Василий Звягинцев - Андреевское братство

Сквозь лобовое стекло кабины окружающий пейзаж воспринимался совсем иначе, чем раньше. Безусловно, жить здесь хоть сколько-нибудь продолжительное время я бы не хотел. А так, в качестве туриста, начал находить в ландшафтах планеты даже своеобразную прелесть. Главным здесь были, конечно, краски. Особые свойства спектра лучей Крюгера, рефракция атмосферы, многослойная облачность создавали неповторимую, непрерывно меняющуюся картину.

Я и не подозревал о наличии такого количества оттенков красного и синего цветов.

По обе стороны от дороги тянулась припорошенная мелким жестким снегом тундра. Ползущий параллельно горизонту тускло-малиновый диск догорающей звезды подсвечивал ее так, что любая неровность дороги, любой самый незначительный холмик отбрасывал длинные багровые тени. И скользящие поперек бетонки снеговые змейки тоже отливали красным. И такой завораживающе-однообразной была эта тундра, что даже быстро убегающая под колеса дорога не создавала ощущения движения. Казалось, что машина мчится по узкой ленте неизвестно зачем установленного здесь транспортера.

Тем не менее купола и решетчатые антенны, показавшиеся на горизонте, медленно вырастали над снежной равниной, доказывая, что машина все же приближается к поселку.

Гостиницу я нашел легко и легко устроился, потому что она была практически пуста. Не все оказались такими предприимчивыми, за что и маялись в унылом зале ожидания, хотя спокойно могли бы коротать время с комфортом.

К ужину я одевался, брился и приводил в порядок свой скромный походный гардероб так тщательно, будто ждала меня в кафе прекрасная дама. Хотя и знал почти наверняка, что ужинать буду в одиночестве. В лучшем случае, в компании командированных или ищущих разнообразия местных жителей.

Я остановился на пороге, окинул взглядом небольшой, ярко, даже крикливо оформленный зал. Тропическое буйство красок било по глазам со стен, потолка, колонн, драпировок. Впрочем, наверное, именно такое оформление и нужно было здесь, чтобы люди отдыхали от монотонных пейзажей планеты. Нашел удобный столик в углу, почти у самого входа, заказал по каталогу ужин из продуктов, выращенных на местных фермах, а не синтезированных. Разница между ними чисто психологическая.

Вокруг, не обращая на меня никакого внимания, ели, пили, спорили, смеялись и танцевали молодые, давно и хорошо знающие друг друга люди, шла своя, вполне безразличная к моему в ней появлению жизнь.

«Я в этот мир пришел – иначе стал ли он? Уйду – великий ли потерпит он урон…» – мне вдруг захотелось сделать что-нибудь необычное, неожиданное, как-то обратить на себя внимание присутствующих, например, взять из рук вон того парня с мушкетерской бородкой гитару, спеть пару никому здесь не известных песен, заслужить удивленно-одобрительные аплодисменты… Да нет, куда уж…

«Старею, наверное. Или ослабел духом», – подумалось мне. И то и другое одинаково печально. Я оперся локтями о стол, положил подбородок на сцепленные пальцы. Только и остается, что, глядя на веселящуюся молодежь, предаться размышлениям о нравственности в духе позднего Сенеки…

– Извините, здесь свободно? – услышал я мелодичный голос и поднял голову. Рядом со мной стояла девушка. Вполне обыкновенная девушка, лет двадцати двух – двадцати трех, ничем не отличающаяся от сотен других, виденных мной на внеземных станциях. В меру симпатичная, но и только. Впрочем, красавицы отчего-то вообще в космосе не встречаются. Наверное, на Земле им лучше.

Девушка смотрела на меня застенчиво и смущенно.

– Там очень шумно, а мне хочется просто спокойно поужинать…

– Пожалуйста, – пожал я плечами.

Девушка села напротив, спиной к залу.

– И, если вам не трудно, не позволяйте меня приглашать, нет настроения танцевать сегодня…

– Как вам будет угодно, – кивнул я и подвинул девушке книжку каталога автоматической кухни. Пока она, наклонив голову, листала плотные страницы со столбцами индексов и названий блюд и напитков, я краем глаза смотрел на нее, стараясь понять, что она из себя представляет.

Видимо, ощутив мое внимание, девушка коротким движением убрала упавшую на глаза косую прядь волос и в упор взглянула на меня большими, редкостного бирюзового оттенка глазами. Чуть прикусила нижнюю губу.

– Вы так смотрите… Может быть, я все-таки вам мешаю?

– Нет, нет, что вы… Это вы меня извините за бестактность…

Я почувствовал себя глупо. Мне же еще приходится и оправдываться. Впрочем, девушка, кажется, не совсем ординарна. Смущается очень трогательно, и глаза интересные. Судя по всему, она не местная. На плечевой нашивке золотистой экспедиционной куртки что-то написано. Скорее всего – тоже транзитная пассажирка. Здешние девушки все в платьях и держатся раскованно.

Я решил упростить позицию, выражаясь шахматным языком, и представился. Девушка назвала себя.

– 3аря? Необычное имя. Но красиво. Вам подходит. Вот только – какая? Надеюсь – утренняя?

– Это уж как на чей вкус…

– Тогда договорились – утренняя. Аврора как бы. Вечерней тут и так с избытком. Вам известно, что в зависимости от времени года закат здесь длится от 15 до ста часов?

– Нет, еще не успела узнать. Хотя и вижу, что долго…

– Только что прибыли?

– Ну, не только что, но недавно… И мечтаю как можно скорее улететь…

– Куда, если не секрет?

Заря снова улыбнулась, и улыбка ее показалась мне милой.

– Хотелось бы на Землю…

– Похвальное желание. В таком случае, если вы не против, я смогу и дальше покровительствовать вам в случае нежелательных посягательств.

Я с ходу поведал Заре несколько наиболее леденящих душу историй из практики, не выпячивая своей в них роли, но деликатно на нее намекая, подбавил немного самоиронии, но так, чтобы она тоже работала на образ, который я исподволь выстраивал, вовремя переключил разговор со своей персоны на нее, сделал несколько ненавязчивых комплиментов, прочитал подходящие к случаю стихи и с удовлетворением заметил, что цель практически достигнута. Девушка в должной мере заинтересована и заинтригована, и дальше знакомство будет развиваться уже в автоматическом режиме.

Несколько раз мы с нею, несмотря на ранее высказанное нежелание, все-таки потанцевали, и я заметил, что все труднее становилось разжимать объятия, когда музыка смолкала. Короче, к концу затянувшегося до поздней ночи вечера я увлекся девушкой гораздо сильнее, чем предполагал, имея в виду свой возраст и определенную в этих делах опытность. И как-то не обратил внимания, что случиться этого не должно было вообще, поскольку либидо мое перед командировкой надежно погасили соответствующей «прививкой», и что сама Заря ухитрилась рассказать о себе удивительно мало.

Училась в Петрограде, потом в Сорбонне, получила дипломы психолога и социолога, три года работала в экспедиции на планетах системы Антареса, сейчас летит в отпуск. Вот практически и все.

«Странно, – как помнится, подумал я, – тогда ей не меньше, чем двадцать шесть, а то и вообще под тридцать, но ни по виду, ни по манере держаться не скажешь». Удивился, но сразу же и забыл об этой здравой мысли.

Очень легко и изящно (профессионально) Заря обходила почти все прямые вопросы и делала это так, что я, поглощенный собственной сольной партией, не заметил, что весь вечер произносил один нескончаемый монолог.

– Я устала, – наконец сказала девушка. – Проводи меня.

Мы шли по плавно закругляющемуся коридору, выстеленному мягким зеленым паласом, и справа я видел то неугасимое свечение сине-малинового заката на низких тучах, то Зарю, отраженную в заполняющих простенки между эркерами зеркалах.

У дверей номера, когда я, прощаясь, по-старинному, но все так же нравящемуся женщинам обычаю поцеловал ей руку, слегка сжав пальцы на тонком запястье, Заря вдруг сказала:

– Пожалуй, если ты не торопишься, мы могли бы еще немного посидеть… Ты так интересно рассказываешь…

В номере Заря указала на кресло, а сама, сделав загадочное лицо, проскользнула в соседнюю комнату. А когда появилась вновь, я в первое мгновение даже не узнал ее. Вместо куртки и брюк на ней было надето нечто совершенно немыслимое и великолепное. Очевидно, так одевались женщины только и исключительно в системе Антареса, потому что на Земле и других посещенных за семь лет планетах я ничего подобного не видел.

Я даже привстал, увидев ее длинные, обтянутые серебристыми кружевами ноги, короткую, до середины бедер, и пышную, как китайский фонарик, шафрановую юбку из шелестящей и переливающейся ткани, загорелые плечи, прикрытые прозрачной, тоже серебряной пелериной.

Заря, довольная произведенным впечатлением, остановилась, чуть запрокинув голову и изогнув тонкую талию.

– Не нахожу слов… – Я действительно не знал, что еще можно сказать при виде такого сказочного преображения. – Наконец-то ты увидел во мне женщину, достойную своего внимания… – сказала она, полуприкрыв глаза длинными ресницами.