Атомный пирог - Марципана Конфитюр
Потом шла история. К ней я отношусь более-менее. Ну, то есть, я не против, но только если изучать в разумных пределах, а не все-события-на-свете. И даты чтоб не спрашивали. Да, и вот ещё не понимаю, для чего нам изучать историю других стран: ведь мы живём в Америке! Вот сегодня, например, учитель рассказывал про события в послевоенном СССР. Я, конечно, понимаю, что врага надо знать в лицо, но разве для этого прямо так обязательно выучить точный год, когда Сталин расстрелял своих врачей, когда Молотова, когда Берию, когда Маленкова?.. Мне они все на одно лицо, если честно. Хотя, знаете, немного забавно и странно учить по истории те события, которые произошли уже после моего рождения: ну, десять там, пятнадцать лет назад. Столько лет учили мы эту историю в школе, и вот всё заканчивается… Сначала был Древний Египет, потом Крестовые походы, потом первые поселенцы, потом война за независимость, потом Гражданская, потом Первая мировая, потом Вторая. А потом наступило сегодня. Реальная жизнь. А не школа…
По двум сторонам кабинета истории у нас висят портреты президентов по порядку: на одной стене — от Вашингтона от Хейса, а по другой — от Гарфилда до современности. Рядом с моей партой висят несколько последних: Кулидж, Гувер, Рузвельт, Трумэн, Маккарти, Даллес, Кеннеди, Голдуотер и нынешний — Уоллес. После Уоллеса одно пустое место. Через три года сюда повесят ещё кого-нибудь. Интересно, а потом? Наш класс выглядит так, словно на 39-м президенте всё и закончится…
Когда учитель начал рассказывать про какой-то «второй заговор военных», закончившийся очередными расстрелами — Жукова и прочих там товарищей — мне стало совсем скучно. Сначала я решила ещё раз нарисовать себя на концерте. На этот раз это был не тот концерт, который уже случился, а тот, что ещё предстоит. Казалось бы, тут фантазия могла бы разгуляться по полной, но сказочные допущения вышли у меня все те же самые: первый ряд, выпускное платье, Элвис, запечатлённый в момент самого отъявленного вихляния — и снова непохожий, чёрт возьми!.. Тогда я взяла другой лист и решила нарисовать его одного — крупным планом, лицо и причёску. Ну, типа как фотка на документы. К тому времени, как Сталин расстрелял Хрущёва, портрет был в основном уже готов и — знаете что? — он вышел кое-в-чём похожим даже! А если смотреть издали, прищурившись, то даже весьма похожим. Чтобы убедиться в этом, я отодвинула своё произведение на расстояние вытянутой руки — как раз в том направлении, где за Уоллесом грустило пустое место…
— Угадайте, что стало с Булганиным? — «интригующе» пробубнил учитель.
— А угадайте, кого Ава выдвигает на следующие президентские выборы? — громко выдал сосед сзади.
— Преслика в презики! — крикнули слева.
Класс захохотал. Чья-то тяжёлая рука вырвала мой листочек с портретом и в следующую секунду он, скомканный, пролетел над моей головой в сторону доски.
Парень сзади сразу же получил от меня книжкой по голове, но портрета было уже не восстановить. Ладно, к тому, что смеются над моим увлечением, я уже привыкла. Но зачем рисунки людям портить?!
9. Я обедаю с Вики
А потом настал обед.
Ну наконец-то!
В столовой я выбрала радиоовощной салат, макаронную запеканку и сладкую булочку. Отказаться от аполлолы было нельзя. Я бросила тридцать центов в раздаточный автомат, нажала код, дождалась, когда роботическая рука наберет мне полный поднос и помчалась искать Вики. Она сидела на нашем обычном месте, возле окна, и задумчиво месила пюре из радиобатата.
— Привет! — сказала я. — Ну наконец-то! Мне стольким с тобой надо поделиться!
— И мне тоже. Представляешь, я исправила вчерашний «неуд» по математике!
— М-м-м… Круто… — Я уселась рядом. — А я всё не могу отойти от концерта! Я его видела, Вики! Нет, ты представляешь? И я его трогала! Он был близко, вот как ты сейчас! Я дотронулась вот этой самой рукой! И не мыла её со вчерашнего. Хочешь лизнуть?
— Фу, зачем ещё? — Вики скривилась.
— Ну не знаю. Если б ты его потрогала, то я бы захотела…
— Спасибо, буду знать.
— Тогда я просто тебя потрогаю, чтобы поделиться, — сказала я и погладила Вики той самой рукой возле уха. — Вот тут я его и касалась.
— Ну классно, — ответила Вики без всякого выражения.
Кажется, что-то её беспокоило.
— Он тебе тоже не нравится, да? — предположила я самое страшное.
— Нравится. Дело не в этом. Вот как ты считаешь: можно ли по анализу крови узнать, что отец мужа моей сестры в юности увлекался коммунистическими идеями?
Я опешила:
— О чём ты? По какому-такому анализу?
— Ну, не знаю. По какому-то. По крови.
— А чья кровь-то?
— Моя.
— А при чём тут отец сестры мужа?
— Отец мужа сестры! — раздражённо поправила Вики. — Говорят, что завтра у всех классов вместо уроков будет просмотр какого-то фильма, а после всех погонят сдавать кровь. Якобы проверка на устойчивость к полиомиелиту. У кого недостаточно иммунитета, воткнут дополнительную прививку.
— Ну и что? Ты уколов боишься?
— Не боюсь я уколов. У меня пара друзей подозревает, что все россказни про полиомиелит это для отвода глаз. На самом деле про анализу будут выяснять, кто ты такой, чем занимаешься, что у тебя на уме… Ну и вот. Я боюсь, что узнают, что Карли моя вышла замуж за сына поганого коммуняки. И что тогда будет? А если меня заподозрят? Не дадут закончить школу, как Фейлхаберу?..
— Прекрати. Кровь твоя. Этот свекор сестры тебе даже не родственник. Откуда там взяться чему-то о нём?
— Вроде так… Ну а мало ли что? Опасаюсь… — Тут Вики понизила голос. — Слушай, может, мне завтра сказаться больной? Прогулять да и всё, а? Ты можешь узнать у отца и сегодня же мне позвонить?..
— Что узнать-то?
— Ну, по крови коммунистов выявляют или как.
— Да откуда он знает! Не врач же он.
— Но он же производит… эти самые… как раз… — замялась Вики.
— Он производит детекторы лжи. Он не медик ни разу.
— А кроме этих детекторов его компания ничего разве не производит? — не унималась моя подруга.
— Детекторы атеистов и детекторы
