Разбойничья злая луна - Евгений Юрьевич Лукин
— Кто, ты выкрутился? — ядовито переспросила Алият, и Ар‑Шарлахи вздрогнул. Оказывается, последнюю фразу он произнёс вслух. Плохо дело… Так, глядишь, скоро бормотать начнёшь без умолку, вроде того старикана с торговой каторги…
— Выкрутился он! — злорадно продолжала Алият. — Нет уж! Вместе бежать помогали — вместе и отвечать будем!..
— Что?! — страшным шёпотом переспросил Ар‑Шарлахи и медленно поднялся на ноги. Алият вскочила, вжалась спиной в угол. Глаза её, однако, по‑прежнему были бесстрашны.
Несколько секунд прошло в напряжённом молчании.
— Дура! — буркнул наконец Ар‑Шарлахи и снова сел. — Кто тебе поверит?
Подумал и добавил в отместку:
— И вообще… Вот узнает Шарлах, что ты в яме под меня легла…
— А я ему не скажу, — успокоила Алият, тоже опускаясь на пол.
Ар‑Шарлахи заморгал.
— Ого! — проговорил он чуть ли не с уважением. — Так ты с ним ещё надеешься встретиться?
— Шарлах своих не бросает, — надменно проронила она. — Не то что вы, слизняки…
* * *
Оба успели проголодаться к тому времени, когда за дверью снова зазвучали тяжёлые шаги стражников. Звонко щёлкнул иноземной работы замок, скрипнули петли, упало узкое полотно света.
— Выходи по одному!
Первым, на правах мужчины, вышел Ар‑Шарлахи и, к своему удивлению, опять был связан. Накрест захлестнув запястья, стражник затянул узел потуже и повернулся к переступающей порожек Алият. Ещё один ловкий захлёст другого конца всё той же верёвки, и пленники оказались в прежнем положении.
— Да погодите… Я же… — начал было Ар‑Шарлахи, но ему приказали замолчать и накинули на шею уже знакомую петлю.
Затем без особых церемоний связанных вытолкнули в судейский дворик и поставили перед досточтимым Ар‑Маурой. Судья собственной тени был мрачен как никогда. Вдоль глинобитных стен, выложенных голубыми с пунцовой прожилкой изразцами, выстроились голорылые стражники. Зеркальные щиты казались окнами, каждое из которых было прорезано в точно такой же дворик, где точно так же восседал на высоком резном стуле грузный судья и стояли у него за плечом начальник первой стражи и секретарь — оба очень бледные, с поджатыми решительно губами. Точь‑в‑точь мраморное изваяние Улькара, что возле фонтанчика.
Судья поднялся и выпрямился во весь свой внушительный рост. Такое случалось нечасто — разве что при оглашении очередного указа государя. Непостижимого и бессмертного.
— Ожидающая справедливого приговора Алият!
Ар‑Шарлахи почувствовал, как напряглось в ожидании тело стоящей рядом с ним женщины. Не будь он столь озабочен собственной судьбой, сердце его, наверное, стиснулось бы от жалости к этой кобре. Несмотря ни на что.
— Передаём тебя в руки государя.
Ар‑Шарлахи содрогнулся. Такой формулировки ему ещё слышать не доводилось. Это могло означать что угодно, вплоть до смертного приговора.
Однако следующие слова судьи поразили его ещё больше.
— Ожидающий справедливого приговора Шарлах!
Сначала он подумал, что ослышался. Или что судья нечётко произнёс его имя. Однако в следующий миг глаза их встретились, и Ар‑Шарлахи понял, холодея, что никакой ошибки не было…
— Передаём тебя в руки государя…
Он разомкнул внезапно пересохшие губы, но из перехваченного горла выдавился лишь жалкий, недостойный мужчины писк. Судья внезапно шагнул к Ар‑Шарлахи и, явно нарушая церемониал, дрогнувшей рукой пожал связанные запястья. Так и не подняв глаз, прогудел расстроенно:
— Прости… Так уж вышло…
Глава 5
Непостижимый и бессмертный
Одолевая встречный ветер, лёгкая почтовая каторга шла на мускульной тяге по огромным такырам Талланы, держа курс на Харву. Внизу, во тьме, духоте и вони, подогреваемые крепким вином каторжане, лёжа в промокших от пота люльках, из последних сил толкали ногами перекладины ведущих барабанов. Смену приходилось делать каждые полчаса, и всё же люди были измотаны до крайности. Потом, к полудню, ветер сменился, на обеих мачтах взвились косые паруса, и каторжанам наконец дали отдых.
Крохотный полутёмный отсек с узким зарешечённым окошком на потолке потряхивало и накреняло. Скрипели переборки. Стиснув зубы, Ар‑Шарлахи лежал лицом к стене и в который раз с ужасом осмысливал случившееся.
Его просто принесли в жертву. Судья, секретарь, начальник первой стражи — все трое с откровенной и бесстыдной прямотой спасали свои шкуры. А разбойник, конечно, ушёл… Во всяком случае, на след его они так и не напали… Вполне возможно, что Шарлах даже и не покидал тени Ар‑Мауры, затаился в доме у какого-нибудь своего пособника и теперь ждёт, когда кончится суматоха… Да она, собственно, уже и кончилась. Какой смысл ловить разбойника, если он пойман ещё позавчера, а сегодня утром отправлен с почтовой каторгой в Харву?..
А в Харве, конечно, Шарлаха в лицо никто не знает… Да и откуда? Разбойничал он вдоль Пальмовой Дороги, к предгорьям не приближался… Зато должны знать в лицо самого Ар‑Шарлахи! У него, если на то пошло, пол‑Харвы знакомых, любой подтвердит, что он — это он, а никакой не Шарлах… Нет‑нет, всё, оказывается, не так уж и плохо…
Ар‑Шарлахи приподнялся, насколько позволяла короткая стальная цепь, и стукнул кулаком в переборку. Он колотил в неё до тех пор, пока не открылась низкая дверца.
— Чего шумишь?
— Послушайте! Произошла ошибка… Я не Шарлах! Я — Ар‑Шарлахи!
Голорылый недоумённо нахмурился:
— Какая разница?
— То есть как?.. — голос Ар‑Шарлахи упал до шёпота — Меня зовут Ар‑Шарлахи…
— Ну правильно, — недовольно сказал голорылый. — В сопроводительных свитках так и написано, что это одно и то же лицо… А будешь шуметь — ещё и за ногу прикуём.
Дверца закрылась, и Ар‑Шарлахи, замычав, повалился на дощатый пол. Убили… «Одно и то же лицо…» Шакалы!.. Додуматься до такого мог только досточтимый Ар‑Маура, больше некому! Он ведь знал о том дурацком давнем доносе… Ну, судья! Ну, судья!.. «Прости… Так уж вышло…» Не‑ет, досточтимый, такого никому не прощают…
А что, если… Взять и самому донести в Харве на Ар‑Мауру? Так, мол, и так, вёл крамольные беседы с узником, дурно отзывался о государе, подбивал взбунтовать Пальмовую Дорогу… Нарочно отпустил настоящего Шарлаха, а взамен подсунул ни в чём не повинного Ар‑Шарлахи, боясь, что тот донесёт… Хм, а ведь довольно складно всё выходит…
Да нет. Складно‑то складно, а кто подтвердит? Сам судья? Секретарь? Или, может быть, начальник первой стражи?.. Ну, этих троих, положим, можно обвинить в сговоре, тем более что так оно и было… Но есть ведь ещё и Алият! Уж эта‑то, будьте уверены, не моргнув глазом поклянётся, что прибывший с ней на почтовой каторге — именно Шарлах, и никто иной…
В полном отчаянии он скрипнул зубами и ударился лбом об пол. Потом, не