Александр Абердин - Десант в прошлое
Шел час за часом, а под нами всё ещё была земля, правда, во второй половине дня это уже были бесчисленные острова южных районов Чили и до острова Санта-Инес, от которого нам нужно было лететь через пролив Дрейка к морю Беллинсгаузена, осталось менее двух часов лёта. Заметить нас не могли в принципе, но расслабляться нам было нельзя. Снизу ведь за нами должны были следить сверхчувствительные радары всех семи авианосцев и я представляю, что там началось, когда стало ясно, что борт номер двести семь так и не появился в их поле зрения. Скорее всего в воздух были подняты сотни две самолётов и все они разыскивали нас повсюду, но я всё же не думаю, что кто-то догадается перекрыть нам чёрный ход со стороны моря Уэдделла. Вряд ли кто-то сможет поверить в то, что найдутся такие лётчики, которые смогут свыше двенадцати часов пилотировать самолёт на сверхнизкой высоте, когда даже в сортир нельзя сходить.
Кабины на "Кречете" отличные. Что в пилотской, что в артиллерийской имеется как гальюн, так и нечто вроде кухни с микроволновкой, в которой можно разогреть себе завтрак, обед или ужин. Вот только не во время такого полёта, как наш. Правда, когда мы полетели над проливом Дрейка, Фортуна нам всё же улыбнулась. Небо было затянуть плотными облаками и облачность имела среднюю высоту, то есть я смог поднять самолёт над свинцово-серыми, тоскливыми волнами и тем самым дал Битюгу возможность разогреть себе и мне по парочке отварных куриных грудок, от которых точно не побежишь до ветра. Наш счастливчик Айболит во время этого полёта мог себе ни в чём не отказывать, но он был раза в три терпеливее нас обоих.
Наконец мы долетели до Антарктиды и полетели над белым безмолвием Земли Джемса Элсуэрта, нацелившись на шельфовый ледник Фильхнера. Именно там должно было начаться самое интересное. Маневрируя над водой среди айсбергов, мы имели реальную возможность подобраться поближе к открытой воде, выбрать там подходящий столовый айсберг и совершить на нём посадку. После этого, накрыв самолёт белым полотнищем, мы могли хоть неделю слушать все радиопереговоры. У нас уже имелся свой главком авиации — Магомед Алиханов, и я не лез в его дела, но если уж у нашего экипажа появилась возможность натянуть ему нос, то этим было просто грех не воспользоваться. Именно поэтому мы так долго готовились к нашему первому серьёзному полёту. Прошло более восьми часов, мы летели над Землёй Элсуэрта в полутора сотнях километров от горы Сентинел, для нас настал момент принятия решения и я спросил:
— Мужики, как поступим, будем садиться или полетим дальше?
Айболит, уже начавший скучать, отозвался первым:
— Серёга, я предлагаю совершить посадку и заночевать здесь, а завтра, с утра, как и планировали, найдём тот столовый айсберг и устроим на нём временную базу.
Битюг, не отрывавший взгляда от экрана, сказал:
— Возьми на два градуса левее, командир. Через восемьдесят вёрст как раз будет шикарная площадка.
Внимательно рассматривая самые свежие снимки, сделанные со спутников наблюдения, мы выбрали несколько площадок, на которых, судя по всему, отсутствовал снежный покров и не было трещин во льду. Снег сдуло ветром, но это был и не лёд. Нам предстояло совершить посадку на чуть ли не каменной твёрдости фирн. Вскоре мы добрались до места и я осмотрел площадку с высоты в двести метров на предельно малой скорости. Ни мы, ни радар не обнаружил внизу трещин и со второго захода я посадил самолёт. Через пять минут, надев анораки на гагачьем пуху, мы уже накрывали самолёт белым полотнищем, прикрепляя его к фирну длинными "шурупами".
"Кречет" имел специальное покрытие корпуса, меняющее цвет под воздействием электрического тока. Он мог становиться белёсо-голубым, синим, зелёным, бурым и песочно-рыжим, но, увы, только не белым, а потому нам пришлось его замаскировать на те несколько часов, пока будет светить солнце. Прямо под крылом мы установили палатку и смогли наконец вытянуться в ней во весь рост. Места для посадки хватало с избытком и потому нам не пришлось пускать в ход тормозной парашют. Для того, чтобы взлететь, места тоже хватало и мы, прежде чем забраться в палатку, прошли вперёд, чтобы убедиться в том, что ранним утром, снова до захода солнца, нам удастся взлететь без каких-либо помех. Завтра Битюгу предстояло лететь в гордом одиночестве, сидя в "скворечнике" на корме "Кречета".
Полёт нас изрядно вымотал, но не потому, что был таким продолжительным. Просто он оказался слишком уж напряженным. Мы летели на грани не просто риска, а самой настоящей катастрофы, когда одно неверное движение и всё, ты покойник сам и угробил к тому же своих друзей. Поэтому мы с Колей сразу после ужина вырубились, а наш друг продолжил изучать фотоснимки. Наутро мы сняли маскировочное полотнище, затолкали сонного Битюга в "скворечник", прогрели двигатели и я снова поднял "Кречета" в воздух. Через два часа мы перелетели через шельфовый ледник и полетели, забирая к северу, в сторону Южных Оркнейских островов, мечтая, чтобы ничто не помешало нам добраться до большого столового айсберга, который мы избрали в качестве наблюдательной площадки.
Над южной частью моря Уэдделла летало мало самолётов, зато севернее их кружило более двух десятков и это говорило о том, что наш план удался. Они все сейчас прочёсывали Атлантический океан к северу от островов и скорее всего думали, что мы потерпели катастрофу. Ну, что же, это их проблемы. Если никому в голову не пришло, что кто-то сможет, воспользовавшись всеми теми возможностями, которые предоставлял лётчику "Кречет", залететь в тыл группы авианосцев, то это они получат от нас нагоняй, а не мы от них. Утопить, мы, конечно, ни один авианосец не сможем, но бед наделаем немало и своей безумной, самоубийственной атакой заберём немало жизней.
Чем ближе мы подлетали на бреющем полёте к нашему айсбергу, тем громче материли командиров всех семи авианосцев. К нам подключился по внутренней связи даже Битюг. Они и в самом деле решили, что мы сложили крылья и бултыхнулись в море, а потому организовали широкомасштабную спасательную операцию, но что самое паршивое, в эфире постоянно шел радиообмен с указанием координат. Из-за этого мы и вовсе рассвирепели и решили хорошенько всех проучить. Если до этого на нашей стороне был эффект внезапности, то уже очень скоро ситуация изменилась. Сразу полтора десятка самолётов, включая "Орланы" с авиационным комплексом радиообнаружения и наведения на борту. Нас спасло то, что мы уже практически заходили на посадку по очень низкой глиссаде, для мне нам даже пришлось взлететь немного выше, чем мы летели до того.
Едва поднявшись всего на каких-то тридцать метров выше поверхности столового айсберга с почти идеально ровной поверхностью, я ещё за пять километров до него включил механизацию крыльев и выпустил шасси, отчего "Кречет" приобрёл весьма удивительный вид. С опущенными закрылками и отклонённым предкрылками я смог снизить скорость с двухсот десяти километров в час до ста шестидесяти и как только "поймал" взглядом кромку айсберга, сразу же пошел на посадку, заблаговременно поднял все интерцепторы как на крыле, так и на фюзеляже самолёта, отчего "Кречет", не меняя оборотов турбин и не снижая тяги, стал плавно спускаться. Если до этого наш самолёт чем-то напоминал голубя, широко распахнувшего крылья перед посадкой и распушившего перья, то теперь он стал ещё и похож на дикобраза, поднявшего все свои иголки.
Обе четырёхколёсные тележки шасси, из-за такой его конструкции наш "Кречет" мог садиться и взлетать даже на грунтовых аэродромах, коснулись плотного фирна одновременно. Айсберг имел в длину почти три километра, но примерно посередине его слегка наискосок пересекала какая-то складка. Именно к ней я и стремился. Мне как и во время первой посадки на лёд даже не пришлось применять тормозной парашют. Тормоза на плотном фирне работали вполне удовлетворительно, но дело было даже не в этом. Когда до барьера оставалось метров сто двадцать, работая килем и векторами тяги, я сумел развернуть самолёт, после чего, увеличив тягу и включив реактивные тормоза обеих турбин, не только погасил скорость, но даже немного сдал назад, чтобы приблизиться к пятиметровой стенке.
Надо отдать должное хладнокровию Николая. Самолёт чуть не уткнулся пушками в лёд, а он спокойно командовал моими действиями во время этого манёвра. Собственно это была его идея, спрятаться за ледяной складкой, но он не мог поменяться со мной местами и потому наблюдал за всем со стороны. Как только самолёт остановился, мы вылетели из него, как во время пожара, и первым делом накрыли белым маскировочным полотнищем, причём сделали это вовремя. Буквально через каких-то пять минут над нами пролетела на высоте в полтора километра парочка "Кречетов". Так мы благополучно добрались до айсберга, который находился примерно в трёх сотнях километров от группы авианосцев, лежащих в дрейфе на широте Южного полярного круга. Едва мы вкрутили в лёд электрическими шуруповёртами последний титановый шуруп, как Битюг спросил:
