Алексей Кулаков - Промышленникъ
— М-да, похоже, что господин Рентген пролетает. И как теперь это будут называть?
— В смысле, командир? Кто летает?
— Иди сюда. Смотри.
— Ох, м-мать твою!!!
Первый же лист, поставленный на пути перед окном, оказал на отставного унтера пограничной стражи просто таки незабываемое впечатление — такое, что слегка вздрогнув, Григорий одним махом наложил на себя крестное знамение. Для пущей надежности, сразу три раза подряд. Да и то сказать, мало бы кто остался равнодушным, увидев так близко к себе фотографию почти прозрачного черепа на угольно-черном фоне. Вдобавок, у него была приоткрыта челюсть — так, будто черепок примерялся, как бы ему сподручней вырваться с тонкой пластинки и жадно цапнуть живое лицо своими крупными зубами. А вот князь этой страховидиной явно любовался — поворачивал так и этак, подносил поближе к глазам, выискивая какие-то мелкие детали. И вторым листом любовался, и третьим — будто бы рука и нога скелета были чем-то вроде картины известного мастера. Затем довольно хмыкнул и опять что-то пробормотал себе под нос. Впрочем, хотя и тихо, но все же вполне различимо:
— Замечательно, просто замечательно. И ведь это просто побочный результат!..
— И чего замечательного в том, чтобы скелеты фотографировать, да еще так странно?
— С чего ты взял, что это скелет? Николай Дмитриевич жив, и, слава богу, помирать пока не собирается. М-да. Если не будет увлекаться таким вот фотоделом.
Хозяин кабинета быстро подошел к столу и набросал несколько строк в своем ежедневнике.
— Так это ЕГО кости, что ли?
— Его, Гриша, его. Пильчиков, как он пишет, проводил серию опытов с катушкой Румкорфа и трубкой Крукса, и подметил один интересный эффект. Материальное выражение которого, ты только что и имел счастье…
Долгина непроизвольно передернуло, и Александр едва удержался от смешка.
— Наблюдать. Как думаешь, Николай Дмитриевич полезную вещь изобрел?
Отставной унтер-офицер задумался так глубоко, что не заметил, как в его руках опять оказалась короткая фотосессия из Кыштыма. Повертел ее, покрутил, примерил свою лапищу к полупрозрачной профессорской кисти…
— Было дело, на заставе один объездчик руку сломал — так пока разобрались что там к чему, он неделю ходил и зубами поскрипывал.
— Как же, помню. Только не перелом у него был, а трещина. Хотя тоже мало приятного.
— Эт точно.
— Ладно уж, скажу. С помощью… Хм, лучей Пильчикова, можно будет находить застрявшие в мякоти осколки и пули, и на чахотку проверять. А на производстве — искать дефекты в металлических отливках или деталях. Так как, насчет полезности?
Господин главный инспектор еще раз глянул на улыбающуюся черепушку и согласился:
— Вещь.
Резкий стук поставил окончательную точку в разговоре — он, а еще появившийся на пороге довольный экспедитор.
— Александр Яковлевич, есть следочек!
***
Несмотря на то, что Хитров рынок пользовался у московских обывателей вполне заслуженной славой места, где обитают исключительно воры и мошенники всех мастей, изредка разбавляемые отдельными душегубами, и общепринятым правилом было держаться от всей этой публики подальше… Были все-таки в первопрестольной отдельные личности, игнорирующие подобные предубеждения, и спокойно ходившие не то что по краешку криминального района, но и бестрепетно забиравшиеся в самые его мрачные глубины. Одни по долгу службы, другие по убеждениям — и что самое удивительное, ни первых, ни вторых никто не трогал. Собственно говоря, двое городовых, относительно недавно поставленных блюсти порядок и законность на всей территории Хитровки, сами могли обидеть кого угодно — саженный рост, широкие плечи и пудовые кулаки к этому весьма располагали. А вот господин Кувшинников столь выдающимися статями не обладал — и все равно, безбоязненно навещал городскую клоаку. Потому что являлся одним из немногих медиков, оказывающих лечебную помощь обитателям рыночных трущоб, за что и был ими по-настоящему любим. И случись с ним что, его обидчика искала бы (и непременно нашла) вся Хитровка, от мала и до велика. Босяцкое уважение, оно тоже кой-чего стоит!
Так что когда к нему на квартиру прибежал мальчишка-посыльный, Дмитрий Павлович с легким сожалением отложил в сторонку "Этюд в багровых тонах" гениального Артура Конан Дойля, перечитываемый уже в четвертый раз, и спокойно подхватил свой "дежурный" саквояж. Спустился с третьего этажа полицейской части (ибо жил двумя этажами выше официального места работы), после чего неспешным шагом и всего за семь минут добрался до одной из достопримечательностей Хитрова рынка — трактира с высоким и поэтическим названием "Сибирь". Сие почтенное (особенно для опытных карманников и крупных скупщиков краденого) заведение издавна служило многим "деловым" людям своеобразной трудовой биржей. Здесь они всегда могли отдохнуть душой и телом, узнать последние новости и слухи, договориться о совместной "работе" с более удачливыми коллегами, взять хорошую наводку на богатый дом или квартирку, попросить небольшое вспомоществование после возвращения из тюрьмы…
— Ну-с, Федот Иванович, что у вас случилось, на сей раз?
Дюжий городовой по фамилии Рудников в один затяг докурил папироску, щелчком пальцев отправил опустевшую гильзу прочь, и (не забыв предварительно поздороваться) довольно-таки равнодушно ответил:
— Да как обычно у нас, Дмитрий Палыч. Поножовщина.
Зайдя вслед за полицейским чином в "Сибирь", по случаю произошедшего в ее стенах практически безлюдную (сам трактирщик да несколько его служек приглядывали за порядком — а за ними самими наблюдал второй городовой), Кувшинников привычно скинул сюртук, скатал его подкладкой наружу и аккуратно уложил на верный саквояжик.
— Что ж, приступим к осмотру.
— Доброго утречка вам, Дмитрий Павлович!
Подтянувшийся поближе городовой Лохматкин почтительно поздоровался, и небрежно махнул своей ручищей куда-то вглубь полутемного помещения.
— Чернявый и два его дружка вон там — зарезали их, как курчат. Еще один в закутке лежит, рядом с задним выходом. Похоже, убежать хотел, да вот не повезло бедолаге. Остальных помяли немного, но шкурка целая, жить будут.
Миновав полдюжины потерпевших (заодно являвшихся вроде как ценными свидетелями), стоически дожидавшихся того светлого момента, когда их осмотрят, и быть может даже подлечат, представители власти и медицины добрались наконец до места происшествия. Где тут же и разделились: почитатель Шерлока Холмса и доктора Уотсона вооружился большой лупой и принялся за осмотр, а коллега инспектора Лестрейда равнодушно подпер собою стенку и приготовился немного подождать. Равнодушно — потому что трупов он уже насмотрелся во всех видах, и давно уже ничему не удивлялся. А насчет подождать, все было еще проще: медик полицейской части никогда не относился к своим обязанностям спустя рукава, очень ответственно относясь к любой, даже самой незначительной бумажке за своей подписью. За что, собственно, его и уважали, ибо лечил он так же обстоятельно и хорошо, как и оформлял заключения о смерти.
— Ну?
Несмотря на свои богатырские стати, Рудников (как впрочем, и Лохматкин) умел при нужде ходить практически бесшумно. И вообще быть неприметным — очень даже ценное умение в насквозь криминальном районе.
— Не видишь, что ли?
— Что-то долго сегодня.
Полностью игнорируя тихий разговор, молодой медик проследовал мимо городовых в сторону неудачливого "бегунка", озадаченно при этом хмурясь. А минут через пять вернулся обратно, и хмурился не в пример больше.
— Странная какая-то история получается, Федот Иванович. А вообще, как все это дело произошло?
Доблестный страж порядка пожал плечами, и решив не утруждать попусту свой язык, подозвал чужой. Причем выбрав именно тот, что был вполне хорошо подвешен, и даже самую малость образован.
— Давай, чернильная душа, излагай. Да чтобы как на исповеди мне!
Недоучившийся (причем сильно) писарь, нашедший себя в скупке и перепродаже уворованного шмотья, мялся, жался, опасливо поглядывая на здоровенные кулаки дюжего полицейского, но изливать душу не спешил.
— Ну?! Чего молчишь?
Понятливо покосившись на оттопыренные уши остальных кандидатов в рассказчики, Рудников проявил уважение к особенностям местного этикета, легонько махнув рукой.
Бумс!
Упав от добродушной оплеухи на пол, старательно загаживаемый целыми поколениями аборигенов Хитровки, мужчинка тут же шмыгнул носом и тихонечко прогундосил:
— Сразу бы так и спрашивал, а то канителисся…
— Ну!
— Поначалу их пятеро было. Морды тряпками замотаны, как зашли — двое у двери осталися, остальные головами повертели, да сразу к Захарке за стол подсели. Полялякали там с ним о чем-то чутка, а потом раз — взяли да и замесили Чернявого. А? Да, и дружков тоже. Ну, обчество стало интересоваться…
