Лев Портной - Хроники похождений
— Вам и правда везет. Ладно, нам пора! — Майестра Залина бросила документ мне на колени.
Фоморы помогли ей сесть на коня. Младшие сестры оседлали лошадей сами.
— Маркиз, если будет желание, заезжай в гости! — крикнула на прощание Катрина. — Будешь Федором Кузьмичем. Да не бойся, мы не выдаем беглых каторжан.
Они натянули поводья и поскакали прочь. Через минуту топот копыт стих. Фоморы с тарами скрылись в лесу. Я остался один среди трупов ни в чем не повинных людей.
Поднявшись на ноги, я наклонился и потрогал руками голову. Катрина не оставила на ней ни волосика. А там, где фоморы правили формулу, кожа зудела.
Я заметил ключи возле мертвых конвоиров. Слава Главному Повару, фоморы не взяли их. И я смог освободиться и сбросить кандалы.
После этого я уселся на пень и с тоской огляделся. Несколько минут назад я чувствовал себя человеком, которого наконец-то оставили в покое. Которому всего-то и нужно было, что отбыть трехлетнюю каторгу, а потом зажить нормальной жизнью. И вот тебе на! Оказалось, что расслабился я прежде времени. Испытания еще не закончились. Одно лишь оставалось утешение. Теперь я знал, что моя любимая жива и здорова, получила свои деньги и, похоже, вампиреллы вполне довольны сделкой и не собираются искать Валери.
Валери, Валери! Что же ты сделала со мной?! Что сделала со мною любовь?!
Я ухмыльнулся, вспомнив слова Клавдия Марагура.
Вот тебе и любовь! Мне не оторвали ногу, не выбили глаз и отправили на каторгу, а не в рукопашную схватку.
Я оглянулся на тело полицеймейстера, везшего указ пана Марушевича. Вот ведь и горниста за мною послали, только не успел он сыграть отбой, из рук его выбили горн.
И что мне делать теперь? Ума не приложу!
Эпилог
Краснорожий стражник вращал глазищами и никак не мог уразуметь, чего я хочу от него.
— Так вы это, значит, кто?
— Объясняю еще раз. Я маркиз Серж Христофор де Ментье. Приговоренный к трем годам каторги.
— Вот так, значит, и приговоренный?!
— Вот так, значит.
— И что же это вы сами, значит, на каторгу прибыли?!
— Сам прибыл.
— А конвой где?
— Отстал по дороге.
— Ха! — выдал краснорожий страж и скрылся в будке.
Конь, которого я позаимствовал у покойного полицеймейстера, переступал с ноги на ногу и фыркал. Хотя это животное и служило в полиции, но, похоже, не одобряло моего намерения добровольно явиться на каторгу.
Стражник вернулся с товарищем. Таким же краснорожим, а к тому же еще и невероятно толстым. Его глаза заплыли, отчего физиономия имела сходство со свиным рылом. Мундир сходился на животе с такой натугой, что собеседник рисковал быть расстрелянным медными пуговицами. В правой руке он держал кусок хлебного багета, из которого торчал колбасный огрызок. Он смотрел на меня поросячьими глазками и размеренно двигал челюстями. Проглотив, процедил сквозь зубы:
— Юродивый, что ли? На юродивого не похож!
— Да не юродивый я. Вот сопроводительные документы. — Я протянул ему пакет. — Меня приговорили к каторге. К трем годам. Прибыл для отбывания наказания.
Свиное Рыло не шелохнулось, но повысило голос:
— Ты мне бумажками своими не тычь! Где твой конвой?
— Я уже объяснял. Конвоиры отстали в пути.
По Свиному Рылу покатился каплями пот. Жара стояла нестерпимая. Еще бы! В нескольких шагах от нас протекала Зюденфлюс. Я находился у канатной переправы. Отсюда приговоренных преступников в подвесных гондолах переправляли на другой берег.
— Вот недоумок! Вали-ка отсюда подобру-поздорову!
— Помилуйте, милостивый государь! Я государственный преступник, явился…
— Заткнись, недоумок!
Свиное Рыло налилось кровью. Стражник едва сдерживался, чтобы не наброситься на меня с кулаками.
— Да вы бумаги-то посмотрите, — пробормотал я.
И сам на себя подивился: терплю оскорбления от какого-то быдла! В былое время надавал бы ему по мордасам!
— Что мне их смотреть?! — пробурчал Свиное Рыло. — Мне подписи нужны — «принял-сдал». А тут кто мне распишется? И кто бумаги с моей подписью отвезет в суд, а? Или ты, недоумок, думаешь, что я их сам повезу твоему пану Марушевичу?
— Ну, можно со следующим конвоем передать…
— А ты мне не нукай!
Первый стражник потянул толстяка за рукав и что-то зашептал тому на ухо. Слушая, Свиное Рыло сначала вращал глазами, а потом его взгляд сфокусировался на моей лошади. Он отпихнул товарища, посмотрел на меня и спросил:
— А с кобылкой-то твоей что?
— Как — что? — пожал я плечами. — Лошадь останется вам.
Свиное Рыло хрюкнул, пихнул недоеденный багет с огрызком колбасы напарнику, вытер ладони о штанины и протянул мне руку.
— Давай сюда свои бумаги! И с лошади слазь!
Я спешился и протянул стражнику документы. Он углубился в изучение оных.
— Граф Сергей Христофорович Дементьев из Российской империи, он же маркиз Серж Христофор де Ментье, он же Федор Кузьмич Каблуков… Шляпу сними и парик — долой! Не положено!
Я подчинился и бросил на землю треуголку и парик.
— А это еще что такое? — воскликнул Свиное Рыло.
Татуировка на моей голове шокировала его. Он схватил меня за воротник и потянул вниз, чтобы я наклонил голову. Я не противился, хотя и испытывал невероятное желание треснуть стражнику по морде.
— Что это такое? Ни черта себе! Благородного происхождения, значит, а наколки — как у простого уголовника!
— А может, я и есть простой уголовник!
— Ладно, это не наше дело, — ответил Свиное Рыло. — Пожалуйте, маркиз, карета подана!
Он изобразил галантный жест и указал мне на гондолу, подвешенную на канате. Я вздохнул. Было еще не поздно передумать. Я бы справился с этими нерадивыми служаками, вернул бы себе коня и бросился бы наутек. Ведь пан Марушевич, можно сказать, помиловал меня, позволив поселиться в Траумлэнде под новым именем. И все же… все же мне хотелось остаться графом Дементьевым, даже ценою трехлетнего срока на каторге. Кроме того, я опасался, что если не отправлюсь отбывать наказание, то меня заподозрят в убийстве полицейских. Конечно, и Раухенберг не послужит мне алиби, но вряд ли кому-либо придет в голову, что я убил конвоиров ради того, чтобы добровольно явиться на каторгу.
Я поднялся на деревянный мостик, а с него перебрался в гондолу. Свиное Рыло последовал за мною.
— Вперед! — скомандовал он.
Его напарник подтолкнул гондолу, и она заскользила по направляющим желобам. Через мгновение мы качались на головокружительной высоте над Зюденфлюс. Снизу поднимался горячий пар, за которым невозможно было ничего рассмотреть. Вскоре напарник Свиного Рыла скрылся в клубах белого марева. Я всматривался вперед, не терпелось увидеть берег, которому предстояло стать моим домом на три ближайших года.
Вдруг сильные руки обхватили меня. Я и ойкнуть не успел, как Свиное Рыло швырнул меня через ограждение. В последнее мгновение мне удалось извернуться и ухватиться за бортик гондолы.
— Отцепись, недоумок! — Свиное Рыло хохотал, без стеснения глядя в мои глаза. — Ты станешь самым удачливым беглым преступником! Тебя никогда не поймают! Хы-хы-хы!
Я не успел даже испугаться. Вместо страха горькая обида обжигала меня: остаться в живых после стольких передряг и погибнуть так нелепо! Наверняка даже Валери, если узнает об этом, посочувствует мне.
Валери! Валери! Я вспомнил про медальон!
— Приятель! — выкрикнул я. — Прежде чем ты сбросишь меня вниз, посмотри, что висит у меня на шее! Поверь, это в твоих интересах!
— Ну, что там у тебя?! — Свиное Рыло разорвал мою рубаху. — О, какая интересная вещица!
Он сорвал медальон и раскрыл его. Уж не знаю, кого он там увидел, но лицо его побелело, и это несмотря на жару.
— Недоумок! Откуда это у тебя?! — взревел Свиное Рыло.
— Этому человеку грозит опасность. Только я знаю, как уберечь его от неприятностей, — промолвил я.
Свиное Рыло схватил меня и потащил вверх. Я оказался на борту гондолы.
— Откуда у тебя это? Что ты знаешь о ней? — зарычал жирдяй.
Надо же, кто бы мог подозревать в свиной туше такие страсти?!
— Приятель, ты знаешь, что такое меланжъ? — промолвил я.
— Что? — переспросил Свиное Рыло.
Я ударил его ногой ниже пояса. Стражник взвыл и согнулся надвое, ухватившись руками за причинное место. Медальон выпал на дно гондолы, я поднял его и спрятал в карман. Свиное Рыло свалился на пол и корчился от боли.
Механизмы продолжали свою работу, и гондола двигалась вперед. Неожиданно клубы пара пришли в движение, марево летело навстречу нам и вдруг оказалось за спиной. Теперь мы передвигались над пологим берегом, усыпанным галькой. Впереди находился деревянный помост — конечный пункт нашей поездки. Несколько по пояс голых, черных от загара мужчин с веселым улюлюканьем спешили навстречу. Пологий берег упирался в почти отвесную гладкую скалу — вполне подходящую для того, чтобы высечь незамысловатую надпись: «И я тоже был здесь».