Сапер. Том II (СИ) - Вязовский Алексей
Поговорили, решили после занятий поехать и посмотреть места будущих взрывов, как говорится, на местности. Одно дело — на карте, другое — в жизни. Спросил, когда заканчиваем, вызвал из управления машину.
Решив отлить, чтобы ничего не мешало учебе, зашел в сортир. Там тоже стояли слушатели, смолили сигареты и обсуждали потихоньку то, куда их занесло. Один лейтенант бурно сомневался в реальности затеи, мол, никуда это всё не годится, приборы сложные, хрен его знает, как сигнал пройдет, да как среагирует. Короче, разлагал коллектив. Вот же жопа с ручками! Вроде и отбирают их тщательно, и проверяют, и инструкциями по самую маковку загружают — а обязательно найдется вот такой умник, который лучше всех знает, как правильно сделать. Как в том анекдоте: все в говне, и тут выхожу я, весь в белом.
— Лейтенант, представьтесь! — я решил закончить всю эту байду в зародыше, чтобы никому не повадно было ляпать тут языком вместо учебы.
— Лейтенант Левченко, командир взвода спецминирования Главного военно-инженерного управления, — ответил он, нисколько не смутившись. Мол, знай наших, я вон из каких заоблачных высот прибыл, а вы тут до сих пор в местном навозе плаваете.
И тут меня как осенило. Точно, был такой Левченко, известная в узких кругах личность. Его оставили в Киеве для того, чтобы довести дело со взрывами до конца. А потом не то он в плен попал, не то сам сдался, и выдал немцам кучу объектов. Рассказал мне об этом Вася Курочкин, мы с ним из окружения выходили. Хороший парень, жаль, погиб в перестрелке, так до наших и не дошел. Из всей группы тогда из города смогли выбраться единицы.
Ладно, лейтенант-спецминер, посмотрел Киев — и хватит. Езжай назад, спасайся от плена. Может, и правда, тебя захватили не по твоей воле. А человек слаб: один раз мошонку дверью прижмут, расскажешь даже какой величины лист лопуха был, которым ты в детстве задницу вытирал. А что дурак — так это, говорят, нигде не лечится. Сейчас занятия закончатся, и я тебе организую отбытие на исходную позицию.
Обучение продолжились. Теперь Старинов рассказывал о закладке мин на неизвлекаемость. Вот это до каждого сапера доводили, было такое. И у немцев метода была. Да у каждого мало-мальски опытного минера свои улучшения имелись. Помню, в конце сорок четвертого и мы всё это немного доработали и улучшили. Без ложной скромности, и мой вклад в том есть. Так что я дождался, когда полковник закончит, и влез:
— Разрешите дополнить?
Старинов глянул на меня с интересом, всё же его изобретение:
— Слушаем, товарищ старший лейтенант.
— Если вот здесь и здесь…, — и я выложил быстро нарисованную схему — Надо такую вот проволочку, с изгибом. А тут…
Не знаю, пошло ли оно тогда в дело, пока бумаги ходили, и война кончилась, но почему сейчас не попробовать?
— Интересно, а ведь может сработать…, — задумавшись, произнес Илья Григорьевич. — Спасибо, товарищ старший лейтенант.
— Служу Советскому Союзу.
***
Вопрос с Левченко я решил тут же, зайдя к начальнику курсов. Сказал, что лейтенант, конечно, грамотный, только вот язык как помело. Нечего ему тут делать. Майор записал что-то у себя, поблагодарил за бдительность, и я пошел со спокойной душой.
Возле входа уже стояли Голдович и тот самый майор, который присутствовал на занятиях. Когда я представился ему и Старинову, он только кивнул и пожал мне руку. Шифруется, секретность блюдет. Сели в штабную «эмку», ждавшую нас неподалеку от входа в Дом Красной Армии и поехали на Крещатик: именно там располагались основные объекты. Смотреть на эту улицу, которую совсем скоро мы своими руками превратим в груду развалин, было больно. Смогут ли потом построить такую красоту? Майор о чем-то разговаривал с Голдовичем, они что-то уточняли на схеме, а я просто глазел в окно. Когда такие зубры говорят, таким как я лучше помолчать.
Мой час наступил на Крещатике. На время я стал если не самым главным, то уж точно не сбоку припека. Потому что у меня был гроссбух, в который я заносил название объекта и говорил, сколько взрывчатки, когда и откуда сюда привезут с армейских складов. Чтобы не получилось так: машина приедет, а встречать некому. Тем более, что основная часть работ будет вестись глубокой ночью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})На площади Калинина я посмотрел в сторону и как в первый раз увидел киевский небоскреб, торчавший над всей окружающей местностью. Сколько раз мимо проходил, проезжал, и только сейчас подумал, что для моей задумки этот дом пригодится.
— Извините, а это здание?.. — я кивнул на эту громаду не то одиннадцати, не то двенадцати этажей высотой.
— Дом Гинзбурга? Начали завозить взрывчатку в подвал, жителей выселили уже, — буркнул Голдович, недовольный тем, что я его прервал.
Я еле дождался, пока поездка закончится. Для этого дома у меня есть применение получше, чем просто превратить его в груду кирпича!
Аркадий, увидев меня, несказанно обрадовался. Будто наконец-то встретил дорогого родственника, или лучшего друга, после долгой разлуки.
— Петя, зашиваюсь, с ног валюсь! Веришь, с утра только воды на бегу выпил, не жрамши и не срамши. Спасай, а то так скоро придется потратить казенные патроны, чтобы дать залп над моей могилкой! Опять этот телефон! — он с ненавистью посмотрел на эбонитовое чудище, заливавшееся на столе.
— Я прикрою, — успокоил я Масюка. — Сходи, перекуси что-нибудь, я тут пока буду держать оборону.
Аркадий ушел, я остался в приемной. Мне бы тоже поесть не мешало, но это подождет, сейчас надо поймать Кирпоноса, и желательно в хорошем настроении, да чтобы у него свободного времени хотя бы минут десять образовалось. Да уж, скорее марсиане прилетят и нам придется против них обороняться, как в той книжке Уэллса, тут и войне конец.
Но чудеса всё же случаются. Буквально через пару минут из кабинета командующего вышли Тупиков с начартом Парселовым и за их спинами послышался голос Михаила Петровича:
— Не закрывайте, пусть проветрится немного.
Но предательский сквозняк вместо свежего воздуха с громким хлопком захлопнул дверь и я пошел ее открывать.
— Здравствуйте, товарищ генерал, — поприветствовал я его макушку, смотревшую на меня.
— А, Соловьев, — поднял голову комфронта. — Что там на курсах? С Голдовичем потом всё уладили?
— На курсах всё в порядке, — доложил я. — Пришлось одного списать, домой отправить, слишком язык распускал. В остальном — без нареканий. Люди собрались знающие, ответственные, поставленную задачу понимают и готовы выполнить ее любой ценой. С Голдовичем практически все вопросы решаем. Только вот ещё…, — добавил я, увидев, как Кирпонос опускает голову к документу, который он до этого просматривал.
— Опять что-то придумал? — немного недовольно спросил Михаил Петрович.
— Да. Разрешите изложить?
— Ну излагай уже, — вздохнул Кирпонос. — Куда от тебя денешься. Только коротко и по существу.
— Первое. Мне надо остаться в Киеве. Ну, когда…, — в разговорах между собой слова «сдать Киев» старались не употреблять, будто это было плохой приметой. Даже на мою недосказанность начфронта скривился как от зубной боли. — Есть соображения.
— И что же это за соображения, что кроме тебя сделать некому? На всем Юго-западном фронте ни одного человека не найдется? — заинтересованно спросил Михаил Петрович. Что же, удивить его мне удалось, есть шанс, что хотя бы послушает до конца.
— Крещатик будет разрушен, так? — он кивнул, соглашаясь. — Но немцам захочется провести парад, или что-то подобное. Столицу ведь возьмут, не хутор. — и снова Кирпонос молча подтвердил мои рассуждения. — Самое удобное место для этого после площади Калинина — место перед университетом.
— Других мест хватает, — буркнул комфронта. Эх, Михаил Петрович, не могу же я вам сказать, что не догадываюсь, а точно знаю: именно будет там немецкий парад! И очень непростой парад
— Пути подхода, близость к центру, много факторов за это говорят, — возразил я. — Понятное дело, там всё будет оцеплено, муха не пролетит. Я считаю, что на параде обязательно должен присутствовать какой-нибудь главный немецкий генерал. Может даже сам фон Клейст! Или еще какой туз из верхов.