Вадим Давыдов - Предначертание
— Шон, поверь мне. Этот парень очень хорошо знает, что делает.
— Ты что-нибудь выяснила о нём?
— Ничего, Шон. Никаких следов. Идеальный мистер Никто.
— Ну, хоть что-то?!
— Ничего, Шон, — отрицательно помотала головой девушка. — Ровным счётом ничего. Свалился с неба и исчезнет так же внезапно и бесследно, когда выполнит то, что задумал.
— Я всегда доверял твоей интуиции…
— Доверься ей и сейчас. Мы действительно вляпались в дерьмо со всей этой историей, Шон. А Джейк в самом деле хочет нам помочь. И нам, и Расселам. И я думаю, он единственный, у кого это получится.
— Почему мы не можем просто отойти в сторону, чёрт побери?! Пусть этим занимается полиция!
— Если с этой женщиной и с её детьми что-нибудь случится, мы до конца наших дней не сможем спать спокойно, Шон. И ты знаешь это так же хорошо, как и я.
— А деньги?!
— Посмотрим.
— Ты спятила, детка. Я понимаю, что это заразно, но…
— Дело не в этом, Шон. Совсем не в этом, хотя Джейк… Шон, ты когда-нибудь убивал человека?
— Мэгги, да что с тобой?! Ты прекрасно знаешь – я, даже будучи полицейским…
— Вот, Шон. А Джейк делал это.
— Откуда тебе это известно?!
— Ох, Шон, — Мэгги улыбнулась и покачала головой. — Я ведь женщина. Я чувствую. Он делал это, поверь мне. Много, много раз. И потому с Карлуччо справится он, а не мы. Он может и умеет убивать, а мы с тобой вряд ли на это способны. Нам ведь не нужно притворяться друг перед другом, правда?
— Мэгги, чёрт тебя подери. Существует закон.
— Законы существуют для честных людей, Шон. Для нас с тобой. Не для Карлуччо. Карлуччо плюёт на закон, и закон не успевает за ним. Почему, отчего – это долгая история, и нашей с тобой жизни не хватит, чтобы стало по-другому. Поэтому нам не обойтись без помощи таких, как Джейк. Джейк разделается со всякой мерзостью вроде Карлуччо, а мы будем молиться о том, чтобы Господь смилостивился над Джейком и спас его бессмертную душу. Во всяком случае, я буду молиться.
— Чем он тебя приворожил?!
— Ты говоришь глупости, Шон, и ты это знаешь. Ты мой единственный мужчина… и всегда будешь им. А Джейк просто помог мне осознать это так чётко, как я прежде и представить себе не могла.
— Я… я тоже тебя люблю, Мэгги, — краснея, пробормотал Хоук. — Чёрт возьми! Позови его, он уже, наверное, Бог знает что о нас думает!
— Ничего он не думает, Шон, — Мэгги вдруг улыбнулась и, убрав со лба непокорную прядь волос, поднялась и шагнула к двери.
— Ладно, Джейк, — сопя, проговорил Хоук, когда Гурьев вошёл и снова уселся на диван. — Всё равно, мне, конечно, это не нравится, но…
— Мне тоже, Шон. Но мне нравятся мои миллионы, которые я собираюсь непременно заполучить.
— Зачем вам деньги, Джейк? Только честно. К тому же… таким способом? Вы явно не нуждаетесь, да ещё и…
— Шон!
— Подожди, Мэгги. Я хочу знать, правда. Я бы предпочёл отказаться от этих проклятых денег, только бы не рисковать жизнью миссис Рассел и детей. Но вы… У вас что-то на уме, Джейк. Что?
— Жизнь миссис Рассел и мальчиков – в любом случае вне опасности. Я сумею вмешаться, если события начнут принимать нежелательный поворот, на любом этапе. Ребята, — Гурьев посмотрел на детектива и Мэгги, вздохнул. — Мне не хочется нагружать вас сведениями, которые отнимут ваш покой надолго. Вот совершенно. Просто поверьте мне, пожалуйста, что ничего страшного не случится ни с вами, ни с Расселами. Разумеется, пока я пребываю в роли командующего парадом.
— Вы так и не ответили, для чего вам деньги, Джейк.
— Уж точно не затем, чтобы играть на них в бильярд, — попытался отшутиться Гурьев.
— Не может быть, чтобы деньги играли здесь ключевую роль. Для вас, во всяком случае, точно.
— Я считаю, что это будет справедливым вознаграждением за наши усилия по спасению миссис Рассел и мальчиков от неминуемой гибели. Кто знает, может, кому-то из этих малышей суждено стать будущим президентом этой страны, — во всяком случае, я не удивлюсь. Вы ведь понимаете, что возвращать заложников живыми Карлуччо не собирается.
— Догадываюсь, — Хоук помрачнел ещё больше.
— Получается, альтернативы нет. А испуг пройдёт. И мистер Рассел поймёт, наконец, что деньги – далеко не самое важное в жизни.
— А, так вот в чём дело… Наставник заблудших, — ухмыльнулся детектив. — Это из-за того, что Рассел крутит шашни с большевиками? Хотите как следует проучить его?
— Не стану вас разубеждать, дружище, хотя, руководствуясь одним лишь этим мотивом, я вряд ли решился бы на то, что собираюсь сделать, — серьёзно кивнул Гурьев. — Однако, время. Давайте оставим философические экскурсы и займёмся деталями операции. Потому что это крайне важно и от этого зависит успех. А потом я побеседую с Джованни Карлуччо.
— Это ещё как вы собираетесь провернуть?!? Нет, вы всё-таки определённо сумасшедший!
— Ну, не без этого, — покладисто наклонил голову набок Гурьев. — Мы же не можем всё делать сами. Нам должен помогать кто-нибудь на той стороне. Так что без Джованни нам никак не обойтись.
— А как же с деньгами?
— Предоставьте это мне. Чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас. Да и мой сон будет спокойнее.
— Не представляю, как можно управиться с такой суммой без риска загреметь за решётку на следующий день. Тем более, что миссис Рассел…
— Шон, старина, не морочьте себе голову догадками и предположениями. Всё равно вы ничего правдоподобного не придумаете. Давайте лучше займёмся нашими делами. Время не терпит.
Детективу не оставалось ничего другого, как согласиться с этим предложением.
Нью-Йорк. Февраль 1934 г
Гурьев нисколько не кривил душой перед Хоуком. Схема, придуманная им, должна была сработать, как швейцарские часы, поскольку ключевым элементом в ней состоял вице-консул Швейцарии в Нью-Йор-ке Клод Вилье.
Гурьев подцепил швейцарца на крючок больше месяца назад, сделав это скорее по наитию, чем из какого-то дальнего прицела. И теперь это знакомство оказывалось как нельзя кстати. За время своего пребывания в городе Жёлтого дьявола Вилье проиграл в покер и в бильярд – в основном в покер, конечно – сумму, которую Швейцарская Конфедерация выплачивала своему служащему лет эдак за десяток. Гурьев, вовремя узнав об этом, консолидировал долги бедолаги у себя меньше чем за четверть их величины. Кредиторы были счастливы избавиться от безнадёжного должника, а Гурьев получил в своё распоряжение очередной экзотический инструмент. Пару недель спустя он обменял небольшую порцию долговых расписок дипломата на секретный номерной счёт в одном из отделений Credit Suisse в Цуге.[69] Тогда Гурьев ещё не был окончательно уверен, для чего они ему нужны – и Вилье, и счёт. Зато теперь схема отчётливо выстроилась у него в голове.
— Ну, старина, как ваши дела? — ласково спросил Гурьев, когда Вилье, все ещё неуверенно озираясь и явно чувствуя себя не в своей тарелке, опустился на парковую скамейку рядом с ним. — Вы не очень-то хорошо выглядите, — озабоченно добавил Гурьев. — Вам нужно больше времени проводить на свежем воздухе.
— Именно поэтому вы вытащили меня сюда в такое время? — ёжась и потирая руки в перчатках, спросил Вилье. Солнце уже скрылось за горизонтом, и длинные тени деревьев ползли по земле, протягивая к скамейке свои щупальца.
— Ах, Клод, дружище, да расслабьтесь вы, в самом деле, — Гурьев хлопнул швейцарца по плечу. — Я предпочитаю обсуждать кое-какие вопросы именно на свежем воздухе. Природа, деревья, птички, — всё это располагает на лирический лад.
— Для птичек уже поздновато, — хмуро заметил Вилье и снова поёжился.
— Ну, это смотря для каких, — улыбнулся Гурьев. — Ума не приложу, что с вами делать, Вилье. Я ведь потратился на вас, а толку пока что никакого. Неужели я просчитался? Как там у нас дела с выплатами?
— А счёт?! Разве вы смогли бы его заполучить без моей помощи?! Джейк, вы же знаете моё положение… — Вилье готов был расплакаться, и Гурьев это видел. — Клянусь Богом, я верну вам всё до последнего цента, но давайте…
— Счёт – это замечательно, — перебил его Гурьев. — Вот только зачем мне счёт, если я не могу положить туда деньги? По странному капризу ваших друзей-банкиров, Вилье, такая чудесная штука, как закодированный счёт, имеет смысл только тогда, когда на нём лежит пара-другая сотен тысяч. А иначе им просто невозможно пользоваться, — Гурьев трагически вздохнул и посмотрел на трясущегося Вилье исполненным удивления и жалости взглядом. — Да, чувствую, вы никак не можете мне помочь, хотя, безусловно, хотите. Ведь вы хотите мне помочь, Клод?
— Очень хочу, — почти искренне подтвердил Вилье, больше всего на свете желая, чтобы этот красавец с ужасными серебряными глазами, чьё сияние буквально вынимало из дипломата душу, немедленно провалился сквозь землю.