Василий Звягинцев - Андреевское братство
– Знаешь, Александр Иванович, давай прекратим философский семинар. Я свой выбор сделал, менять его не собираюсь, просто хочется несколько большей ясности. Вчера вы меня совершенно грубо подставили. Оно, может быть, стратегически оправдано было, но неприятно…
Шульгин в очередной раз поразил меня способностью проникать в чужие мысли и эмоции. Раньше такое же качество я отметил и у Новикова с Ириной. Телепатией в чистом виде это явно не было, но высокой степенью эмпатии – безусловно.
– Приношу свои извинения, только ведь сам понимать должен. Прежде чем генерал из тебя получится, следует еще и лейтенантом послужить. Командиру же штурмового взвода далеко не всегда комдив суть своего замысла в деталях излагает. Гораздо чаще – «занять высоту 250, захватить языка и доставить в штаб. После чего стоять насмерть до особого распоряжения…» С лейтенантскими обязанностями ты справился, теперь можно майором побыть.
– А майорам уже больший объем информации по рангу положен…
– Совершенно в точку. Потому я тебе и сообщаю – мятеж, по нашим расчетам, продлится два-три дня, после чего будет с должной степенью решительности подавлен. Что позволит товарищу Троцкому состругать еще один слой своих противников. Нам – тем более. Твоя же задача – окончательно доказать своим друзьям, что ты полностью на их стороне, контролировать их поведение, защищать от непредвиденных случайностей и, когда все кончится, оказаться в числе уцелевшей верхушки заговора. Подлинной верхушки, той, которая проскочит сквозь сито…
– Это что же, программа глубокого внедрения?
– Вряд ли… Нам главное – обозначить цель. Отследить, куда ниточка дальше потянется. А уж кто ей конкретно заниматься будет… Резидентуру «Системы» все равно целиком выкорчевать не удастся, да это и не нужно. Они нам еще пригодятся…
– А жертвы? Вам не страшно взять на себя ответственность за жертвы, которые будут оттого, что вы не пресекли мятеж в корне?
– Нет. Паллиативы всегда опаснее радикальной операции. В конце нашего века появилась опасная тенденция – в страхе перед возможными жертвами как бы поощрять террористов. Они угрожают убить десять заложников, и власти идут на уступки, не задумываясь, что завтра жертв будет в сотню раз больше. Моя позиция другая. Кому не повезло, тому не повезло. Но террорист должен знать, если он убьет заложника, то погибнет сам в ста случаях из ста. Приставленный к виску жертвы пистолет ничего не значит. Даже наоборот – стреляя в жертву, он не успеет помешать мне выстрелить в него. И уж больше он никого не убьет. Вот так. То же самое насчет провокаций. Принято было считать, что террористические намерения нужно «профилактировать», то есть брать исполнителей до теракта с поличным, заведомо считая, что вина организаторов и инициаторов недоказуема. Соответственно – оставляя их на свободе. Я же, да вообще все мы считаем, что врага можно и нужно спровоцировать на бой, заставить его выйти из окопов и уничтожить в чистом поле…
– Это жестоко…
– Только потому, что тебя перекормили идеями абстрактного гуманизма. Возможная гибель данного (вполне возможно – лично пока еще ни в чем не виновного человека) застилает тебе перспективу. А чуть отвлекись – увидишь все иначе. Почему завтрашние тысячи убитых для тебя дешевле одного сейчас?
– Да хотя бы потому, что гибель одного конкретна и очевидна, тех же прочих – пока проблематична. Вообрази себе хирурга, который ампутирует практически здоровую ногу оттого, что сегодняшняя царапина может стать причиной гангрены. Не лучше ли царапину меркурохромом обработать и следить, чтобы осложнения не случилось?
– Ну вот, еще один софист на мою голову… Только времени у меня на софистику больше нет, а тем более – настроения. Короче. Либо ты работаешь, как я сказал, либо… – он указал рукой на по-прежнему открытый межпространственный переход. – Там тихо, спокойно, можно вернуться в Нью-Зиленд, в объятия очаровательной мадемуазель Аллы. Правда, этих… – теперь его большой палец указал вниз, и я поразился вряд ли специально задуманной двусмысленности и определенности жеста. На первый этаж дома он указывал или определял судьбу, как когда-то это делали зрители в римских цирках. Он проследил направление моего взгляда и словно бы сам удивился, как интересно получилось.
– Да, вот именно. Возиться с ними, кроме тебя, будет некому.
Я испытал к Шульгину чувство, близкое к ненависти. Просто и цинично он загнал меня в нравственный тупик.
– Спасибо, Александр Иванович, на добром слове. Ваша взяла. Переходите к постановке боевой задачи… – ответил я с максимально возможной степенью язвительности и подумал, что очень бы мне сейчас пригодился совет отца Григория. И как духовника, и, в еще большей степени, как боевого офицера. Впрочем, он ведь напутствовал меня словами: «Вначале стреляй, потом думай. И будешь жить долго-долго». Весьма христианское напутствие.
Глава 16
Шульгин покинул меня ровно через час, еще раз заверив на прощание, что я нахожусь под практически постоянным присмотром и жизни моей почти ничего не угрожает. Ну, конечно, кроме неизбежных на море случайностей, впрочем, добавил он, чтобы выглядеть до конца честным.
– На сей раз браслетом я тебя снабдить не могу, они все в разгоне. Так что полагайся на пресловутый «фактор Т». До сих пор он тебя выручал, понадеемся, что и впредь… Но, думаю, воевать тебе не придется. Более того, избегай ввязываться в боевые действия до последней возможности. Надо, чтобы при любом исходе ты остался в ближайших друзьях у этих… А нужные инструкции будут.
Я наконец догадался спросить и об Алле: где она, что с ней?
– В полном порядке. Ей в наши игры пока рано играть, посему работает по основной профессии. Соображают с Ириной и Левашовым, можно ли воспроизвести на основе ее данных и нашей техники «фактор», да заодно и убедиться в достоверности «островного эксперимента»… Слишком много там непонятного и подозрительного…
Я малость оторопел. Мы же договаривались с Аллой… Каким же образом?..
– Строго добровольно, – успокоил меня Шульгин, – строго добровольно. Она сама обратилась к Ирине, сказала, что не находит себе места, должна или понять, что произошло на самом деле, или…
Одним словом, если все подтвердится, перспективы могут открыться самые неожиданные. И для нашего здешнего дела, и для ваших дел там.
– А что значит – много подозрительного? Ты что, мне не веришь или же Алле?
– Что ты, что ты! Как можно. Просто один наш мудрец говаривал: «В жизни все зачастую совсем не так, как на самом деле…» Вот и у вас там тоже…
Я не нашелся, что можно в данной ситуации ответить, но спокойствия мне услышанная новость не прибавила. Мало того, что здесь мне придется заниматься вещами далеко нравственно не безупречными, так и Алла, не посоветовавшись со мной, стала делать как раз то, чего мы договаривались не делать ни в коем случае…
– Да не переживай ты, – махнул рукой Шульгин. – Изыскания пока чисто теоретические, никаких глупостей никто не допустит. А Алла – девушка здравомыслящая, быстрее тебя сообразила, что Владимир Ильич был прав – нельзя жить в обществе и быть свободным от общества. А может, это совсем даже Маркс сказал, не помню.
Одним словом – действуй по плану. На Герасима можешь полагаться стопроцентно. Я ему ввел команду – твои приказы он будет исполнять, как мои. Любые. Если потребуется изменить его внешность или специализацию – у меня в кабинете нечто вроде компьютера. Входишь в директорию «Робот», файл «Модель», откроется таблица, там с полсотни вариантов фенотипов, выбираешь нужный, кнопка «Энтер» – и порядок. Файл «Проф» – то же самое, хоть профессором филологии его сделаешь, хоть экспертом-криминалистом. Сам все увидишь. Думаю, такого адъютанта у тебя еще не было.
Оружия здесь тоже навалом, Герасим покажет. Одежонка кое-какая имеется. В том числе жилетики кевларовые, парики и кепочки пуленепробиваемые. Держись веселее, короче. Ну, привет, до скорого…
Шульгин подмигнул совершенно по-свойски и скрылся в проходе, который тут же сомкнулся за ним, словно и не было ничего.
Вот тебе и весь хрен до копейки, как любил выражаться один мой знакомый.
Разумеется, получив такую информацию о роботе, я не мог немедленно не проверить ее достоверность.
Заглянул в комнаты, где в глубоком и спокойном сне пребывали агенты могущественной «Системы», убедился, что неожиданностей с их стороны до утра можно не опасаться, и прошел в кабинет Александра Ивановича. Думаю, что он был оснащен какой-то особенной системой безопасности, вплоть до самоликвидации в нужный момент, потому что маскировкой под здешние времена в нем и не пахло, а возможность налета, подобного тому, что мы совершили на почти аналогичную базу, исключать было бы опрометчиво.
Удобная функциональная мебель производства явно не двадцатого года, да и компьютер такого класса, что и в моем мире выглядел бы достойно. Еще раз я убедился, что реальность Новикова – Шульгина, так я ее назвал для удобства, по многим параметрам опережала нашу. У нас мощная и компактная интеллектроника появилась только в самом конце ХХ века, а быстрота действия в миллиарды операций в секунду достигла только лет десять назад. Очевидно, потому, что не было в нашей истории таких мощных ускорителей прогресса, как еще две мировые войны, «горячая» и «холодная».