Анджей Сапковский - Свет вечный
– В седла! И к воротам! К воротам!
На садящуюся Веронику набросились двое, с криками схватились за одежду, пытаясь стянуть с коня. Тибальд Раабе хлестнул одного батогом, второго Ютта лягнула в лицо. Рядом Рамуш сек толпу плетью. Вероника дрожала, лязг ее зубов было слышно сквозь окружающий их галдеж.
– К воротам! На мост!
Их настигал жар и рев, неистовство сумасшедшей стихии. Ветер, который неожиданно поднялся, усилил пожар, не прошло и три пачежа, а весь город Байрот горел одним большим огнем. Поверхность канавы блестела, как красное зеркало. На фоне пламени мелькали силуэты всадников.
– Пришпорьте коней! – крикнул озираясь Тибальд Раабе, – Ходу, со всех сил!
Они скакали прочь, принуждая коней к убийственному галопу.
Не оглядывались.
Они шли галопом берегом реки, поблескивающей в свете звезд. Не сбавляли ходу аж до той минуты, пока кони не начали хрипеть, а лесная дорога потонула в темноте.
Ютта, вдруг почувствовав холод на спине, стала в стременах, прислушалась.
– Нас догоняют, – сказала она дрожащим голосом.
– Не может быть… – Тибальд оглянулся тоже. – Я ничего не слышу…
– За нами погоня, – повторила Ютта. – Давайте вскачь!
– Угробим коней…
– Предпочитаешь угробить нас?
Наступил мутный и холодный рассвет, тогда и оказалось, что Ютта была права. На далеком хребте взгорья замаячили силуэты всадников. Сквозь туман донесся далекий крик.
– Adsu-u-umu-u-us!
– Твою мать! – пришпорил коня Тибальд. – Это Грелленорт! Ходу, девчата, ходу!
Вся четверка пошла диким галопом, вниз по холму, между редкими и голыми березами. Заскочили в яр, подковы зазвенели по камням. С треском поломался тонкий лед в лужах.
– Ходу! Не останавливаться!
– Adsu-u-umu-u-us!
За яром распростерлось поле, в бороздах белел снег. За полем синел лес. Не надо было ни командовать, ни побуждать. Они прижались к гривам, пошли в галоп. из-под копыт летела земля.
Но погоня было уже близко, крик дал понять, что они уже попали в ее поле зрения. Ютта оглянулась. Более дюжины всадников шли лавой. Один вел их, был во главе. Она знала, кто это. Они ворвались в лес, продирались сквозь гущу, их хлестали заснеженные лапы елей. И выскочили прямо на распутье. Одна из дорог вела в яр, вторая в бор.
– Давайте разделимся! – крикнула Ютта. – Это единственный шанс! Я в яр, а вы туда!
– Ютта! Не-е-е-ет!
– Я не могу… – выдохнул голиард. – Не могу позволить… Я поеду…
– Я езжу верхом лучше вас всех. А без тебя мы не доберемся к гуситам. Поехали!
Не было времени ни на споры, ни на трогательное прощание. Ютта пришпорила коня и галопом помчалась в яр.
Уже добрых часа два они не слышали за собой голосов погони, тем не менее Тибальд Раабе не решался сбавить темп аж до той минуты, пока бледное солнце не стало в зените.
– Стаем… – выдавил он из себя. – Спешиться. Мы должны дать коням отдохнуть… Кажется, уже нас не догоняют… Наверное, удалось. Ютта…
Голос застрял ему в горле. Вероника начала плакать.
– Она ездит верхом лучше всех нас… – с трудом сказал голиард. – Лучше всех… Она справится…
Вероника разрыдалась навзрыд.
– Мы должны послать за помощью, – решил Тибальд. – Мы вблизи дороги, которая ведет на Кульмбах и Кронах, гуситы должны быть близко. Вероника, перестань, пожалуйста…
Вероника не могла перестать. Она рыдала очень горько и очень громко. И хоть обычно рыдания являются напрасными, ни в чем не помогают и положения не улучшают, в это раз было по-другому. В чаще зашелестело. Заржал конь. На поляну выехала четверка всадников.
– Рейневан! – закричал голиард. – Шарлей! Самсон!
– Хорошая мысль с этими рыданиями, – поприветствовал их демерит. – Если бы вы не плакали, мы проехали бы мимо.
Лицо Тибальда, когда он рассказывал покрыла смертельная бледность. Но Рейневан сохранял спокойствие. Или понимал, что не может иметь никаких обид и претензий в отношении голиарда, или же ему было не до обид и претензий. Скорее всего, второе, потому что, выслушав, он мгновенно вскочил на ноги, а потом в седло.
– Поехали! – Тибальд вскочил на ноги тоже. – Без промедления поехали на помощь! Я покажу дорогу. Дайте мне свободного коня, потому что мой конь не пройдет и стае…
– Что с ней? – Рикса показала на Веронику, красную от плача и по-прежнему шмыгающую носом.
– Пусть едет с нами.
– Нет! – крикнула во весь голос Вероника фон Эльсниц. – Не хочу! Ни за что! С меня хватит, хватит, я больше не вынесу! Я хочу вернуться в мой монастырь! Я хочу в мой монасты-ы-ырь!
– Ладно, – кивнул Тибальд. – Рамуш завезет тебя в Кроншвиц. С Богом, панночка.
– Спасайте… Ютту…
– Спасем.
Перед Юттой выросла изгородь, она пришпорила коня и перескочила ее. Попала на ровное гумно, между лачуг и хибар покинутого села. Слева она видела большой амбар, справа, на взгорье, маячили в тумане дырявые крылья ветряной мельницы.
Конь фыркал и хрипел, мундштук и трензель были полностью в пене, шея скакуна была горячей, мокрой и скользкой. А погоня не прекращалась, кони Черных Всадников не ослабевали, она по-прежнему слышала за собой топот и крики.
Она галопом помчалась к амбару, потому что ей показалась, что за ним видно чащу, которая могла бы дать хоть минутное укрытие. Спасти ее могло только укрытие. В бегстве у нее уже не было шансов.
Она преодолела прыжком очередную изгородь, конь после прыжка аж присел на круп, казалось, что упадет. Но он храбро поднялся.
Для того, чтобы резко завизжать. И броситься, так что Ютта вылетела из седла. Успев краем глаза заметить копье, вонзившееся в бок скакуна, совсем рядом с ее икрой.
Она упала прямо в засохшие кусты ежевики, на мгновение увязла в колющих крючковатых колючках. Когда, поцарапавшись, она наконец выбралась, было уже поздно, Черные Всадники окружили ее со всех сторон. Она бросилась бежать, ловко лавируя между их коней. Ее настигли без труда, на скаку повалили, с таким разгоном, что удар о твердое гумно отшиб ей дыхание и парализовал. Она лежала лицом вверх, глядя в резко потемневшее, затянутое тучами небо. Вокруг фыркали кони, стучали копыта.
– Панна Ютта де Апольда.
Он смотрел на нее с высоты седла своими птичьими глазами. Жестоко улыбался.
– Долго мы не виделись, – сказал он ехидно. – Год с лишним прошел после нашей встречи в Белой Церкви. Я соскучился. Ну-ка, берите ее.
Два Всадника подняли ее с гумна грубым рывком. Они были без шлемов, она видела их лица, бледные, серебристые, бессмысленные глаза с синевой вокруг, как у прокаженных, покрытые пеной губы. Она вдруг испугалась. С поразительно ясным предчувствием, что на этот раз не выпутается.
Ее затянули под стену провалившегося сарая. Здесь уже ждал Грелленорт. И светловолосая девушка с голубыми и нечеловеческими глазами.
– У меня были другие планы относительно тебя, – сообщил Грелленорт. – Я хотел забрать тебя во Вроцлав. А схватив твоего любовника, Рейнмара Беляву, я собирался силой кормить его кусочками, которые на его глазах отрезал бы с твоего тела, каждый раз с другого места. Прижигая раны, это удалось бы растянуть во времени минимум на десяток дней, а закончить я планировал твоими внутренними органами. Но время против меня, история против меня, мир начал вращаться в неожиданную сторону. Поэтому здесь и сейчас нам придется распрощаться. Здесь я тебя оставляю.
Два Всадника схватили Ютту за руки и плечи, приподняли так, что она зависла, едва касаясь земли пальцами ног. Дуца фон Пак разорвала ей куртку и рубашку, обнажила шею, схватила за волосы на затылке. Стенолаз приблизился, вытащил из-под плаща продолговатую плоскую коробочку. Ютта от ужаса была близка к обмороку, из сжатого горла не была в состоянии выдавить ни звука. Но когда она увидела, что Стенолаз вынимает из коробки, крикнула. Крикнула ужасно и задергалась в держащих ее руках.
Вынутым предметом была засушенная лапка. Маленькая, как ручка ребенка, но с абсолютно нечеловеческими длинными пальцами, вооруженными крючковатыми когтями. Вся сухая кожа была усеяна дырками, напоминающими маленькие кротовины. Это были следы от личинок мух, которые завелись в гниющей ткани и полностью ее выели, оставив кость, обтянутую сухой кожей и оплетенную сухожильями. Засушенная, она всё еще отвратительно отдавала гнилью.
Стенолаз подошел. Ютта изо всех сил жаждала потерять сознание. Но не могла. Смотрела, как загипнотизированная.
– Per nomen BaalZevuv, dominus scatofagum, – Стенолаз поднял лапку и приблизил к ее лицу. – Per nomen Kuthulu, Tsadogua et Azzabue! Per effusionem sanguinis!
Он царапнул ее шею сухим когтем. До крови. Она хотела кричать, но смогла лишь захрипеть. Он царапнул ее еще раз. И еще раз.
– Iд. Azif!
Послышался странный, шипящий шорох, шелест и стрекот, словно от сотен насекомых и их крылышек. От ужаса даже некоторые из Черных Всадников попятились. Стенолаз поднес лапку к лицу Ютты.
