Ричард Арджент - Рыцарь зимы
Гондемар, должно быть, понял, что для него все потеряно.
Он стоял перед Эндрю, размахивая смертоносной булавой, как молотом. Раз или два ему удалось угодить противнику по шлему. У Эндрю звенело в ушах, казалось, его череп превратился в наковальню. Третий удар наверняка сломал бы ему шею. Эндрю пристально следил за рыцарем в белоснежной накидке через узкую щель забрала. Тот собирался с силами, чтобы нанести решающий удар, но тут вверх взметнулся меч Эндрю, увидевшего брешь в доспехах Гондемара – там, где сдвинулись вверх пластины, прикрывавшие верх живота. Клинок глубоко вошел в плоть. Меч Ульфберта рванулся вверх и пронзил лживое сердце рыцаря.
Глаза Гондемара расширились, и он закричал:
– Пощады! Бога ради, пощады!
Эндрю мрачно отозвался:
– Не будет пощады человеку, который сжег на костре мою крестную!
Гондемар выронил булаву на землю, схватившись за живот. Из раны потоком хлынула кровь.
Сначала он опустился на колени.
Затем рухнул ничком.
Он дернулся еще несколько раз, словно борясь с невидимым врагом, и, наконец, затих.
Эндрю неловко подняли на ноги.
– Все кончено, друг мой, – произнес Хасан. – Ты свободен от этого презренного рыцаря – навеки.
– Слава богу, – произнес юноша, на время лишившись сил и эмоций. – Слава богу, что все кончено.
Глава 33
Турки-сельджуки
Рана Уолтера оказалась неопасной. Ее промыли, смазали целительным бальзамом и перевязали. Убитых рыцарей-разбойников похоронили в общей могиле. Двоих сарацин, погибших в бою, обернули в саваны, усадили в седла и привязали к лошадям. Хасан и его старший брат должны были доставить их семьям для последних обрядов.
Пришла пора прощаться навсегда – Эндрю знал, что он уже никогда не вернется в эти края.
Друзья крепко обнялись.
Эндрю сдавленно произнес:
– Мы в этой войне по разные стороны, но я всегда буду вспоминать о тебе как о самом дорогом моем друге.
Хасан крепко стиснул его.
– Мы с тобой однажды обязательно встретимся в месте, где подобные различия уже не будут иметь значения.
Прощание вышло очень тяжелым. Юношам было нелегко обуздать свои чувства. Когда они двинулись в путь в противоположных направлениях, ни один не оглянулся. Эндрю упорно смотрел на север, Хасан – на юг. Они никогда не забудут друг друга, сколько бы лет им ни было суждено провести на земле, как бы прошедшие годы ни ослабили в будущем разум.
Уолтер и Эндрю осторожно продвигались вперед между славными городами Антиохией и Эдессой. Они пересекли узкую полосу Армении и углубились в Румский султанат. Теперь братья оказались на вражеской земле. Только в прошлом году император Мануил Комнин Константинопольский ввел в этот регион свои византийские войска, прибавив к ним наемников. Султан Рума, столица которого располагалась в Конье, Кылыч-Арслан II, разгромил их. Император уцелел в битве, но тысячи его солдат погибли. Именно в этом бою Гондемару де Блуа один из мавров раздробил руку.
Вражда между христианами и мусульманами отнюдь не стихла. Мануил выслал флот из ста пятидесяти кораблей, чтобы напасть одновременно на сарацин и турок.
Один из его генералов, Джон Ватац, сеял смерть в этих землях, пока двое англичан осторожно продвигались в глубь султаната. Он резал турок повсюду, где находил их, мстя за погибших от руки Кылыч-Арслана византийцев. Худшего времени для того, чтобы рискнуть пересечь Рум, трудно найти, особенно христианскому рыцарю.
Уолтер и Эндрю, покинув пределы Восточной Армении, граничившей с Анатолией и странами Восточного Средиземноморья, не сознавали опасности, которая им грозила. Они, разумеется, слышали о сражениях между турками и христианами, но понятия не имели о том, как сильна взаимная ненависть, кипящая между ними. По всему Румскому султанату сновали отряды турок, с отчаянной злобой искавших чужеземных рыцарей, чтобы истребить их всех до единого.
Братья без помех добрались до реки Гёксу и поехали вдоль нее на северо-запад, двигаясь к Филадельфии в Иордании. Они прошли по долине Эоловых Столбов, иначе именуемой Каппадокией, где их с обеих сторон окружали грозные горные хребты. Эти могучие твердыни, опоясывавшие Румский султанат, были не хуже неприступных стен. Высокие утесы, казалось, срослись с небом – скрученные, причудливо изгибающиеся, они пронзали проплывающие облака. Блеклые и недостижимые вершины одним своим видом предупреждали путников, что смельчак, рискнувший покорить их, поплатится своей жизнью. Двое братьев огибали выраставшие на их пути препятствия, прекрасно понимая, что верхом на лошадях им ни за что не подняться в горы.
Юношам предстояло преодолеть еще с полтысячи миль, прежде чем они окажутся в сравнительной безопасности. Многие сотни рыцарей погибли в этих краях – скорее даже сотни тысяч: одни от болезней, другие от голода, третьи просто заплутали. Однако чаще всего они падали от рук врага, будь то местные племена или воинские отряды. У двух одиноких юношей мало было шансов уцелеть. Однако они боролись за свою жизнь, день за днем, страдая от жгучих ветров, вздымавших тучи пыли, от стычек с кочевниками, и даже сумели выйти победителями из отчаянного боя с тремя одинокими турками-сельджуками.
Но ничто не длится вечно.
Они столкнулись с целым отрядом сельджуков неподалеку от места Ираклия, где совсем недавно произошло яростное сражение. Братьев раздели догола, усадили на верблюдов и повезли в столицу султаната, Конью, которую также называли Иконием. Там их протащили по улицам, чтобы горожане отвели душу, плюясь и швыряя в христиан сырые яйца, а также награждая их ударами палок. Наконец юношей бросили в мрачную земляную тюрьму и посоветовали жрать червей, если они хотят сохранить свои никчемные жизни.
– Но я бы на вашем месте хорошенько поразмыслил сначала, – бросил турок-сельджук, предводитель отряда, – потому что смерть будет гораздо приятнее, чем то, что вам уготовано в будущем.
Братья скорчились на полу в темнице с низким потолком, где было невозможно даже встать, и погрузились в уныние.
– Прошу, прости, что довел тебя до этого, – произнес Уолтер. – Возможно, было бы лучше, если бы я остался в той камере, на милости Одо де Сент-Амана.
– Ты бы не дождался от него милости, брат. Что бы мы ни делали теперь, мы всегда будем вместе. Мы связаны рождением и, если будет нужно, умрем вместе.
– Но ведь ты потерял все – великолепные доспехи, прекрасный меч, волшебную астролябию… и даже золотые шпоры, пожалованные тебе королем Балдуином! Все! И самое ужасное, ты лишился даже своего коня. Они забрали Чародея.
– Это всего лишь вещи, – отозвался Эндрю, пожимая плечами в темноте. – Мне, разумеется, будет недоставать Чародея, но все остальное…
– В твоем сердце сейчас, должно быть, столько ненависти! Скажи, ты по-прежнему думаешь о своем обидчике, о котором ты мне рассказывал? Как его звали, Гарольд?
– Гарольд, сын мясника? Нет, уже нет. Когда-то моим единственным желанием было въехать в родную деревню в полном блеске и славе рыцаря-тамплиера и зарубить его на месте. Теперь же он ничего для меня не значит. Возможно, былые унижения необходимы? Или же нет. Я не знаю ответа, и мне теперь все равно. Я полон смирения. Пока мы ехали по бесконечным равнинам и горам, у меня нашлось время подумать о том, что все-таки значит быть рыцарем.
Война оказалась совсем не тем, что я себе представлял. Невозможно чувствовать ликование после битвы, не важно, победа тебе досталась или поражение, когда вокруг лежат тысячи павших. Люди, у которых были семьи – дети, жены, матери, отцы; все они будут страдать, узнав, что их сын или муж никогда больше не войдет в дверь родного дома. В такие минуты сердцем владеет лишь горе и – да, гнев. Гнев на самого себя, вызванный тем, что ты тоже приложил к этому руку. Я терял друзей на поле боя, видел, как падают враги, и задумался – чего мы этим добиваемся? Тут город для короля, там кусок земли для султана? А как же идеалы? Нам все равно не заставить других людей думать по-нашему, как и им не сделать из нас подобных себе. Война – это бесполезная, разрушительная стихия, и, когда она заканчивается, лишь сменяются имена правителей. Мы с тобой не станем лучше, если победим, к тому же за ней наверняка последует новая, в которой мы проиграем.
– Все тщета, – произнес Уолтер.
– Я стал рыцарем, – продолжил Эндрю, – потому что считал, что будет потрясающе возвыситься над меньшими людьми. Мне говорили, что тамплиеры – воины святого ордена, сильные, мужественные люди, оберегающие беззащитных паломников от нападения враждебных народов и диких зверей. Но это лишь на поверхности. Куда важнее ехать в бой за жирными баронами, чтобы они могли стать еще жирнее. Рыцарь – это орудие, используемое теми, за кем он следует. Как мой отец своим молотом кует подковы, так же и граф, лорд или барон роняет слова «честь и слава», чтобы сделать убийцу из человека с возвышенными, но не вполне верными идеалами.
