Лион де Камп - Аристотель и оружие
Мне не терпелось добраться до работ Аристотеля, посмотреть, как я повлиял на его взгляды, и попытаться понять, какое отношение это имело к последующему развитию событий. По упоминаниям его работ в других книгах, имевшихся в этой библиотеке, я понял, что многие из них дошли до наших дней, хотя названия их были иными, чем названия сохранившихся в моем мире произведений. Единственными подлинными образцами его сочинений в нашей библиотеке были три эссе: «О правосудии», «К вопросу об образовании» и «О страстях и гневе». Ни в одном из них не было и следа моего влияния.
Я перерыл почти всю библиотеку сахема, пока наконец не нашел ключ к разгадке. Это был перевод на иберийский язык книги «Биографии великих философов», написанной Диомедом из Мазаки. Я никогда не встречал имени Диомеда в литературных источниках моего мира, и, возможно, он никогда не существовал. Как бы то ни было, он посвятил большую главу Аристотелю, и из нее взят следующий отрывок:
«Итак, во время пребывания в Митилене Аристотель прилежно изучал естественные науки. По свидетельству Тимофея, он собирался написать серию работ, в которых хотел исправить ошибки Эмпедокла, Демокрита и других своих предшественников. Но после того, как он переехал в Македонию и занялся воспитанием Александра, к нему однажды явился путешественник Санд из Палиботры, мудрый индийский философ. Индиец высмеял попытки Аристотеля вести научные исследования и сказал, что в его стране уже открыли все то, о чем эллины и не догадываются, но тем не менее индийцам не удалось еще создать удовлетворительную картину Вселенной. Более того, он утверждал, что невозможно добиться реальных успехов в развитии натурфилософии до тех пор, пока эллины не перестанут пренебрегать физическим трудом и не займутся проведением изнурительных опытов с различными механическими устройствами вроде тех, что делают хитроумные египетские и азиатские ремесленники.
Царь Филипп, узнав о пребывании в своей стране этого иноземца и опасаясь, что он может оказаться шпионом иностранной державы, подосланным, чтобы причинить вред юному принцу, прибыл с солдатами арестовать его. Однако на требование царя следовать за ним в Пеллу Санд ответил тем, что поразил молниями всех солдат Филиппа, прибывших с ним. Затем, как говорят, он вскочил в колесницу, запряженную крылатыми грифонами, и улетел в сторону Индии. Но из других источников известно, что человеком, пытавшимся арестовать Санда, был правитель Антипатр; Санд окутал тьмой его и Аристотеля, а когда тьма рассеялась, индиец исчез.
Аристотель, упрекаемый царем за то, что он дал приют столь опасному гостю, и потрясенный кровавой развязкой этой истории, решил оставить занятия наукой. Ибо, как он объясняет в своем знаменитом трактате «О греховности естественных наук», ни один добропорядочный эллин не должен забивать себе голову подобными предметами, во-первых, потому, что для создания обоснованной теории необходимо обработать такое количество данных, что, даже если все эллины не будут ничем больше заниматься в течение веков, они все равно не смогут ничего сделать. Задача, таким образом, невыполнима. Во-вторых, развитие науки требует проведения экспериментов и изобретения механических приборов, а такая работа, хотя и годится для презренных азиатов, имеющих к ней природную склонность, унижает достоинство эллинов. И, наконец, некоторые варвары превзошли уже эллинов в этой деятельности, и не пристало эллинам вступать с низшими народами в соревнование в ремеслах, в которых они от рождения более искусны. Эллинам следует заботиться о незыблемости моральных устоев, воспитании патриотизма, личной доблести, развитии политического мышления и эстетического вкуса и предоставить варварам искусственные средства, позволяющие вести спокойный и добродетельный образ жизни, которые обеспечиваются научными открытиями».
Что ж, так все и было. Автор, конечно, кое-что напутал, но этого и следовало ожидать от античного историка.
Увы! Мои наставления были усвоены даже слишком хорошо. Я не оставил камня на камне от наивной самоуверенности эллинских философов и отвратил их от занятий наукой. Мне следовало помнить, сколь заманчиво создание блестящих теорий и широких обобщений, даже ошибочных. Возможность изрекать истины и есть тот стимул, который заставляет многих ученых годами усердно собирать факты, даже кажущиеся обычными и заурядными. Если бы античные ученые осознали, какого труда требует сбор данных, позволяющих создавать обоснованные теории, они бы ужаснулись и оставили занятия наукой. Именно так и произошло.
По иронии судьбы, здесь я бессилен что-либо изменить. Вернись я в общество с развитой наукой и техникой, я мог, если бы мне там не понравилось, построить новую машину времени, отправиться в прошлое и как-нибудь предостеречь себя от последующей ошибки. Но ничего подобного невозможно сделать в этом мире, где еще не изобретены даже, ну, например, цельнотянутые ниобиевые трубы. Все, что я доказал своим злополучным путешествием, это то, что пространство-время имеет отрицательную кривизну, но кому здесь есть дело до этого?
Если Вы помните, когда Вы приезжали к нам в последний раз. Вы спросили у меня, что значит девиз, начертанный на стене моей кельи. Я сказал, что открою Вам это, когда расскажу всю свою фантастическую историю. Девиз гласит: «От добра добра не ищут», и лучше бы я всю жизнь ему следовал.
Искренне Ваш Шерман Вивер.
