Остров Крым - Василий Павлович Аксенов
Сногсшибательно, пробормотал Лучников, к чему же такая схима? Он посмотрел на милый овал ее лица, на высокую шею в белом воротничке, и в самом деле некая монашеская свежесть… Он был взволнован – что-то от старой России чувствовалось в этой американочке, что-то от тех барышень и от «неба в алмазах…»
– Сколько вам лет, Кристина? – спросил он.
– Тридцать один год.
– А Памеле?
– Двадцать два…
«Жена на три года старше Антошки», – подумал он. Вдруг в конце галереи появилась незнакомая фигура. Лучников быстро вынул свой маленький пистолет из подмышечной кобуры. Человек сделал успокаивающий жест, поставил на пол какой-то ящичек, вытянул телескопическую антенну и нажал кнопку. Высветился экран Ти-Ви-Мига. Человек медленно удалился.
– Что это значит? – испуганно проговорила Кристина.
– Все шутят, – зло усмехнулся Лучников. Пистолет вернулся на свое привычное место.
Послышался вкрадчивый шепот телесоглядатая:
– Если кто-нибудь не спит, есть возможность прикоснуться к тайнам великих мира сего. Вопросы потом, господа. Сейчас внимание. Сюжет отснят двадцать минут назад.
На экране появился мыс Херсонес, темная громада Владимирского собора, окруженная разбросанными по холмам античными руинами: столбики мраморных колонн, куски капителей и мозаика мерцали под колеблющимися огнями Севастопольского порта.
К собору медленно подкатил бесшумный «руссо-балт». Из него вышла женщина. Белое платье, обнаженные загорелые плечи. За ней вылезла долговязая сухопарая фигура. Пожилой господин. Двое тихо пошли ко входу в собор, и двери перед ними открылись с тяжелым скрипом. В соборе горели несколько свечей, своды и боковые приделы были во мраке, но виден был массивный гроб, стоящий перед клиросом. Тело графа Новосильцева. Затем съемка пошла с другой точки, кощунственный оператор пробрался не иначе как за алтарь. Высокий старик остался стоять в дверях. Женщина приближалась. Через несколько секунд Лучников узнал Таню, увидел ее близко над гробом со свечой в руке над головой своего друга. Сверхчувствительная оптика выхватила из мрака ее усталое и почти злое в свете свечи лицо. Оно долго держалось на экране, и злость покидала его, оставалась только усталость.
Он смотрел и смотрел на это лицо.
– Вы прощаетесь с ней? – услышал он издали голос Кристины.
Тогда он выключил подлый ящик.
XIII. Третий Казенный Участок
У Марлена Михайловича в Симферополе появился новый друг – хозяин гастрономической лавки господин Меркатор, толстобрюхий оптимист, совершенно неопределенной национальности, ведущий, однако, свою родословную непосредственно от Меркаторовой карты.
Марлен Михайлович любил заходить под полосатые тенты этого заведения на Синопском бульваре, оказываться в уютном прохладном мирке чудесного изобилия. Небольшое предприятие было заполнено такими прелестями, каких и в спецбуфетах, и в «кремлевках» на улице Грановского не сыщешь. Приятен был и размер магазина, не похожего на гигантские супермаркеты, тоже забитые под самый потолок «дефицитом», но все-таки чем-то неуловимым напоминающие распределительную систему Московии. В самом деле, ведь эти гигантские супермаркеты, должно быть, и есть то, что простой советский гражданин воображает при слове «коммунизм», осуществление вековечной мечты человечества.
В лавке господина Меркатора никаким коммунизмом уж никак не пахло, здесь преобладал особенный дух процветающего старого капитализма – смесь запахов отличнейших табаков, пряностей, чая, ветчин и сыров. Цены господин Меркатор предлагал тоже весьма привлекательные, умеренные, а после того, как они сошлись с Марленом Михайловичем, цены эти для мосье Кузенко превратились в чистейший символ.
Марлен Михайлович, между нами говоря, обратился к самоснабжению из чистейшей экономии. Совсем не трудно было рассчитать, что в магазинах еда стоила в три раза дешевле, чем в ресторанах. Служащие ИПИ получали по советским меркам высокие оклады в валюте, а «генконсультант» Кузенков по высочайшей мерке, на уровне директора ИПИ, то есть посла, но тем не менее все работники «института» старались сберечь «белые рубли» для более капитальных приобретений, чем быстро исчезающая еда. Сколько всего надо было привезти в Москву – для жены, для детей, для родственников, голова шла кругом.
Господин Меркатор, бегло, хотя и безграмотно, говорящий, почитай, на двадцати языках, включая даже иврит, сразу распознал в Кузенкове советского человека и предложил ему чашечку кофе. Через несколько дней он увидел Марлена Михайловича на экране телевизора и очень возгордился, что такая важная персона стала его кастомером, то есть постоянным клиентом. Ему очень льстило, что Марлен Михайлович удостаивает его беседами, да не только удостаивает, но даже и как-то особенным образом интересуется, словно желает что-то из этих бесед почерпнуть. Когда в лавке появлялся Кузенков, господин Меркатор оставлял торговлю двум молодым подручным, с достоинством распоряжался насчет чашечки кофе и приглашал гостя в свой кабинет, в мягкие кожаные кресла, в прохладу, где они иной раз беседовали чуть ли не по часу, а то и больше.
– Любопытно, господин Меркатор, – с партийным прищуром спрашивал Марлен Михайлович, – вот вы, предприниматель-одиночка, тоже являетесь сторонником Общей Судьбы?
Господин Меркатор поднимал брови, разводил руками, потом прижимал ладони к груди. Мосье Кузенко может не сомневаться: как и все мыслящие люди (а я себя к таким имею смелость причислять, бизнес – это только часть моей жизни), он, Владко Меркатор, конечно же, горячий сторонник Идеи Общей Судьбы и будет голосовать за ее кандидатов.
Однако отдает ли себе отчет господин Меркатор в том, что победа СОСа на выборах может привести не к формальному, а к фактическому слиянию Крыма с СССР?
– Ах, Марлен Михайлович, – вы разрешите мне вас так называть? – трудно поверить в то, что такое великое событие произойдет при жизни нашего поколения, но если оно произойдет – это будет поистине эксайтмент: стать свидетелем исторического перелома, такое выпадает на долю не каждому. Как вы сказали, мосье Кузенко? Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые? Разрешите записать? Александр Блок?
Господин Меркатор вытаскивал тяжелый в кожаном переплете гроссбух и записывал в него русскую строчку. Обожаю все русское! И это вовсе не потому, что имею одну шестьдесят четвертую часть русской крови, как наш последний государь, а просто потому, что мы здесь, на Острове, все, и даже татары, каким-то образом причисляем себя к русской культуре. Вы знаете, наша верхушка, врэвакуанты, были всегда очень тактичны по отношению к национальным группам, а такие, как я, средиземноморские типы любят терпимость, толерантность, определенную грацию в национальных отношениях. Возьмите меня: кузен – влиятельный адвокат в Венеции, тетя – владелица чайной компании в Тель-Авиве, есть Меркаторы и на Мальте, и в Сардинии, в Марселе, Барселоне… Homo mideo terrano – это человек мира, господин Кузенко.
– О-хо-хо, господин Меркатор…
– Почему вы вздыхаете, Марлен
