копьями стрельцов. Подходившие всё ближе ряды стрельцов разряжали свои мушкеты в пытавшихся атаковать их гусар, а налетевшие со спины казаки избивали пытающихся бежать.

''Как курица в ощип'' — последняя мысль промелькнула в голове гетмана Калиновского, прежде чем удачливый казак снёс её ловким движением сабли.

Всё было кончено.

Умершего пушкаря Бельский похоронил там, же где он и испустил дух, до конца командуя стрельбой — на светлой опушке леса.

Отряд Бельского, собрав богатые трофеи, уходил по берегу Сожи к Ростиславлю, чтобы там, встретившись с другими отрядами, двигаться к обложенному врагом Смоленску. В очередной раз судьба кампании этого года войны решалась у стен древнего города.

Ростиславль оказался занят врагом. Как рассказали окрестные крестьяне, небольшой отряд литовского шляхтича Телецкого вошёл в город, безо всякого приступа. Ночью небольшой стрелецкий гарнизон, убоявшись большого количества костров, горевших в стане литовского отряда, ушёл в сторону Смоленска. А отряд боярской конницы, оказывается, стоял в небольшой деревеньке к востоку от города. Князь Бельский немедленно послал туда людей, а сам приказал готовить пушки — с его артиллерией разбить невысокие деревянные стены крепостицы было несложно. Ростиславль Никита обложил со всех сторон, благо, городок был мал и большого труда это не составило. Воевода решил не просто взять город, но и уничтожить его гарнизон.

— Начинайте бить из пушек! — прикрикнул на пушкарей Никита. Целью были взяты проездные ворота с надвратной башней, которая, сюда по её ветхому виду и так недолго бы простояла. Так и получилось, всего лишь с третьего удачного попадания ядра одно из створок ворот с треском провалилась внутрь, разлетевшись на доски, вторая же криво повисла на петлях. Стрельцы шумно отпраздновали этот успех пушкарей.

Бельский, давший отмашку пушкарям, дабы те не тратили покуда ядра и порох, в наступившей тишине услышал тяжёлый и мерный топот сотен копыт. Далеко разносившийся по промёрзшей земле гул от копыт, стучащих по мёрзлой земле лежащих вокруг города полей, предвещал появление русской панцирной кавалерии — боярского исполчения. Как выяснилось в разговоре с Дмитрием Щептиным, отряд в три с половиною сотни воинов собирался два месяца в Можайске и Дмитрове.

Щептин с радостью пожелал влиться в войско князя Никиты Бельского, чихвостя главу стрелецкого гарнизона, бывшего ранее в городе и ушедшего к Смоленску, за малодушие. Что же, подкрепление московитов не прошло незамеченным со стен крепости, а постоянные перемещения сотен казаков создавали у литвинов впечатление большого числа конницы у осаждающего город противника. После обеда обстрел стен крепостицы возобновился. Литовцы, ожидая штурма, пытались заделать брешь в воротах и появившиеся в стенах проломы. Но Никита Самойлович не желал немедленного штурма, стрельцов своих жалея.