Господин следователь. Книга 2 - Евгений Васильевич Шалашов
Нюшка Сизнева понурила голову, пробурчала:
— Интересно.
— Тогда расскажу, — пообещал я, искоса посматривая на пристава.
Бедный Антон Евлампиевич. Поначалу, видимо, решил, что молодой следователь спятил, а теперь смотрит на девчонку открыв рот.
— Так в чем ошибка-то? — напомнила о себе Нюшка.
— Все дело в собаке, — сказал я.
— В собаке?
Пришлось пускаться в пояснения и рассуждения.
— Все мужики твердили — залаяла собака, ей вторили остальные. Верно? Не слишком ли часто повторяли про одну собаку? И все спросонок определили — вначале одна, потом остальные? Это правдоподобно, как ты считаешь? Как же тут не задуматься. У Федора Сизнева во дворе две собаки, у Гаврилы одна. Будь ты на месте конокрада, на чей двор полезла?
— Туда, где одна собака, — кивнула Нюшка.
— Умница. Если бы говорили — собаки залаяли, я выбежал на шум — то никаких зацепок. Залаяли и залаяли, собакам положено лаять. Но если все говорят об одной собаке, какой напрашивается вывод? Что человек, давший наставления мужикам, соединил правду и вымысел. А крестьяне, словно попугаи все запомнили и талдычили.
— А как вы догадались, что это я придумала? — спросила девчонка со страхом, смешанном с гордостью
— Ты мне сама и сказала, — пожал я плечами.
— Когда? — вскинулась девчонка.
— В самом начале, когда ты дорожки в избе скатывала,— пояснил я. — Вчера, как мы приехали, то вся изворчалась — мол, сегодня убирай и вчера убирала. Резонный вопрос — зачем ты вчера половики скатывала? Значит, в ваш дом приходили мужики, а ты, девчонка аккуратная, грязь не любишь.
— Не люблю, — подтвердила Нюшка.
— Я поначалу на твоего отца думал. Игнатий, человек умный, не зря приказчиком на складе служит…
— Управляющим, — поправила меня девчонка.
— Тем более, управляющим. Придумал кто-то умный, но твой отец в эти дни дома почти и не был. Значит, мужики приходили к тебе. Вот теперь самое непонятное. Взрослые люди пришли за советом к девчонке. Как так?
Нюшка подняла голову и улыбнулась.
— А я умная, — сообщила она. — Читать и считать умею, писать тоже. В город часто хожу. Цены примечаю — где меньше, где больше. Слушаю, о чем приказчики купеческие разговаривают. На меня внимания не обращают — девчонка, да еще маленькая. Что она понимает? Записываю, потом думаю — кому выгоднее шерсть продать, кому сено. А вот с зерном у нас плохо, земля худая, самим покупать приходится, так я тоже смотрю — у кого подешевле. И покупать лучше пораньше, не весной, пока цены не подняли. С пуда две копейки — и то выгода. Надо мной поначалу смеялись, затрещины отвешивали, потом прислушиваться стали. С год уж за советами ходят.
— Отцу, наверное, ты помогла управляющим стать? — полюбопытствовал я.
— Немножко, — хихикнула Нюшка. — Господин Высотский, которому склад принадлежит, хотел барочные гвозди у мужиков брать — двадцать пудов. Если поменьше, пуд или два, можно проверить, перебрать, а двадцать — долго. Высыпать, перебрать — дел на полдня. Поэтому, только верхние смотрят. А я услышала, что половина гвоздей не из привозного железа — оно хорошее, а из болотного. Болотную руду добывать трудно, да и плохая она, зато деньги на уральскую не надо тратить. Половину гвоздей мужики из привозного железа отковали, половину из нашего. И плохие гвозди в самый низ сунули. Потом-то бы все раскрылось, но денежки-то у господина Высотского уже тю-тю. Я тятеньке рассказала, он решил всю партию перебрать. Ох, и ругались мужики! Зато господин Высотский прознал, тятю управляющим назначил.
— Ну, девка, ума у тебя палата, — покачал головой Ухтомский.
— Умная девушка, — согласился я. — Ладно, а мужики-то что?
— А что мужики? — хмыкнула Нюшка. — Дядька Гаврила вначале пришел, за ним остальные — а что делать-то? Ежели ворюгу все убивали, то все в Сибирь и пойдем? Спрашивают — подскажи, ты девка умная. Жалко дядьку — он моего тяти четвероюродный брат. Родня, как никак. Тут я и думаю — если одна половина деревни на другую покажет, а другая — на эту, и каждая на своем настаивать будут, до правды никто не докопается.
— Анна Игнатьевна, как хорошо, что ты моей женой никогда не станешь, — искренне сказал я. — От умной жены надо подальше бежать, а от такой как ты — еще дальше.
— Не женятся господа на крестьянках, — наставительно произнесла Нюшка, словно она не деревенская девчонка, а героиня какого-нибудь романа. — А если бы и женились, я бы за вас замуж не пошла.
Пристав захохотал, я немного обиделся.
— Почему это?
— А потому, барин, что вы тоже умный. А двое умных в одной семье быть не может, одна голова должна быть. Станет две — разлад пойдет. Вы бы лучше сказали — что мне за это будет?
Пристав посмотрел на меня, я на пристава.
— Тебе сколько лет? — поинтересовался я. — Четырнадцать? Если четырнадцать, тогда ничего. Если бы убила кого или украла что-то, тогда да. А введение следствия в заблуждение наказуемо только с совершеннолетия.
— А что с дядькой Гаврилой будет? В Сибирь сошлют или смертью казнят? А с остальными?
Вот ведь, неугомонная девка. Не стану же ей говорить, что вначале нужно получить признание Паромонова, потом придется допрашивать по новой всех мужиков, а еще и баб. Но даже если все расскажут чистую правду, скорее всего, ни Сибирь, ни даже заключение никому не грозит. Что взять с Гаврилы Паромонова? Мужик пытался защитить собственное имущество, а если попадется толковый присяжный поверенный и подскажет, то вообще заявит — мол, конокрада застал на месте преступления, тот пытался меня убить, народ кинулся спасать земляка. Конокрада убили, но не хотели, так получилось. А врали следователю, так бес попутал, со страха.
— Барин, а дорожки?
Точно, собирался купить. Не знаю, зачем они мне? Но коли обещал, придется.
— Беру три штуки, даю рубль.
— Маловато барин. Сами сказали, никто за язык не тянул — красота тут, которую на стенку надо повесить и любоваться. За красоту полтинник накиньте.
Вот ведь, малолетняя вымогательница. Выскреб из кармана все серебро, рубля на два и высыпал в загребущую ручку. Красота денег стоит. И девчонка мне понравилась. Про таких говорят — из ума сложена. Только, не дай бог, если у
